Она аккуратно провела пальцем по пушистому стеблю, легко тронула фиолетовый бутон. Потом встала.
— Пойдем к реке, — попросила она.
Она всегда просила сводить ее к реке. В любую погоду, даже самую холодную и ветреную. У них было свое местечко на берегу. Она садилась на выброшенное волнами на берег обтесанное водой дерево и долго смотрела вдаль.
— Пойдем, — согласился Кощей.
Ему тоже нравилось иногда посмотреть вдаль. Отсутствие преград на пути взгляда помогало разложить мысли по полочкам. Особенно теперь, когда запястья больше не болели, доводя до исступления, и ничто не отвлекало. Василисины браслеты работали без перебоев. Кощей снял их всего один раз, но боль тут же вернулась, и больше попыток он не предпринимал, да и не было желания. Браслеты сливались с кожей, были практически незаметны, не мешали ему, правда, постоянно напоминали о своей создательнице, но видимо, переняли от нее не только способность целить и согревать, но и не раздражать его.
Итак, Василиса.
Пожалуй, если бы не его корыстный интерес, их отношения с самого начала можно было бы назвать идеальными. Они легко нашли общий язык, им было комфортно в обществе друг друга, он держал данное ей обещание не лезть в ее жизнь, а она не лезла в его дела без всяких обещаний. Она не устраивала ему истерик, ничего от него не требовала, не пыталась его менять, была спокойной и уравновешенной и очень щедро делилась с ним своим теплом, явно до сих пор не подозревая об этом. Кощей старался держать ее поближе к себе, если у него была такая возможность. Они встречались по вечерам, если он не был занят, у него или у нее, ходили гулять. Ему пришлось пересмотреть свой график появления в Нави, но все равно несколько раз понадобилось выбраться туда на выходных. Василиса ему ничего не сказала и кажется, не была против. Она вообще вела себя покладисто и явно всячески избегала конфликтов. Кощея это устраивало.
В общем, первые недели все было слишком хорошо, и Кощей с нарастающим интересом ждал подвоха. И дождался.
Как, в принципе, он и предполагал, камнем преткновения стала постель. Только вот не так, как он думал. Кощей был уверен, что Василиса станет тянуть до последнего. Он даже заключил пари сам с собой, предложит ли она ему это вообще, если не торопить ее и ни на что не намекать. Он мог и подождать. Но, к его удивлению, ждать не пришлось.
Как-то раз поздно вечером — недели через две после памятного поцелуя на кухне — они были у нее дома, и он собрался уезжать. И тогда Василиса сама села ему на колени, сама поцеловала, сама расстегнула верхние пуговицы на рубашке. Кощей внутренне возликовал и решил, что дела подождут. В конце концов, на близость с ней он возлагал большие надежды. Уж если от простых поцелуев малость кружилась голова и становилось все теплее и теплее… Прижал ближе, потянул за застежку на спине платья. Оголил плечи, улыбнулся про себя: родинки на ключице складывались в созвездие ворона, и было в этом что-то фатальное для них обоих. Прошелся губами по коже. Интересно было взглянуть на нее без одежды. Василиса не носила обтягивающих вещей, предпочитала мешковатые платья, так что это было все равно что подарок развернуть.
Под оберткой она оказалась мягкой и приятной. Красивое тело, не изуродованное требованием здешней моды скрывать тот факт, что оно принадлежит живой женщине: рожавшей и явно периодически балующей себя сладеньким на ужин. Кощея устроило. Он сверился с ощущениями, но тепло пока не стало. Подумал, что, наверное, надо подождать, и все самое лучшее впереди.
Поцеловал ее, укладывая спиной на диван, пожалел, что они далеко от его кровати, на ней было бы удобнее. Показалось, что что-то не так, но Кощей не смог понять, что именно. Прожив много лет и имея весьма разнообразный опыт, он точно знал, как выглядит женское сопротивление, пассивное или активное, и всегда следил за появлением его признаков: не напряжется ли женщина, не станет ли зажиматься, не сморщится ли, возможно, отвернется или постарается хоть чуть-чуть увеличить дистанцию, не захочет прикасаться сама, пусть очень тихо, но скажет «нет». Так или иначе всегда было что-то, часто неконтролируемое и машинальное. Василиса не сопротивлялась и выглядела вполне расслабленной, только вот от ее инициативы вдруг не осталось и следа. Волнуется?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты точно этого хочешь? — на всякий случай уточнил он.
— Да, — шепнула она.
А тепла все не было. Кощей в нетерпении разобрался с оставшейся на них одеждой и вошел в нее, ожидая хоть какую-то реакцию, но ее не последовало, как не последовало и спустя время. Тогда он снова заглянул ей в лицо. И почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Губа была прикушена и явно не от удовольствия. И взгляд: сосредоточенный и жалобный одновременно. Едва заметная слезинка в уголке глаза.
Она просто терпела.
— Ты с ума сошла?! — воскликнул он, отпрянув от нее подальше.
Василиса вздрогнула и подобралась, и ко всему тому, что уже было в ее взгляде, добавились страх и непонимание.
Кощей почувствовал острое желание ее убить. Прямо здесь и сейчас. Обхватить пальцами за горло и сжимать до тех пор, пока она как единственный свидетель содеянного им не перестанет быть.
— Зачем тебе это понадобилось? — рыкнул он.
— Подумала, может, потом ты останешься до утра… — прошелестела Василиса, отводя глаза.
Кощей истерично рассмеялся. Женщины ложились с ним в постель по разным причинам, но эта затмила все. Он вскочил с дивана и принялся одеваться.
Василиса села и смотрела молча, не пытаясь ни заговорить, ни остановить его. Кощей застегнул пуговицы на рубашке, плюнув на две последние, затянул ремень на брюках, быстрым шагом вышел в коридор, обулся, схватил пальто и хлопнул дверью квартиры.
Как она могла? Превратила его в насильника!
То, чего он не допускал никогда, и вот теперь… Стереть этот эпизод из памяти, вырвать с корнем! Или нет, пусть останется как дополнительное напоминание о том, чей он сын…
Кощей сел в машину и резко тронулся с места, забыв пристегнуться. Вот чего-чего, такого он от Василисы не ожидал! Зачем она это начала? Почему не остановила? Ярость накатывала волнами, грозя захлестнуть с головой, он почти не разбирал дороги, но и не желал успокаиваться. Он вообще уже не помнил, когда в последний раз был настолько зол. Ему казалось, что Василиса обманом подвела его к краю пропасти, а затем толкнула вниз. Он вылетел на пустую трассу за городом, и в этот момент его стрелой пронзила мысль, заставившая резко ударить по тормозам.
Нельзя было оставлять ее одну. С нее станется снова чего-нибудь наглотаться. Черт.
Ну и пусть горит в аду вместе с ним…
Он ударил кулаком по клаксону, спугнув резким звуком грачей на обочине, а потом, выругавшись, выжал педаль газа, вывернул руль, разворачиваясь через двойную сплошную и оставляя на асфальте черный след от шин, и помчался обратно. Не смотря на поздний час машин на дороге было много, и ехали они слишком медленно. Ему то и дело приходило в голову остановиться, обратиться и долететь, но он опасался, что окно окажется закрыто, а в птичьей ипостаси глаза он никому не отведет, пока найдет, где обратиться обратно… В конце концов он добрался до двора Василисиного дома и бегом кинулся в подъезд, взлетел на этаж, забарабанил в дверь, потом вспомнил, что ему не нужен ключ, чтобы открыть ее, но в этот момент щелкнул замок и перед ним предстала Василиса.
Живая.
Он уже и не знал, чего ему хочется больше: ругаться от злости или от облегчения.
Но она словно стала меньше, стояла перед ним тихая и покорная.
— Ты еще хочешь, чтобы я остался? — спросил он.
Василиса кивнула. Кощей зашел в квартиру, запер дверь, скинул туфли, подошел ближе и обнял ее.
Боги, в какой-то момент он и вправду поверил, что найдет в квартире ее хладный труп. И только сейчас с удивлением осознал, насколько страшен был тот миг.
— Не смей так больше делать, поняла? — жестко потребовал он.
Он ожидал услышать от нее стандартное «да», но Василиса абсолютно неожиданно для него покачала головой.
