— Ты уже решил, что с ними делать?
— Возможно. Я жду Уилера…
— А зараза, как мы убедились в Фарне, уже за Кольцом.
— Среди беженцев не могло не оказаться трусов, тех, кто привык сидеть под каблуком. Мужа, жены, родителей, хозяина… Они несут чуму, но сами, пока не окажутся в стае, будут по привычке слушаться и помалкивать. Управляющий Маркуса посидел с таким в трактире и отправился домой. Не попадись поганцу одинокая девушка да еще самой опасной для него внешности, он походил бы на человека, пока не глотнул еще или не оказался среди таких же уродов.
— Левий с Бертрамом должны это понять и без наших писем. Разве что отослать им духовные красоты Шабли…
— Левий поймет наверняка, ведь он идет с беженцами, но есть и другая опасность. Я имею в виду Эйнрехт, хотя в Паоне и Гарикане дела могут идти не лучше… В любом случае, есть две возможности. Первая: вся окрестная сволочь бросится кто в Олларию, кто в Эйнрехт…
— Так ты боишься, что их соберется слишком много и оттуда… вылетит рой, которому нужно где-то осесть?
— О таком я не думал… Спасибо. Это третья вероятность, хуже первой, но лучше второй. Мама, а что, если Эйнрехт и Оллария почуют друг друга? То есть не друг друга, а то, что тянуло толпу в Ноху, невзирая на мушкеты Левия? Что, если жажда новой зелени соединится с вечной дриксенской ненасытностью и желаньем переиграть Двадцатилетнюю? Что, если свой Марге отыщется и в Олларии? Генералов там вроде бы не осталось, но вспомни первых Колиньяров, Валмонов, Манриков… Что, если наших очумевших понесет навстречу эйнрехтским и по дороге к ним пристанут те, кто до поры до времени тихо сидит по гарнизонам? Тогда Придда и Марагона оказываются между двух огней…
— Ли, — мать поднесла к лицу колокольчики, словно защищаясь, — ты меня напугал. Я не думала, что мне может стать так страшно… Ты не можешь меня успокоить? Только без вранья.
— Попробую. Подумай, что бы было, дотяни до сего дня Люра с его Резервной армией, Манрик с Колиньярами, переставший трястись за свою шкуру Штанцлер, Айнсмеллер и прочая сволочь. Нам повезло, что множество подонков успело явить себя во всей красе и отправиться в Закат прежде, чем за ними пошли позабывшие страх толпы. Оставшееся отребье — не больше трети того, что могло бы на нас навалиться, но это тыл…
— Ты боишься «вождя всех варитов»?
— Да. Фридрих, став регентом, принялся набирать армию, и вербовщики сгоняли добычу в Эйнрехт, в самую зелень. Если судить по церковникам Левия, заразу подхватит не меньше четверти солдат, с Талигом же воевать хотят все, иначе зачем бы они надевали мундиры. Это не те гвардейцы, которых я дважды бил, это почти гаунау, и их теперь больше, чем было до того, как Готфрид распустил часть полков. Марге, чтобы избежать участи Неистового, придется пустить эту ораву в дело. Если самозваный «вождь всех варитов» получит отпор от Штарквиндов и Зильбершванфлоссе, он схватится с ними, если вариты в самом деле объединятся, я вижу для Марге один путь: отомстить за Хексберг и захватить Марагону, положив при этом как можно больше очумевших союзников. В худшем для нас случае дриксы заявятся месяца через два с половиной…
— Что ж… — Мать так и смотрела поверх цветов, почти юная в свете луны, и Ли понял — он пойдет на все, но второй раз до нее не доберутся! — Что ж, будем ждать Уилера, а пока попробуем объяснить Рудольфу то, что понял маркграф.
— Мама, сейчас главное вправить мозги даже не Рудольфу — Бруно.
Глава 2. ТАЛИГ. ФРАНЦИСК-ВЕЛЬДЕ
400 год К. С. 4-й день Осенних Скал
1
Мэллит приснился пояс невесты, зеленый, украшенный жемчугом четырех цветов. С привычной обреченностью девушка подняла руки, позволяя старшей сестре приложить его к своей талии, и сестра возблагодарила луну — концы не сходились!
Не веря, но желая поверить, Мэллит с поясом в руках бросилась к зеркалу и замерла, потому что голову отражения обвивали толстые светлые косы.
— Барышня… Барышня… вы ж разбудить просили. Девушка вздрогнула и села в постели. Светало, ночь, уходя, забрала родной дом, зеркало, пояс… Гоганни поднесла руку к голове — волосы были все так же коротки.
— Барышня, все готово, только вас и ждем.
— Спасибо… Анни.
Хороший сон ведет за собой хороший день, а увидеть себя красивой — вернуть потерянные ценности, но Мэллит не теряла ничего, кроме сердца. Только потерять, бросить, сжечь лучше, чем обменять на шестнадцать чужих смертей… Девушка отбросила сшитое из множества лоскутков одеяло и торопливо оделась, готовясь встать к жаровне. Сегодня завтрак приготовит она, и только она! Роскошная не чувствует «Миг Цыпленка», когда птицу надо отнять у огня. В здешних краях этого не чувствует никто.
Натертые с вечера специями и солью куры покорились дочери Жаймиоля, даже отец отца, и тот не отыскал бы больше трех и одного недостатка, а ведь обычно он находил не менее дюжины. Когда нареченный Куртом отказался от хлеба, не желая перебивать вкус, Мэллит шепотом возблагодарила луну.
— Теперь я знаю, чем кормят в Рассвете, — сказал муж роскошной, когда блюдо опустело. — Дорогая, прости… То, что мы кушали позавчера, было чудесно, но это — колдовство!
— Мелхен прячет от меня свой секрет, — улыбнулась нареченная Юлианой, но Мэллит не хотела, чтобы так шутили.
— Я все показала и назвала все травы, но курицу нужно вовремя разлучить с огнем, и для этого есть только миг. Мгновенье назад будет рано, мгновенье вперед — опоздаешь… Перво… Я сказала не то?
— Ты сказала, как хороший артиллерист! — Названный Куртом не насмешничал! — Научиться наводить орудие мало, нужно чуять мгновенье, только тогда попадешь, куда решил. Юлиана, радость моя, а не проверить ли нам Мелхен в стрельбе? Наша дочка должна жарить не только кур, но и гусей.
— Я умею… — начала Мэллит и вспомнила, что здесь гусями называют врагов. — Но это другие гуси…
— Дриксенских гусей Курт жарит всю жизнь, и ему это нравится. Ведь нравится?
— Да, милая, но… Ты выглядишь утомленной, может быть, ляжешь?
— Вот-вот! Я буду лежать, как колода, а ты завтра уйдешь до зимы, и это еще будет хорошо! Конечно, если ты возьмешь нас с Мелхен с собой, я перед дорогой отдохну…
— Дорогая, ты же понимаешь, что это невозможно… — Ответ был мягок, как свежий хлеб, и тверд, как мраморный стол для разделки мяса. Роскошная же, хоть и просила всем сердцем, не верила, что отгонит разлуку и отведет прощанье.
— Тогда и говорить не о чем. — Руки жены обвили плечи мужа. — Я от тебя сегодня ни на шаг.
— Милая, это неразумно, утомительно и неинтересно. Мне нужно проверить готовность обоза, в первую очередь, конечно, артиллерийского, но и остальное упускать не следует. Командующий ополчением — человек старательный, он даже повоевал немного, однако водить такие обозы в дальние походы ему не приходилось, как и коменданту лагеря. Пушки все же не масло и не сыр… Я обязан присмотреть. Давай ты полежишь, а я к обеду вернусь.
— Тебя поймает Ульрих-Бертольд, а мараги найдут еще одну «герцогиню»…
— «Графиню», милая, «графиню». У этой мортиры очень бурное прошлое, и она в самом деле будет полезна при осаде Мариенбурга, я уже все продумал. Ты только представь…
— И не подумаю! — Нареченная Юлианой поцеловала супруга и разняла руки. — Не волнуйся, наша девочка за мной и своим будущим братиком присмотрит… Мелхен, ты ведь позаботишься о нас с… Курт, ты уезжаешь, а мы так и не решили с именем!
— Потому что будет Юлиана. Мелхен, ты позаботишься о сестричке и… «Роскошной»?
— Да, — пообещала Мэллит, хоть и не хотела выходить к марагам, ведь с ними надо было говорить так, чтобы никого не удивить. Это утомляло до головной боли, а сегодняшний день у девушки к тому же был лунным.
— Курт, подожди… Мы очень быстро, только сменим Мелхен ленту. Ты ведь нас подождешь?
— Да, родная.
— Мелхен, — шепнула роскошная по дороге в супружескую спальню, — я не верила, что Курт согласится, но так хотелось, так хотелось…
— Но ведь нареченный Куртом воин!
— Он — лучший артиллерист Талига… А ведь мараги думают, что ты наша дочь, Курту это так нравится… Ага, вот эта лента, я же помню, что я ее все-таки купила… Но тебе надо побольше гулять и пить молока, пока мы здесь, и воды, когда мы приедем домой. Сила наших мужчин и красота наших женщин в горной воде…
Мэллит смотрела на ленту — зеленая и широкая, на концах она была расшита жемчугом.
2
Ощетинившийся алебардами строй ближе и ближе. Полсотни шагов, и, если не отвернуть, в конскую грудь вонзятся широкие отточенные наконечники. Ну, это если держащие их вояки не разбегутся, хотя… Надо отдать должное марагской пехоте, духа ей не занимать, а в этот раз они еще и смогли развернуться навстречу атакующей кавалерии, почти не нарушив рядов, и даже вовремя.
