Рейтинговые книги
Читем онлайн Плексус - Генри Миллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 143

Говорят, как вы знаете, что в сердце Тибета действительно существует небольшая группа людей, столь неизмеримо превосходящих нас, что их называют Великие. Они живут там как отшельники, по своей воле порвав связь с миром. Подобно андроидам, о которых я уже говорил, они тоже не знают старости, болезней и смерти. Почему они не живут среди нас, почему не просвещают остальных, не делают более благородными? Прежде чем попробуете ответить, задайте себе такой вопрос: что мы можем предложить им такого, чего бы они уже не знали, чем бы не обладали, чем бы не наслаждались? Если подобные люди существуют, а у меня есть все основания верить, что так оно и есть, тогда единственным вероятным препятствием является сознание. Уровни сознания, если быть точным. Когда мы достигнем более высоких уровней мышления и жизни, то увидим, что они, так сказать, уже побывали там. Мы еще не готовы, не созрели жить вместе с богами. В древние времена люди знали богов: они встречались с ними лицом к лицу. Человек сознавал себя равной им частицей творения. Сегодня эти связи уничтожены. Сегодня человек живет как раб. И даже хуже: мы рабы друг друга. Мы создали ситуацию, прежде неизвестную, совершенно уникальную: сами стали рабами рабов. Будьте уверены, в тот самый миг, когда мы по-настоящему захотим обрести свободу, мы ее обретем. Ни секундой раньше! Сегодня мы думаем, как машины, потому что сами стали машинами. Страстно желая власти, мы сами оказались жертвами власти… В тот день, когда мы научимся выражать любовь, мы познаем ее – и все остальное станет не важно. Зло – это порождение человеческого разума. Оно бессильно, когда к нему относятся так, как оно того заслуживает. Потому что само по себе оно не стоит ничего. Зло существует только как угроза вечному царству любви, на пришествие которого мы только смутно надеемся. Да, люди грезят об освобождении человечества. Они грезят о том, когда смогут ходить по земле, как боги. Те, кого мы зовем Великими, несомненно нашли путь назад. Андроиды, возможно, пошли иным путем. Все пути, хотите верьте, хотите нет, ведут в конечном счете к тому жизнетворному источнику, который есть средоточие и смысл творения. Как говорил умирающий Лоуренс, «невероятное чудо для человека – жить. Великий триумф человека, как и цветка, животного и птицы, – жить полнокровной, совершенной жизнью…». В этом смысле Пикодирибиби никогда не жил. В этом смысле никто из нас не живет. Давайте жить настоящей жизнью, вот что я пытаюсь сказать.

Истощив силы в неожиданном своем порыве, Каччикаччи, смущенный, выскочил из комнаты. Мы все, которые молча слушали его, остались сидеть в углу у окна и несколько минут не могли опомниться. Артур Реймонд, обычно не воспринимавший серьезные разговоры, с вызовом смотрел на остальных, готовый дать отпор самой безобидной насмешке. Спад Джейсон и его «подруга жизни» были уже вдрызг пьяны. И даже не пытались спорить! Наконец Барони нарушил молчание, мягко и несколько растерянно заметив, что не знал, что Каччикаччи может быть таким серьезным. Тревельян застонал, как бы говоря: «Что ты вообще знаешь!» Затем, к нашему изумлению, без всяких предисловий пустился в долгий монолог о собственных трудностях. Он начал с того, что его жена, не только беременная, но и свирепая, пыталась прошлой ночью задушить его во сне. В своей вежливой, сдержанной манере, негромко – британец до мозга костей! – он признался, что, конечно, вел себя с ней отвратительно. Признался с болью в голосе, что не выносил ее с самого начала. Он женился из жалости, потому что человек, от которого она забеременела, сбежал. Она была поэтессой, и он высоко ставил ее сочинения. Но вот чего не выносил, так это ее причуд. Она часами сидела и вязала шерстяные носки, которые он никогда не надевал, и не произносила ни слова. Или сидела в качалке, тоже часами, что-то мыча себе под нос. А то вдруг на нее находило, и она начинала говорить без умолку, ловила его на кухне или в спальне и обрушивала на его голову потоки всякой дребедени; и все это она называла вдохновением.

– Что ты имеешь в виду под «всякой дребеденью»? – поинтересовался О’Мара, гнусно ухмыльнувшись.

– О, – ответил Тревельян, – например, туман, туман и дождь… как выглядят деревья и кусты, когда туман внезапно рассеивается. Или цвет тумана, все оттенки серого, которые она способна различать своими кошачьими глазами. В детстве она жила на побережье в Корнуолле и гуляла в тумане, общалась с козами и кошками или с деревенскими дурачками. Когда она в таком состоянии, то начинает говорить на другом языке – я имею в виду не какой-то диалект, а ее собственный язык, который никто не может понять. Меня от него обычно бросает в дрожь. Это какой-то кошачий язык, вот все, что могу о нем сказать. Иногда она воет, натурально воет, так что кровь стынет в жилах. А то изображает ветер, самый разный ветер, от тихого дуновения до урагана. А потом начинает сопеть, хныкать, пытаясь уверить меня, что оплакивает срезанные цветы – особенно анютины глазки и лилии: они, мол, такие беспомощные, беззащитные. Не успеешь опомниться, как она уже переносится в неведомые края, описывая их так, словно всю жизнь там прожила. Тринидад, Кюрасасо, Мозамбик, Гваделупа, Мадрас, Канпур и все в таком роде. Жуть, да? Скажу вам, я уж было подумал, что у нее дар прозрения… Кстати, может, выпьем еще? У меня ни гроша, как вам, наверно, известно…

Она человек со странностями. И невероятно, просто дьявольски упряма. Стоит затеять с ней спор – и вы обречены. Она опровергнет любые ваши доводы. Стоит только начать – и вы в ловушке. Никогда не знал, что женщины способны рассуждать так логично. Не имеет значения, о чем вы спорите – о запахах, растениях, болезнях или веснушках. О чем бы ни шла речь, последнее слово всегда остается за ней. Добавьте сюда маниакальную страсть к подробностям, к мелочам. Например, она будет сидеть за завтраком с оторванным лепестком в руке и битый час разглядывать его. И еще предложит вам вглядеться в крохотный, просто микроскопический кусочек этого лепестка, заявляя, что, мол, видит что-то такое любопытное и чудесное в этом ничтожном кусочке. И заметьте – видит невооруженным глазом. У нее нечеловеческое зрение, ей-богу! Разумеется, она может видеть в темноте лучше кошки. Хотите – верьте, хотите – нет, но она может видеть с закрытыми глазами. Я сам как-то вечером убедился в этом. Но чего она не видит, так это другого человека! Разговаривая с вами, она глядит куда-то сквозь вас. Она видит только то, о чем говорит, будь то туман, кошки, идиоты, далекие города, блуждающие острова или блуждающие почки. Поначалу я хватал ее за руку и тряс – думал, может, с ней припадок. Ничего подобного! Соображает не хуже нас с вами. И даже, я бы сказал, лучше нас. От нее ничего не ускользает. «Ты слышал?» – спрашивает иногда. «Что?» Может, в морозилке скользнул кусочек льда. Может, на заднем дворе упавший лист коснулся земли. Может, на кухне капнуло из крана. «Ты слышал?» Я прямо подскакивал, когда она так спрашивала. Потом испугался, что начинаю глохнуть, – она придавала такое значение этим неуловимым для слуха звукам. «Пустяки, – говорит, – это у тебя просто нервы». И вместе с тем у нее абсолютно нет музыкального слуха. Все, что она слышит, – это скрип иголки и получает удовольствие только оттого, что может определить, заезженная пластинка или новая, и насколько она заезжена, насколько нова. Она не способна уловить разницу между Моцартом, Пуччини или Сати. Обожает гимны. Монотонные, меланхолические церковные гимны. Все время мычит их себе под нос с небесной улыбкой, словно уже находится среди ангелов. Нет, в самом деле, это самая мерзкая сука, какую только можно вообразить. В ней нет ни искры радости, ни искры веселья. Расскажешь ей смешную историю – она зевает от скуки. Рассмеешься – свирепеет. Если чихнешь, значит у тебя плохие манеры. Позволишь себе выпить – пьяница… Мы занимались любовью – если это можно так назвать – от силы раза три, не больше. Она закрывает глаза, лежит, бревно бревном, и умоляет побыстрее кончить со всем этим делом. Это хуже, чем насиловать мученицу. А потом садится в постели, подкладывает подушку себе под спину и пишет стихотворение. Наверно, чтобы очиститься. Иногда я готов убить ее…

– Ну а как насчет беременности? – пропел О’Мара. – Хочет она ребенка?

– Понятия не имею! – ответил Тревельян. – Она об этом не заикалась. Похоже, единственное, что ее волнует, – это то, что она толстеет. То и дело говорит, что полнеет… никогда не скажет «растолстела», это слишком грубо. Полнеет. Как будто это так необычно, когда ты на седьмом месяце.

– Откуда ты знаешь, что она на седьмом месяце? – сонно спросил Спад Джейсон. – Иногда это только так кажется.

– Кажется, ха! Если бы, господи! Она в самом деле беременна… Я чувствую, как он шевелится.

– Это могут быть газы, – послышался голос.

1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 143
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Плексус - Генри Миллер бесплатно.
Похожие на Плексус - Генри Миллер книги

Оставить комментарий