Вотша улыбнулся:
– Да я знаю, что именно он мне ответит, что бы я ему ни предложил!
Тут и Вагат улыбнулся, но сразу же посерьезнел:
– В общем, кончай свои опыты с этим… серебром, толку от них нет и не будет!
Вотша молча кивнул и принялся заворачивать свою «игрушку» в тряпку, а Вагат огорченно махнул рукой и направился к выходу.
После этого кузнец решил, что Вотша наконец-то понял всю бесперспективность занятий с никому не нужным металлом. Однако вечером первого же свободного дня, когда молодежь собиралась за селом на берегу ручья потанцевать, повеселиться, Вотша надел свое лучшее платье и приладил к поясу свою «игрушку». Вагат, случайно увидевший, как вырядился его подручный, нахмурился:
– Бамбарак, что ты прицепился к этой дряни?! Я же тебе говорил – не любят многоликие се-брось! Попадешься им на глаза с этой… штуковиной, плохо тебе будет!
– Так красиво же, мастер! – умоляюще воскликнул Вотша. – Ну, как такую красоту не показать?!
Вагат хотел было вспылить, но вдруг в его голове сам собой появился вопрос: «Странно! Бамбарак очень спокойный, покладистый парень, почему он так вцепился в этот металл?! Вон, даже название ему свое дал! Может, я чего-то не понимаю, может, он действительно находит в этом бесполезном… серебре какую-то особенную красоту?! Какой-то особенный смысл?!»
Кузнец махнул рукой и только процедил сквозь зубы:
– Ты хоть поосторожней с этой штукой будь, не выставляй ее напоказ-то!..
Вотша радостно улыбнулся, кивнул и передвинул ножны с кинжалом так, что оружие спряталось под длинной полой верхней распашной куртки.
Но таким образом белоголовый изверг прошел только до околицы айлы. Как только последний дом села остался позади, он снова передвинул черные с серебром ножны так, что они оказались точно посредине живота. Когда же он очутился около ручья, на лугу, который молодежь облюбовала для своих сборищ, взгляды всех ребят, да и девчонок, буквально приковал к себе новый кинжал. В этот вечер у Вотши, и так не обделенного вниманием девушек, просто отбою не было от желающих с ним потанцевать или встать в пару в какой-нибудь игре. Да и ребята по одному, по двое подходили к нему с расспросами о его кинжале, а многие интересовались, нельзя ли и им завести себе такую «игрушку»!
С этого вечера серебряный кинжал стал неотъемлемой частью Вотшиного праздничного костюма. Еще два кинжала он сделал для своих самых близких друзей – Сафата и Падура, сына местного шорника. Правда, у этих кинжалов серебряными были только клинки и наконечники ножен, на большее у Вотши не хватило серебра.
Летом, пока отары паслись в горах, Вагат и Вотша не выходили из кузницы и литейной. Народ в айле вставал со стуком молотков кузнеца и его подручного. Даже на сборища молодежи Вотша перестал ходить – так много работы было у него. Да и погода к концу лета вдруг испортилась, зарядили сильнейшие дожди, в горах сошло несколько селевых лавин, к счастью, обошедших Уругумскую долину стороной.
Наконец подошла осень, а с нею время приезда обменщиков. В этом году Вагату было что предложить на обмен – его подручный постепенно превращался в интересного мастера-художника, задумки которого вполне могли заинтересовать и многоликих, и извергов. Но когда листья на деревьях начали покрываться легкой бронзой, из айла Четам Вагату прислали весть, что обменщик, который забирал у него оружие, не сможет приехать в Уругум. Привез это сообщение четамец, он же рассказал, что в Улабской долине собралось в этом году очень много обменщиков, но даже те из них, кто неоднократно ходил в Четам и Уругум, выходить в горы отказались – прошел слух, что Гвардский перевал накрыл очень опасный оползень. Трое обменщиков, рискнувших двинуться в этом направлении, были вынуждены вернуться назад!
Когда Вагат поинтересовался, каким образом весть о том, что Гвардский перевал закрыт, дошла до Четама, четамец ответил, что в айл из Улаба дошел старый Барык и что он отправляется назад дня через три. Вагат присел к столу и надолго задумался.
Весной предстояло платить откуп многоликим – властителям гор, а платить было нечем. Весной и летом Вагат и Вотша не имели времени ходить в горы на поиски камней, да это им было и не нужно, поскольку своим кузнечным и литейным мастерством они зарабатывали вполне достаточно. Но теперь, когда исчезла возможность сбыть оружие и литье, над семьей Вагата, да и над всем айлом Уругум, нависла угроза жестокой расправы! Выхода из создавшегося положения не было, если только…
И тут Вотша не выдержал. Подсев к своему учителю, он возбужденно заговорил:
– Мастер, давай нагрузим мою лошадь и сами отправимся в Улаб. Через перевал нас Барык переведет, а обратно, налегке, мы и сами пройдем! В десять дней обернемся!
Вагат посмотрел на молодого подручного и покачал головой:
– А если не пройдем?.. – раздумчиво спросил кузнец.
– Пройдем, мастер! – воскликнул Вотша. – Обязательно пройдем! И товар наш в Улабе обменщики с руками оторвут – хватит и откуп заплатить, и железа и меди купить, и… да на все хватит! А еще, подумай, мы наверняка новых обменщиков узнаем, в новые земли твои оружие, литье и чеканка пойдут – весь Мир о таком мастере узнает – Вагат Уругумский! А?! Каково?!
Он чуть помолчал, словно давая время своему учителю осознать открывающиеся возможности, а затем добавил, сбавив восторженный тон:
– Ну а не пройдем – назад вернемся. Ну, потеряем дней шесть-восемь. И тогда уже думать будем, как с откупом справиться.
Кузнец снова покачал головой, но Вотша видел – его слова зажгли мастера.
А на следующее утро Вагат сам приказал:
– Собираемся, Бамбарак, попробуем в Улаб пробиться!
Сборы заняли не очень много времени, поскольку товар у кузнеца уже был подобран и сложен в короба. Главное – правильно разместить все это на лошади. В путь они отправились еще до полудня, так что к вечеру были уже в Четаме. Старый Барык все еще находился в доме своей дочери, но уже завтрашним утром собирался назад в Улаб.
Когда уже в сумерках Вагат и Вотша ввалились в дом, где гостил Барык, старик, сидевший за столом и прихлебывавший травяной настой с медом, сморщил лицо и, не дожидаясь вопроса, проворчал:
– Я никого с собой не возьму! На этом перевале самому бы разобраться, куда ногу поставить, а еще за кем-то следить – глаз не хватит.
– Так, значит, отец, перевал действительно завалило?! – разочарованно протянул Вагат.
– Завалило?.. – Старик поставил чашку на стол. – Да там ни одного камня старого не осталось – лавина сошла да легла так, что до сих пор все ходуном ходит! Вот по весне вода талая пойдет, осыпь промоет, камни уложит, прижмет, тогда, может быть, и перевал откроется.
Старик снова было взялся за чашку, но тут подал голос Вотша:
– Дядя Барык, но сам-то ты прошел. Может быть, и мы попробуем?!
Старик вгляделся в высокую фигуру изверга и вдруг улыбнулся:
– А-а-а, это ты, белоголовый?! Ну, как тебе в Уругуме живется?!
– Очень хорошо, дядя Барык, но для полного удовольствия мне бы в Улаб попасть надо!
Старик покачал головой и тяжело вздохнул.
– Я же тебе говорю, лавина только что сошла, свежая осыпь перевал покрывает, чуть не туда ногу поставишь – и все, вниз понесет! Или тебе голова не дорога?!
– Голова дорога, дядя Барык, – снова вмешался в разговор Вагат. – Потому-то и в Улаб нам надо. Сам знаешь, весной откуп вносить, многоликие ждать не будут. А если мы сейчас свой товар обменщикам не сдадим, откупа нам не собрать. Вот тогда головы не только мы сложим!
– Ну, соседи помогут, – не слишком уверенно проговорил старый изверг. – Наверняка камешков-то за лето подсобрали!
Вагат отрицательно покачал головой:
– Мало камней, отец, очень мало, весь Уругум на нашу работу рассчитывает. Вот если оружие да литье пристроим, тогда всему айлу можно будет жить спокойно.
Барык опустил голову в раздумье, но оно длилось недолго.
– Хорошо, – вздохнул старый изверг. – Завтра с часом Жаворонка выходим. Но… – Он не договорил, махнул рукой и снова вздохнул. – Отдыхайте.
