ей даже не нужно было поворачивать головы. Она и так знала, что это он, тот мужчина из коридора — пришел, чтобы заговорить с ней. Она продолжала задумчиво глядеть в окно.
— Может, вам открыть окно? — спросил Стивен Фарр.
Пилар с достоинством светской дамы ответила:
— Напротив, я только что закрыла его.
По-английски она говорила бегло, но с легким акцентом, и когда смолкла, Стивен подумал, что у нее милый голос — мягкий, как тепло летней ночи.
Мне нравится его голос, думала Пилар. Сильный, красивый… Он вообще хорош собой. Даже очень.
— В поезде довольно много народу, — сказал Стивен.
— Конечно. Люди едут из Лондона, потому что он кажется им чересчур грязным и мрачным.
Пилар не считала, что разговаривать с незнакомыми мужчинами — неэтично. Она была строгих правил, но предпочитала определять эти правила сама, а не следовать чужим моральным предписаниям.
Если бы Стивен вырос в Англии, он бы, наверное, чувствовал себя неловко, беседуя таким образом с девушкой. Но Стивен был мужчиной рискованным и любезным. Ему казалось совершенно естественным, что люди разговаривают друг с другом, если хотят пообщаться. А потому он с пониманием улыбнулся.
— Лондон — ужасный город, — сказала Пилар. — Или вы не находите?
— Разумеется. Мне он ничуть не понравился. Пилар посмотрела на него:
— Вы ведь не англичанин, правда?
— Я — гражданин Британской Империи. Но из Южной Африки.
— Тогда все понятно.
— А вы иностранка? Пилар кивнула:
— Я из Испании.
Стивен был явно заинтригован.
— Значит, вы испанка?
— Только наполовину. Мама моя была англичанкой, потому я говорю по-английски.
— Там у вас в Испании война…
— Да, это ужасно. Везде так много разрушений.
— А вы за кого?
Политические воззрения Пилар оказались достаточно неопределенными. В ее родном городке, как она заявила, войной никто особенно не интересуется.
— Война идет слишком далеко от нас. Бургомистр, конечно, как государственный чиновник симпатизирует правительству, а священник — генералу Франко. Но большинство людей заняты своими виноградниками и полями и не забивают себе голову такими вопросами.
— Значит, самих сражений вы не видели.
— Дома — нет. Но я ехала на машине через всю страну и видела множество разрушений. Сама попала под бомбежку. Одна из бомб попала в здание. Это меня так напугало!
Стивен Фарр украдкой улыбнулся.
— Значит, говорите, напугало?
— Да, но и раздосадовало, конечно. Ведь надо было ехать, а шофера моей машины убило осколками.
— И вас это не слишком потрясло?
— Каждому однажды суждено умереть. А такая смерть лучше, чем всякая другая. Прямо с неба — раз, и готово! Прожил, сколько тебе отмерено, и умер. Так уж устроен мир.
Стивен Фарр засмеялся:
— Так, значит, вы не пацифистка?
— Как видите.
Это слово явно еще не вошло в словарный запас Пилар.
— Вы не склонны прощать своих врагов, сеньорита? Пилар покачала головой:
— У меня нет врагов. Но если бы были… Стивен вдруг увидел девушку совсем иной и не мог отвести взгляда от ее жестко сжатых губ.
— Если бы у меня был враг, который бы меня ненавидел, я бы просто перерезала ему глотку. Вот так.
И она сделала красноречивый жест. Жест этот, быстрый и безжалостный, заставил Стивена Фарра внутренне содрогнуться.
— О! Да вы — кровожадная юная дама!
— А что бы сделали со своим врагом вы? — спросила Пилар совершенно хладнокровно и с неподдельным интересом.
Он озадаченно посмотрел на нее, деланно засмеялся и сказал:
— Не знаю… В самом деле, не знаю. Пилар глянула на него неодобрительно.
— А следовало бы знать. Стивен оборвал смех.
— Да. Я знаю.
Зачем быстро переменил тему и спросил, как бы между прочим:
— Что же вас привело в Англию?
— Еду навестить родственников, — ответила Пилар, снова изображая сдержанность.
Стивен откинулся на спинку сиденья и попытался представить, кем могли бы быть ее родственники и как это воинственное создание будет выглядеть в тесном кругу английской семьи на празднике Рождества.
— В Южной Африке, наверное, красиво, — проговорила вдруг Пилар.
Он начал описывать ей свою родину. Она слушала в радостном напряжении, как ребенок, которому рассказывают сказку. Его развлекали ее наивные, но свидетельствующие об остром уме вопросы, и он постарался сделать свой рассказ ярким и захватывающим.
В купе вернулись пассажиры и прервали их разговор. Стивен поднялся, улыбнулся ей и вышел в коридор. Когда чуть позже ему снова пришлось на миг войти в купе, чтобы пропустить в проходе старую даму, взгляд его случайно упал на этикетку соломенной корзины иностранного вида, принадлежащей Пилар. Он с любопытством прочитал имя, написанное на ней: Мисс Пилар Эстравадос. Ему удалось разглядеть и адрес: Гостон Холл, Лонгдейл, Аддлсфилд.
Во взгляде его отразились озабоченность, гнев, подозрение.
Когда он курил в коридоре сигарету, лоб его избороздили глубокие морщины.
***
В большой, убранной в голубых и золотых тонах комнате в Гостон Холле сидели Альфред Ли и Лидия, его жена, занятые рождественскими планами. Альфред был слегка неуклюжим мужчиной средних лет, с приятным лицом и мягким взглядом карих глаз. Голос его звучал уверенно, говорил он четко и с расстановкой. Лидия выглядела, как чистокровная, сильная скаковая лошадка. Она была на удивление стройной, все ее движения отличались нервной грацией. Ее худое лицо нельзя было назвать красивым, но оно производило впечатление породистого человека. Голос ее звучал очаровательно.
— Отец настаивает на этом, — сказал Альфред, — тут уж ничего не поделаешь.
Лидия хотела было вспылить, но сдержалась.
— И ты всегда будешь идти у него на поводу? — спросила она.
— Он очень старый человек, дорогая.
— Да, я знаю! Знаю!
— Он считает само собой разумеющимся, что все будет так, как он того захочет.
— Как же! Ведь так было всегда, — сухо отметила Лидия. — Но рано или поздно тебе придется показать свой характер, Альфред.
— Что ты хочешь этим сказать, Лидия?
Она нервно пожала плечами, тщательно подбирая слова, продолжала:
— Твой отец иногда бывает настоящим тираном, и чем старше он становится, тем сильнее в нем эта страсть — повелевать. Чем это кончится? Сейчас он указывает нам, как жить. Мы никогда не смеем что-то решать сами, а если все-таки делаем это, вызываем у него гнев.
— Действительно, отец привык повелевать, но к нам он был добр, не забывай об этом, — сказал Альфред твердо и непреклонно.
— В финансовом отношении, ты хочешь сказать, — спокойно уточнила Лидия.
— Да, сам он живет довольно скромно, но никогда не упрекал нас в том, что мы тратим много денег. Ты можешь заказывать себе наряды или обстановку для этого дома, какая тебе только понравится, и все счета аккуратно оплачиваются. Только на прошлой неделе он купил нам
