В этом состоянии ему привиделось, что он снова встал и спустился на улицу, где увидел десятки горожан, молча ждущих, пока он шел к дому Уэйнрайта. Он узнал начальника полиции и официантку, которая подавала ему ужин, но остальные ничего для него не значили, как будто у них не было лиц. Мортон чувствовал, что за ним наблюдают, хотя лишь немногие осмелились делать это открыто. На их лицах был написан откровенный голод, который мог бы его ошеломить, не будь это сном. Он продолжал путь.
Илона Уэйнрайт находилась в заросшем саду — стояла у бесформенного куста, названия которого Мортон не знал. С его ветвей свисало несколько длинных цветов, испускающих слабый чувственный запах, перенасыщенный, как приторная конфета. Илона, в бледно-лиловом платье со шлейфом, улыбнулась и протянула ему руку — часть сознания Мортона хотела посмеяться над Илоной за то, что она не в черном, — маня его рукой.
Так близко от горожан Мортон едва заставлял себя двигаться. Он компрометировал себя, свое расследование и ВНС этой страстью к замужней женщине. Одно дело, когда об их отношениях можно было строить догадки, потому что тогда у него была возможность все правдоподобно отрицать. Но если об их свидании станет известно, если их хоть раз увидят вдвоем — никакой возможности опровергнуть выдвинутые против него обвинения уже не будет. Он задрожал, когда взглянул на нее; когда она позвала его по имени, он перестал сопротивляться.
Как холодны были ее руки, и как она обнимала его! Единственное, чего недоставало в ее страстных объятиях — теплоты. К тому времени, когда они оторвались друг от друга, Мортон весь дрожал.
— Вы должны зайти в дом. Позвольте мне согреть вас, — сказала Илона своим очень низким чарующим голосом.
— Я… — Мортон не мог убежать от нее.
— Проходите же, — упрашивала она, идя к открытой двери, которая вела из сада в комнату, — раньше ее принято было называть утренней.
Мортон пошел за ней и провалился в еще более глубокий сон, чтобы проснуться утром бледным и больным, чувствуя, как будто провел целую ночь в бесконечном кулачном бою, который он проиграл. У него ушло больше пяти минут на то, чтобы встать, и когда он наконец это сделал, то был сбит с толку как никогда раньше. Он глупо моргал и пялился на чудовищные обои, как будто это могли оказаться древние нерасшифрованные письмена, а не дурно изображенные листья плюща. Постепенно его мысли начали собираться вместе, и каждая добавляла свою лепту к ощущению головокружения, растущему в нем, и заставляла его чувствовать тошноту.
— Надо вставать, — сказал он сам себе и умолк, едва услышав писклявый звук своего голоса. «Боже! — подумал он. — Это уже не аллергия. У меня, должно быть, грипп».
Так вот что это было, решил он, когда наконец вытянул себя из кровати и пробирался ощупью вдоль стены. Он подцепил какой-то вирус, и тот нарушил его восприятие. Да, это все объясняло. В городе имелись проблемы, в этом нет сомнения, но из-за болезни они показались ему более серьезными, чем были на самом деле. В ванной он уставился в зеркало на свое изможденное лицо, затем широко открыл рот в надежде, что сможет увидеть, не красное ли горло. Угол был неправильный, и он ничего не увидел, хотя горло болело и голова гудела. Она начал бриться, изо всех сил стараясь обращаться с бритвой с привычной тщательностью.
На этот раз ему удалось не порезаться, но к тому времени, когда он отложил бритву, руки ощутимо тряслись. Его кости казались бесформенными, как будто были сделаны из студня. Он наклонил голову и дотянулся до зубной щетки. «Еще один час, — сказал он себе. — Еще час, и я уеду отсюда, уеду прочь. Завтра я запишусь на прием к врачу». Он обдумал это, потом решил, что лучше найдет другого врача, не имеющего отношения к Службе. Тогда, если у него что-то серьезное, это не станет известно Брустеру. Когда с зубами было покончено, он начал чувствовать первые признаки удовлетворения.
Клерка с кислым лицом не было за конторкой, и у Мортона ушло какое-то время, чтобы найти его.
— Мне нужно работать, — заявил клерк, выставляя напоказ ручку метлы, чтобы подчеркнуть свои слова.
— Я бы хотел выписаться. — Мортон показал ключ. — Мой багаж в фойе.
Клерк вздохнул, как будто его просили совершить все подвиги Геракла.
— Так вы уезжаете, — сказал он, направляясь к коридору.
— Да, — ответил Мортон, стараясь быть вежливым.
— Собираетесь рассказать этим, из Внутренней налоговой, что Иерихон вылетел в трубу, так ведь? — Его злоба была скорее показной, чем искренней. — Что они с нами сделают?
— Я не знаю, — серьезно ответил Мортон. — Моя работа — инспекция. Решения принимают другие.
Он вытер руки платком, прежде чем просмотрел поданный клерком счет. Все пункты были заполнены неразборчивым мелким почерком.
— Но вы же должны давать рекомендации, — сказал клерк.
— Я должен подать отчет. Выводы сделают другие. — Проверив счет, Мортон кивнул. — Все в порядке. Сколько я вам должен доплатить?
Клерк назвал цифру, и Мортон дал ему причитающуюся сумму, затем оглядел фойе.
— Это место могло бы быть таким приятным. Я не понимаю, почему вы не сделаете что-нибудь ради этого. Города вроде этого могут быть настоящими приманками для туристов, если правильно взяться за развитие.
Это было всего лишь дружеское замечание, но клерк посмотрел на него, сильно удивленный.
— Мистер Саймз, — сказал он, пока Мортон пытался поднять свои сумки. — Что вы имели в виду?
Мортон взмок. Его озадачило, что он не мог всего лишь поднять сумку и при этом едва не упасть в обморок.
— Я имел в виду… это место… подлинное. И помещение… очень красивое. — Он поставил чемодан. — Если бы вы управляли им правильно, вы могли бы так или иначе добиться какого-то сезонного дохода.
Клерк кивнул несколько раз:
— И здесь было бы много людей, вы говорите?
— Со временем.
Мортон еще раз попытался поднять чемодан, теперь значительно успешнее.
— Я вынесу ваши вещи к машине, — заявил клерк бесцеремонно. — Вам нет нужды так пыхтеть. Хотя молодой человек вроде вас… — Остаток реплики он договаривать не стал.
— Спасибо, — сказал Мортон и передал клерку багаж. — Вы знаете, где моя машина?
— Конечно знаю, — кивнул клерк. — Послушайте, когда вы вернетесь в… где там ваш офис, — можете вы выяснить, что бы они для нас сделали, я имею в виду ВНС, если бы мы захотели превратить этот городок в место для туристов?
— Я попытаюсь. Кто знает, — добавил Мортон не столько искренне, сколько для ободрения, — мне, может, и самому захочется вернуться когда-нибудь.
Он поморщился, когда яркий солнечный свет ударил ему в глаза, поспешно вынул из футляра темные очки и надел их.
— Имеет смысл, — сказал клерк, кивая на очки. — Свет иногда доставляет неприятности.
Открывая багажник, Мортон заметил:
— У меня создалось впечатление, что… извините, если я неправ… что люди в Иерихоне не заинтересованы в переменах и они не хотят превращать это место в туристический городок.
Клерк пожал плечами:
— Ну, лесопилки больше нет, и у нас большие затруднения. Я не могу сказать, что стремлюсь сделать это все необычным и привлекательным, но нам надо есть, как и всем.
Он закончил укладывать багаж и захлопнул багажник.
Мортон протянул ему пятидолларовую купюру, которая была отвергнута.
— Найдите способ добиться, чтобы мы получили немного свежей крови — этого будет более чем достаточно.
Он держался позади, пока Мортон забирался в машину. Мортон завел мотор и уловил легкую нотку удовлетворения в приглушенном реве.
— Кто-нибудь еще из нашего офиса вскоре свяжется с вами.
— Мы будем ждать, — сказал клерк и, к изумлению Мортона, облизнул губы. — Позаботьтесь приберечь нескольких для себя.
Поскольку Мортон не смог придумать подходящего ответа, он переключил передачу и поехал, махнув один раз клерку, прежде чем поднял окно. Возможно, думал он, Иерихон и не будет такой трудной задачей, как он боялся. Возможно, они смогут пойти на необходимые и разумные перемены, лишь бы сохранить свой город. Потрогав маленькие выпуклые рубцы на шее, он круто взял первый поворот на дороге. Что ж, по крайней мере, он сломал лед; он смог найти случившемуся некоторые объяснения — помимо той смехотворной истории, которую рассказал Уэйнрайт, — которые снимут с горожан непосильное налоговое бремя. В целом он был удовлетворен своей работой, хотя происшествия — реальные и воображаемые — с Илоной Уэйнрайт мучили его совесть. Но эта женщина так прекрасна, так неотразима, наверняка многие мужчины время от времени подпадали под ее чары. Как нелепо называть ее вампиром! Останься он там надолго, мог бы и сам в это поверить. Черт, его могли бы убедить, что он и сам вампир. «Чушь», — сказал он вслух. Рубцы продолжали зудеть, и он машинально поскреб их, когда начал спуск по легкому склону к Норт-Пойндекстеру.
