— Что ж, не скажу, чтобы ваш «метод» так уж мне нравился, но ничего лучшего посоветовать не могу. Вы в стае волков. Кстати, как вы с жильем устроились?
Я рассказала про Петра Иваныча.
— Да, на него положиться можно, — согласился полковник. — Бывал он у нас как-то, помню я его. Только он меня, наверное, уже позабыл. Давно было. Ребят-газетчиков многих вырастил. Навещают они его?
— Ходят. Максим Крылов частенько заглядывает.
— Крылов, говорите? — удивился полковник. — Так, так, значит, Крылов… Вкусный ты чай научился заваривать, Борис Борисович. Фамильные секреты имеешь?
Борис Борисович улыбнулся.
— И откуда у тебя такие таланты, — продолжал полковник, — может быть, зря в милицию пошел, а не по линии народного питания. Почет бы там тебе был, уважение. А у меня чем занимаешься? Жене, детям и рассказать нельзя. Вот работенка, а? Налей еще стаканчик… А вам, Евгения Сергеевна, на прощание, пожалуй, скажу одну вещь.
Полковник Приходько замолчал, поглядывая на меня весело и интригующе. Я подумала, что на самом деле сейчас удивлюсь.
— Первым сигналом, после которого мы начали приглядываться к делам Главного склада, была статья в «Советской Сибири», которая появилась еще два года назад. О непорядках в системе Горторга. Тогда-то и была создана специальная ревизионная комиссия.
— Создана Королёвым?
— Королёвым. Ревизия ничего не обнаружила. Газете пришлось извиниться перед работниками Торга. Автору статьи крепко дали по шее. Он перевелся в районную газету.
— Максим Крылов?
— Совершенно верно. Статья так и была подписана: «М. Крылов».
9
Когда я вернулась домой, то сразу заметила на вешалке светлое женское пальто.
Петр Иваныч вышел из комнаты.
— Женя, зайдите ко мне.
— У вас гости?
— Там моя жена… Бывшая.
Марии Семеновне было лет около пятидесяти, некоторые женщины как-то умеют надолго задерживаться в этом возрасте. Седоватые, тщательно уложенные волосы, мелкие черты лица, подкрашенные губы. Умные, чуть усталые глаза, окруженные морщинками.
Она сразу же овладела разговором и повела его так, будто мой приход был задуман лично ею.
— Очень рада вас увидеть. А то мне Петр Иваныч все уши прожужжал про свою соседку. Вы откуда к нам приехали?
Я ответила.
— А как вы попали именно сюда, на квартиру?
Я объяснила.
— Ах, вы родственница Сережи. Так, так… Я очень рада за тебя, Петр Иваныч. То у тебя был в соседях такой хороший молодой человек. А теперь — такая милая молодая женщина. Хотя последнее — не удивительно. Тебе на женщин всегда везло.
— Везло?
— Конечно. Разве тебе со мной не повезло?… Нет, вы только посмотрите. Он еще в этом не уверен. Мы с тобой встретились, отдали всему должное, затем расстались «без слез, без сожалений». Ты можешь заявить, что это я от тебя ушла. Но, признайся, ты меня не очень-то и удерживал.
Петр Иваныч промолчал.
— Мы разошлись, обогащенные опытом семейной жизни. Я этот опыт решила использовать.
— Я тоже, — усмехнулся Петр Иваныч.
— Ты хочешь сказать, что не женился второй раз. Положим, это не стоило тебе особого труда. Ты из той породы мужчин…
— Мария Семеновна!
— Ах, прости, разговор тебя шокирует. Тогда, может быть, ты приготовишь нам свой кофе по-бразильски, а мы пока поговорим о женских делах. Иди, Петр Иваныч, не беспокойся, я больше ничего про тебя Жене не скажу.
С уходом Петра Иваныча разговор наш утратил веселое настроение.
— Живу на юге, в Краснодаре, — говорила Мария Семеновна. — Решила посетить старые пепелища. Не была здесь два года, с тех пор как развелась со вторым мужем. Завтра уезжаю обратно, домой. Пойдемте на кухню, Женя. А то Петр Иваныч, чего доброго, сюда все задумает тащить.
Мы расположились на кухне за столом.
Петр Иваныч поставил на стол мою бутылку.
— Смотри-ка, — удивилась Мария Семеновна, — у него появился хороший коньяк?
— Это мне Женя купила.
— Молодец. Не ты, конечно, а Женя. Разбирается в хороших винах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Еще как, — заметил Петр Иваныч. — Каждый день приходит домой на бровях.
— Петр Иваныч! — возмутилась я.
— Не слушайте его, Женя. Не обращайте внимания. Вернее, не придавайте значения тому, что он говорит. На него самого можете обращать внимание сколько угодно. Это вполне безопасно, даже если бы ему было не шестьдесят, а тридцать, и тогда бы вы могли жить с ним рядом, и он не смутил бы вас ничем. Если бы вы только сами не захотели смутиться. Не смотри на меня с выражением, Петр Иваныч, Женя — взрослый человек. Налей-ка нам по рюмочке… Ты, Петр Иваныч, отстал от жизни. Посмотрел бы, как пьет твоя дочь. Нет, ты не подумай еще что-нибудь…
— Давно ее видела? — перебил Петр Иваныч.
— Была этим летом.
— Как они живут? Ребенка не завели?
— Конечно, не завели. Они мыслят вполне реалистически. Пока не будет двухкомнатной квартиры, законченной диссертации и так далее… Мне кажется, они будут счастливее нас с тобой. Оба друг друга стоят. Два сапога — пара…
— Возможно, — согласился Петр Иваныч.
Мария Семеновна задумчиво повертела в пальцах рюмку.
— Все же… надо было Елене родиться в тебя. Все нормальные дочери рождаются в отца, а тут получилось наоборот. Она была бы порядочной… и несчастной.
— Ты считаешь, порядочность приносит несчастье?
— Нет, просто непорядочные люди чаще бывают очень довольны собою… Впрочем, это моя субъективная точка зрения.
— Существенная поправка. Что же ты рассталась со вторым мужем? Судя по твоим словам, у него хватало непорядочности, чтобы выглядеть счастливым.
— Может быть, мы и выглядели счастливыми. К сожалению, он слишком много внимания обращал на женщин. Я сочла это неопрятным и ушла. С тех пор и живу одна. Кстати, он тоже не женился, хотя один не жил, конечно. Недавно вышел на пенсию, но продолжает работать — торгует газетами в киоске на улице Горской. Богатый холостяк.
— Богатый?
— Своему единственному сыну купил в подарок «Москвича».
— Так выгодно торговать газетами?
— После того, как я от него ушла, он работал главным бухгалтером какого-то комбината.
— Давно его не встречал.
— Все такой же. Привычек своих не меняет. Уверена, что по-прежнему два раза в день бреется.
Петр Иваныч машинально потер подбородок.
— Два раза?
— Да, утром и вечером. По-английски… Хотя чего это мы с тобой о нем разговорились. Вон и Женя заскучала от наших воспоминаний.
Мария Семеновна вскоре ушла.
Нет, мне не было скучно во время ее разговора, когда она подводила какие-то итоги прожитой жизни. Запомнились ее «пепелища» — одно есть и у меня. Запомнился ее второй Муж — непорядочный, но два раза в день бреется. По-английски…
10
На склад мне позвонил Колесов.
Мы с бухгалтером сидели в «конторе» и занимались своими делами. Риты Петровны не было, на ее месте расположилась Маша и развлекала нас воспоминаниями о своей жизни в родном Чугунаше. Голос у нее был звонкий, и не слушать ее было нельзя, а заметить ей, что она мешает работать, у нас не хватало характера — все равно, как обидеть ребенка.
Бухгалтер усиленно дымила «Шипкой», я старалась слушать вполуха.
— Я Димке говорю: «Отстань», а он, ну, никак. Все притесняется и притесняется. А руками туда-сюда, туда-сюда! Я говорю: «Димка, руку убери — вдарю!», а он все лезет и лезет, да ка-ак…
Волнующую историю дослушать не удалось, возле Маши зазвонил телефон. Она испуганно ойкнула, потом обеими руками осторожно сняла трубку, приложила к уху и закричала что есть мочи:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я слушаю!… Да, да, склад это, склад… ково, ково? Здесь она, здесь.
Она глядела на меня, и я взяла у нее трубку.
Колесов поинтересовался, с кем это он сейчас разговаривал.
