Солнце взошло над вершинами окружавших Улабскую долину скал, когда путники прошли лесистую часть склона и вышли на голый каменистый склон. Но и здесь тропу, по которой они шагали, было хорошо видно – на ней совершенно отсутствовали камни, хотя вокруг они валялись в изобилии!
Именно здесь, на опушке леса, на последней перед каменной пустыней траве, старик сделал привал на обед, а после того как путники поели, он улегся на жесткой траве и с час проспал. Вотша сидел под сосной и думал о своей странной, причудливой судьбе…
Наконец старый Барык пробудился, не поднимаясь с травы, посмотрел на солнце, склоняющееся к вершинам скал, а затем неторопливо поднялся на ноги.
– Ну что, Бамбарак, надо двигаться дальше.
И они двинулись. Снова старый изверг шагал впереди, а за ним, ведя лошадь в поводу, двигался молодой. Дорога стала трудней, приходилось следить за тем, куда ставишь ноги, потому что камень тропы был стерт, а порой скользок. Улабская долина скрылась за горным склоном, и Вотша давно потерял направление, в котором они двигались. Глазу на этой тропе было не за что зацепиться – во все стороны только камень да скалы, над которыми выцветшим голубым лоскутом провисло небо.
Остановился старик только в сумерках. Пожевав немного пресных лепешек с соленым сыром, он улегся отдыхать, а Вотша покормил коня и снова долго сидел под темнеющим небом, разглядывая появляющиеся звезды.
На следующий день они перевалили через Гвардский перевал и к вечеру спустились в небольшую котловину, сплошь заросшую сосняком. Посреди этой котловины расположилось село, по размерам почти такое же, как Улаб. Это и был айл Четам. Оказавшись в селе, старик бросил в сторону Вотши короткий взгляд и спросил:
– У тебя ведь нет здесь знакомых?
– Откуда, дядя Барык, – пожал плечами Вотша.
– Тогда пойдем со мной, моя дочка найдет тебе место для ночлега.
Место для Вотши в большом доме дочери Барыка действительно нашлось, как и чашка с ложкой на ее большом столе. Спать его положили в комнате старшего внука Барыка, ушедшего в горы с пастухами. Рано утром, когда Вотша выходил из дома, чтобы продолжать свой путь, старый Барык остановил его на крыльце:
– Слушай, Бамбарак, если не секрет, кто тебе рассказал про кузнеца Вагата?
Вотша замялся, и тогда Барык понизил голос:
– Как он там… на вашем Западе?
Вотша бросил на старика испытующий взгляд и также негромко ответил:
– Жив, здоров, очень хочет вернуться, но… пока не может.
Старик понимающе кивнул и прошептал:
– Пусть Мать всего сущего сбережет вас. И тебя, и… Айтара.
Вотша вывел коня за ворота и повернулся лицом к вершине Эльруса, потом посмотрел направо и действительно увидел поросшую лесом седловину. Вскочив на коня, он двинулся в указанном направлении. На этот раз ему не пришлось брести по каменистым осыпям и каменным карнизам. Прихотливо извивающаяся тропинка, на которую сразу же за селом ступил конь, провела его через лес так, что он даже не заметил, как перевалил через седловину. А по другую сторону ему открылась еще одна долина, через которую протекал светлый ручей. На его берегу расположилось совсем небольшое село – двадцать – двадцать пять домов, сложенных из тесаного камня и имевших плоские крыши. Один из этих домов, тот, что стоял на небольшой вытоптанной площади, был двухэтажным. И кузню он узнал сразу же, она примостилась на окраине села, и в ее широко распахнутых дверях просверкивали багровые всполохи открытого огня.
Спустя час Вотша спешился возле дверей кузницы, из которой доносился веселый металлический перезвон. Встав в проеме, изверг оглядел кузню. Довольно большое помещение освещалось через открытые двустворчатые двери, больше похожие на ворота, и два окна, пробитые в боковых стенах. Посредине стояла огромная наковальня, а ближе к задней, глухой стене багрово полыхал горн, у мехов которого марионеткой приплясывал худенький мальчишка. Возле наковальни высился огромный мужик, в кулаке которого кузнечная кувалда выглядела детской погремушкой. Кузнец был занят какой-то железной мелочью, похоже, только что начатой.
Вотша не хотел отрывать кузнеца от работы, но тот сам, увидев нового человека, отложил кувалду и клещи, махнул мальчишке, чтобы тот передохнул, и пошел к дверям. Первым делом он обратил внимание на лошадь, стоявшую у кузницы, а затем уже перевел взгляд на изверга и поинтересовался мощным, под стать своему виду, басом:
– Или подкову потерял?
Вотша бросил взгляд на своего коня и покачал головой:
– Нет, с лошадью все в порядке.
Потом вздохнул, не зная, как начать разговор, и спросил:
– Кузнец Вагат – это ты?
Великан чуть прищурил глаза, словно бы улыбнувшись, и прогудел:
– Ну, я… А дело-то какое у тебя?
– С Запада я приехал… – проговорил Вотша. – От Айтара…
Лицо кузнеца посуровело, он посмотрел через плечо в кузню, на своего маленького помощника, затем кивнул Вотше: – А ну-ка, отойдем в сторонку! – И сам двинулся вдоль стены кузницы, за угол.
Под окошком кузницы была вкопана небольшая скамейка, на которую и уселся кузнец. Похлопав по доске рядом с собой, он, сдерживая свой могучий бас, пробурчал:
– Садись, рассказывай.
Вотша присел, чуть помолчал и, пожав плечами, проговорил:
– Да, в общем-то, и рассказывать особенно нечего. Познакомились мы с Айтаром, когда вместе плыли на лодке обменщика Ханыка, он там вроде старшего у гребцов был, а я… скрывался я от многоликих и сочинил для Ханыка историю про беззаветную любовь и злодейство. Ханык-то поверил, а Айтар раскусил, что я не тот, за кого себя выдаю. Потому он и завел со мной разговор – через свою беду и мою понял. В общем, рассказали мы друг другу, как и почему на Западе оказались… Он мне и предложил на свою родину, в айл Уругум, идти, дорогу рассказал и к тебе обратиться посоветовал. Вот я и пришел.
Пару минут кузнец молчал, словно что-то обдумывал, а потом все тем же тихим, задумчивым басом проговорил:
– Айтар – побратим мне, он кого не надо не пришлет, так что…
Тут он посмотрел на Вотшу и усмехнулся в короткую иссиня-черную бороду.
– Кузнечное дело знаешь?
– Нет, – с огорчением выдохнул Вотша.
– Значит, беру тебя в ученики. – Вагат посмотрел на небо, словно именно там была приготовлена для него подсказка. – Услышал ты, значит, у себя на Западе про кузнеца Вагата и решил поступить к нему в ученики.
– Я так дяде Барыку и сказал, когда он у меня спросил, зачем я в Уругум иду, – усмехнулся в ответ Вотша. – От обменщика Ханыка и услышал, а откуда он про тебя знает, кто ж его ведает!
Вагат поднялся со скамейки и, посмотрев сверху вниз на Вотшу, прогудел:
– Ну что, ученик, сегодня отдохнешь, осмотришься, а завтра – к наковальне! Пошли!
Небольшой дом кузнеца стоял рядом с кузницей. Вотшу поселили на чердаке, убрав оттуда подготовленную к обмену овчину. На чердак вела наружная лестница, идущая вдоль задней стены дома, так что мешать Вагату, его жене и двум их ребятишкам Вотша не мог. Кроме кузнечного и литейного дела, в котором Вагат был известным мастером, он имел полторы сотни овец – отара по летнему времени паслась в горах, а кроме того, за домом был разбит довольно большой огород.
На следующее утро после завтрака, оказавшегося достаточно легким, Вотша впервые встал к наковальне. Этот первый день с молотом в руках он запомнил на всю оставшуюся жизнь, и вовсе не потому, что к вечеру валился с ног от усталости. Просто за этот день он узнал столько нового, необычного, интересного! А дальше… день пошел за днем, размеренно и привычно. Вагат оказался не только отличным кузнецом, но и весьма неплохим литейщиком, чеканщиком. Он занимался не только сталью, но и медью, бронзой, латунью, умел варить различные, порой весьма экзотические сплавы. Постепенно Вотша узнавал и своих соседей – жителей Уругума, и они узнавали его. Молчаливые, суровые горцы не донимали пришлого, непривычно белокурого парня расспросами, не докучали советами, но всегда были готовы прийти на помощь. И только с самым богатым жителем айла Уругум обменщиком Орком отношения у Вотши не сложились. Орк был старшим сыном того самого обменщика, которого убил Айтар, может быть, поэтому Вотша сразу стал относиться к нему настороженно.
