Припекать начало уже после того, как мы вышли на проспект Терешковой и миновали перекрёсток с Южным бульваром. Точно говорю: запаримся мы сегодня. А ночью продрогнем. Лично я в таких температурных перепадах ничего хорошего не вижу. Уж если жара, то жара, а если холод, то лучше не надо. Пусть лучше жара будет. Палящее солнце, тёплое море, горячий песок. Холодное только пиво.
– Молоко, – прочитала на стоявшей в тени бочке Вера и толкнула меня в бок, не дав окончательно заснуть на ходу. – Это действительно молоко продают?
– А что ещё? – пробурчал я, оглядев длинную очередь.
– В Форте коровы есть? – удивилась девушка.
– Зачем? С хутора какого-нибудь привезли, – предположил я. – Хотя запросто и с Лукова могли.
– Сейчас бы парного, – мечтательно протянула Вера.
– Мне, городскому ребёнку, вас, деревенских, не понять, – усмехнулся я и резко обернулся.
Очередь, взмыленная продавщица, скучающий дружинник, блаженно уставившийся в лужу нарк, ещё один, прилипший к забору. Не то. Продающий пирожки колченогий старик, разложивший скобяную мелочёвку перед собой китаец, мрачно наблюдающий за ним молодой парень с вышитой на куртке шестерней. Снова не то.
Я немного успокоился, но тут моё внимание привлёк стоявший недалеко от молочной бочки пожилой мужчина, лицо которого в лучах утреннего солнца казалось немного синеватым. По всему видать, что приезжий: короткая куртка мехом наружу, на поясе длинный тесак, высокие сапоги. С шеи на цепочке с толстыми металлическими звеньями свисает амулет в виде вписанной в круг восьмиконечной звезды. Нет, точно не он.
Неужели показалось? Ведь почувствовал же чей-то взгляд.
Вот оно! Присевший на корточки завязать шнурок поджарый парнишка был определённо мне знаком. Как его... Коста? Случайно коммунар на меня наткнулся, или как?
Коста завязал шнурок и, не взглянув в мою сторону, встал в очередь за молоком.
– Что с тобой? Заснул? – дёрнула меня за рукав Вера. – Пошли.
– Пошли, – согласился я. – Пошли...
И чего коммунару от меня понадобилось? Или это случайная встреча? Ага, да скорее рак на горе свистнет, чем Коста молоко по утрам покупать начнёт. Ладно, надеюсь, никого больше из этой шайки никогда не встречу.
Мы дошли до начала проспекта и уже свернули к пропускному пункту, когда стал слышен гул толпы. Изредка его перекрывали неразборчивые выкрики в громкоговоритель. Митинг там, что ли?
– Эй, уважаемый, что стряслось? – окликнул я мужика, катившего перед собой тележку с обрезанной и укреплённой полосками жести коробкой из-под холодильника. Тот только махнул рукой и выматерился. Это что за дела ещё?
Решив не выяснять отношений, я поправил врезавшиеся в плечи лямки рюкзака и зашагал быстрее. Ничего, скоро сами всё увидим, до пропускного пункта метров полтораста осталось. Вот сейчас комендатуру обогнём, и пришли уже. Но ситуация начала проясняться даже раньше, чем я надеялся.
На углу кучковался десяток бойцов комендантского взвода в полной боевой выкладке: шлемы с пока ещё поднятыми зеркальными забралами, бронежилеты, высокие щиты со вставками из бронестекла, телескопические дубинки, колдовские жезлы «Слезогона» и «Забвения», короткие пистолеты-пулемёты.
На другой стороне улицы на тротуаре припарковался автобус Дружины со вставленными вместо окон листами фанеры и синей полосой по всему борту. Два дружинника от нечего делать развлекались, обыскивая то ли в умат пьяного, то ли обдолбанного парня. Тот тупо мотал головой и никак не мог понять, чего от него хотят.
– Что происходит? – обеспокоенно спросила Вера.
– Сейчас всё сами увидим, – тяжело вздохнул я, предчувствуя, что ничего хорошего нас впереди не ждёт.
И действительно, разворачивавшиеся на площади между зданием комендатуры и пропускным пунктом события относились к разряду тех, про которые так и хочется сказать: «Глаза бы мои на это не смотрели».
Длинная очередь желавших покинуть Форт огибала площадь по правому краю, счастливчики, сумевшие проехать через ворота из-за городских стен, пробирались с левой стороны, а прямо посередине, кое-как сдерживаемая солдатами гарнизона и дружинниками, бурлила толпа человек в двести-триста. Точнее, не человек, а уродов. Перекошенные фигуры, изувеченные лица, неестественно резкие движения, сочащиеся слизью гнойники, вывернутые суставы и скрюченные конечности ясно на это указывали. Да ещё и лозунги скандируют под стать: «Мы тоже люди!», «Позвольте нам жить!», «Мы не виноваты!» Кроме вполне понятных призывов над толпой качались картонки с надписями типа: «Не трогайте наш дом!», «Наш дом – наша жизнь» и «Нет геноциду».
Оставляя свободным только путь для отступления к проспекту Терешковой, толпу с трёх сторон ограничивали выставленные железные ограждения. Конечно, уродам не составило бы труда снести сваренные из нетолстых железных труб конструкции, но сразу за ними выстроились шеренги дружинников и бойцов гарнизона, которые только этого и ждали.
– Разойдитесь, немедленно разойдитесь, – монотонно бубнил вышедший на балкон комендатуры офицер гарнизона. – Проведение митинга не согласовано с Городским советом и мешает нормальному дорожному движению. Разойдитесь, иначе будут применены спецсредства.
Спецсредства – это запросто. А самое верное спецсредство, которое находится на вооружении у сил правопорядка – это дубинки. И большинство этих самых сил уже не прочь ими воспользоваться. Особенно те, кто в первых рядах оцепления. Спецсредства – это как не фиг на фиг. А вот мозгами пошевелить...
Толпа ответила на призыв свистом. Сначала вразнобой, а потом в едином ритме уроды начали скандировать: «Оставьте нас в покое!», «Оставьте нас в покое!», «Оставьте нас в покое!»
– Нам бы к воротам, – показал я стоявшему в оцеплении с краю младшему командиру Дружины бляху, и тут к нам подскочил одетый в рваное пальто урод.
– Оставьте!.. – проорал он прямо мне в лицо.
Сморщившись от тошнотворного запаха, я свободной рукой несильно пихнул его в гипертрофированную челюсть, и он повалился на землю.
– НАС!
– Проходите быстрее, – рванул меня за рукав дружинник – и мы с Верой в обход очереди начали пробираться к воротам.
– В ПОКОЕ!
Вывалившись из очереди к пропускному пункту прямо перед крыльцом.
– ОСТАВЬТЕ!
Я огляделся по сторонам и придержал начавшую протискиваться к ступенькам Веру.
– НАС!
– Зачем ты его ударил? – Вера переложила сумку в другую руку.
– А что, мне с ним целоваться надо было? – Теперь понятно, почему такая очередь. Запускают только по три человека. И это ещё здесь, куда идут только с ручной поклажей. А что тогда на воротах творится?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
