просьбу? Хильда подумала секунду, а затем сказала решительно:
— Да. Я хочу, чтобы ты поехал и раз и навсегда покончил с этим призраком.
***
Джордж Ли — депутат из Вестеринхэма — был дородным сорокалетним господином. Его голубые, слегка навыкате глаза постоянно выражали легкую скуку, у него был широкий затылок, говорил он всегда медленно и педантично. Так изрек он со значением и на этот раз:
— Я же говорил тебе, Магдалена, что считаю своим долгом поехать туда.
Его жена, стройное, как тростинка, создание с платиновыми волосами, выщипанными бровями на овальном лице, нетерпеливо передернула плечами. Она могла, если хотела, делать лицо, на котором совершенно ничего не выражалось. Именно такую мину она сейчас и состроила.
— Милый, это становится невыносимым.
— И кроме того, — не обратил внимания на ее возражения Джорж Ли, — мы можем на этом еще сэкономить. Рождество всегда очень дорого обходится. Прислуге мы дадим на чай и отпустим.
— Как скажешь. Рождество в конце концов скучный праздник.
— Конечно, они ждут от нас рождественского угощения, — продолжал Джордж. — Достаточно будет хорошего куска жареного мяса. Можно обойтись и без индейки.
— Кто ждет? Прислуга? О, Джордж, прекрати. Ты всегда так печешься о деньгах.
— Кто-то же должен о них думать.
— Согласна. Но нельзя же быть таким мелочным. Почему ты не попросишь больше денег у своего отца?
— Он и так ежемесячно присылает нам солидную сумму.
Магдалена посмотрела на него. Ее карие глаза стали внимательными и подозрительными.
— Он ведь очень богат, не правда ли, Джордж? Миллионер. Или даже еще богаче?
— Дважды миллионер, если не больше.
— Откуда у него столько денег? — спросила завистливо Магдалена. — Он что, все заработал в Южной Африке?
— Да, в молодости он там сделал себе состояние. Главным образом на алмазах. А когда вернулся в Англию, вложил свои деньги в разные предприятия, причем так умно, что его капитал удвоился или даже утроился.
— А что будет, когда он умрет?
— Об этом отец никогда не говорил. Я предполагаю, что большая часть денег достанется Альфреду и мне… Альфреду, наверное, больше, чем мне. Дейвид определенно не получит ничего. Отец ему в свое время угрожал, что лишит наследства, если тот раз и навсегда не покончит со своей живописью, или чем он там занимается. Но Дейвида это не особенно заботит.
— Глупо! — презрительно фыркнула Магдалена.
— Ну, потом моя сестра Дженнифер… Она вышла замуж за иностранца, испанского художника, одного из друзей Дейвида. Год назад она умерла, но оставила дочь, насколько я знаю. Наверное, что-нибудь завещает и этой внучке, но явно не много. Да, ну и, конечно, Гарри…
Он замялся в некотором смущении.
— Гарри? Кто это — Гарри? — удивленно спросила Магдалена.
— Мой… хм… мой брат.
— Я не знала, что у тебя есть еще один брат!
— Видишь ли, нельзя сказать, что он… гордость семьи, любовь моя. Мы не говорим о нем. Он ведет себя просто несносно. Мы несколько лет ничего о нем не слыхали, даже думали, что он умер.
Магдалена вдруг просветлела лицом и засмеялась. В ответ на недоумение, выразившееся на лице Джорджа, вопросительно сморщившего лоб, она, все еще смеясь, пояснила:
— Я только подумала: как странно, что у тебя — у тебя, Джордж! — есть недостойный брат. Подумать только! Ведь ты такой респектабельный!
— Представь себе, есть, — холодно процедил муж. Она прищурила глаза:
— Твой отец не слишком-то почтенный человек, не правда ли?
— Попрошу тебя, Магдалена!
— Иногда он употребляет слова, от которых меня просто коробит.
— Магдалена! В самом-то деле!… Лидия думает так же, как и ты?
— С Лидией он разговаривает совершенно по-другому, — раздраженно бросила Магдалена. — Он избавляет ее от своих пошлых замечаний, хотя не могу понять, почему!
Джордж быстро взглянул на нее и тут же отвел взгляд.
— Ну, — сказал он примирительным тоном, — ну… мы должны быть снисходительными. Отец стареет, и здоровье у него не лучшее.
— Он действительно очень болен? — спросила она.
— Я бы так не сказал. Он необыкновенно живуч. Но раз уж он вдруг захотел собрать всю свою семью на Рождество, то я считаю, что мы должны откликнуться на его просьбу. Это, быть может, последние рождественские праздники в его жизни.
— Это ты так считаешь, Джордж, — резко бросила она, — а вот я считаю, что он проживет еще долгие годы.
Сбитый с толку, чуть ли не испуганный, Джордж, заикаясь, промямлил:
— Да, да, конечно… Он, безусловно, может прожить еще долго.
— Ну ладно, тогда, значит, нам нужно ехать… — расстроенно проговорила Магдалена. — Что за муки придется перенести! Альфред — молчаливый и туповатый, а Лидия смотрит на меня свысока… Нет, не убеждай, смотрит свысока! Ну и потом, я ненавижу этого ужасного слугу.
— Старого Трессильяна?
— Нет, Хорбюри! Он вечно ходит по дому бесшумно и вынюхивает. Я даже не могу тебе передать, как мне это действует на нервы. Но мы все-таки поедем. Не хочу обижать старого человека.
— Вот видишь! А с рождественским угощением для прислуги…
— Это может подождать, Джордж. Я сейчас позвоню Лидии и скажу ей, что мы приедем завтра поездом на 5.20.
Магдалена быстро вышла из комнаты. Позвонив, она села за письменный стол и стала рыться в маленьких ящичках. Из каждого она доставала счета — целую гору счетов. Вначале попыталась как-то разложить их по порядку, однако ей быстро наскучило это занятие, и она снова бросила бумаги в ящики. Затем провела рукой по своим платиновым волосам.
— Господи, ну что же мне делать? — пробормотала она.
***
На втором этаже Гостон Холла длинный коридор вел к большой комнате как раз над главным входом. Эта комната была обставлена невероятно богато и старомодно. Стены, затянутые тяжелой парчой, огромные кожаные кресла, громадные вазы с изображениями драконов и скульптуры из бронзы… Все это производило впечатление пышности, богатства и стабильности.
В самом большом и самом импозантном из всех кресел — старом «дедовском» восседал сухощавый старик. Его длинные руки с крючковатыми пальцами лежали на подлокотниках. Рядом с ним стояла трость с золотым набалдашником. Он был одет в старый, потертый шлафрок, на ногах — расшитые домашние туфли. Желтизну лица подчеркивали белоснежные волосы.
В первый момент можно было подумать — что за жалкое создание! Но внимательный наблюдатель быстро изменил бы свое мнение, увидев гордый орлиный нос, темные, полные жизни глаза. В этом человеке сохранились огонь, жизнь и сила. Старый Симеон Ли вдруг негромко хохотнул:
— Значит, вы все передали миссис Лидии? Хорбюри стоял рядом с креслом. Он ответил мягко и почтительно:
— Так точно, сэр.
— В точности так, как я поручил вам? Скажите — в
