— Давай бросим его у дуба? — предложил Нур, оторвав десятника от мрачных мыслей. — Живописное местечко.
— Нет.
Он ничего не стал объяснять. Просто пошел к осинам. Пусть жалкие, кривые, они, по крайней мере, еще жили. Как и сам Ильгар. Наверное, и у этих деревьев есть своя цель. Криво, косо, но расти, тянуться к солнцу.
Десятник уже видел место в клубке узловатых корней, куда положит камень…
За спиной послышался глухой удар. В груди разлился холод настолько злой, что дыхание сперло. Ильгар обернулся. Нур лежал на животе, раскинув руки. Волосы на затылке слиплись от крови. Над ним возвышался коренастый мужчина, облаченный в грязную шерстяную накидку. Массивную челюсть уродовал шрам, широкий лоб покрывала татуировка, завитками спускающаяся до щек. Нос был сломан и, судя по всему, не единожды. Незнакомец сжимал кривой посох, увенчанный остроконечным камнем. Навершие мерцало зелеными прожилками.
Ильгар выхватил нож и кинжал, приготовился к бою…
Мощный удар сжатого воздуха отбросил его к дереву, ударил об ствол. Жнец рванулся в сторону, пропустив над головой посох. Тот с глухим стуком врезался в осину. Набалдашник больше не мерцал.
Внутренний холод сковывал мышцы, не давал двигаться десятнику так, как он умеет. Но воин продолжал кружить, бить в ответ, видя, как растет недовольство противника. Тот не ожидал такого яростного сопротивления.
Тычковый нож дважды достиг цели — чуть выше бедра незнакомца ткань пропиталась кровью, и на левом запястья лезвие оставило след. Ильгар почувствовал уверенность. Пошел вперед. Подметил, что каменное навершие вновь наливается зеленью. И когда свет озарил сгущавшийся мрак, незнакомец выставил перед собой оружие…
Десятник бросился в сторону, перекатился. Порыв ветра прошел совсем рядом с ним, лишь немного покачнув.
Ильгар атаковал врага еще яростнее. Тот обладал недюжинной силой, но драться попросту не умел. Нелепо защищался ставшей бесполезной деревяшкой, ошибался, терял равновесие.
Жнец поднырнул под руку врагу, всадил кинжал в спину, сломав лезвие. Сбил раненого на землю. Отбросил посох и наступил на грудь, прижимая к земле.
— Кто… ты… такой? — тяжело дыша, проговорил Ильгар.
Незнакомец не ответил. Упрямый.
Удар в лицо оголовьем кинжала и крепкий пинок в живот должны были сделать его более разговорчивым.
— Кто ты такой? — повторил десятник. — Откуда здесь взялся? Говори, мать твою!
Поверженный противник издал странный звук, похожий на смех. Открыл рот, показывая обрубок языка.
Ильгар пожал плечами и перехватил глотку незнакомцу. Холод в груди никуда не делся, но стало полегче.
Подошел к Нуру. Воин был жив, хотя на голове зияла кровавая рана, и лицо приобрело землистый оттенок. Десятник, хрипя от натуги, поднял соратника. Однако ж, тяжелый бычара. Долго тащить сил не хватит. А потом оказалось, и тащить некуда. Их окружили. Неизвестные люди, облаченные в одинаковые серые одежды. Ильгар опустил Нура на землю, выхватил оружие… Тут же на него обрушился страшной силы удар.
Глава 22 Ная
Рассвет был хмур и нетороплив. Небо заволокла серая пелена, над горами зависли тяжелые тучи, готовые в любой момент исторгнуть дождь. Обычная погода для такой поры. Главное, минула ночь мучительных дум и кошмаров, и пришло долгожданное утро. Утро ответов и… Нет, она не будет загадывать и не побежит, сломя голову, к домику на утесе, забыв о достоинстве и гордости, подобно взбалмошной деревенской девке, гонимой вожделением… хоть нетерпение увидеть Радкура и жгло изнутри. Какой из нее Привратник, если не умеет сдерживать чувств?
Нарочито медленно Ная расчесала волосы, заплела косу, умылась талой водой. Затем вычистила и накормила любимца всего клана — серого жеребца Холодка. Конюший после вчерашнего праздника бесстыдно дрых, а оставлять животину голодной жалко. Да и заведено у них: прежде, чем набить свое брюхо — позаботиться о немногочисленных питомцах, к которым относились еще кошка Алмазка и ястреб Хро. Только после того, как животные получили порцию еды, девушка отправилась в трапезную. Было еще слишком рано, и столы пустовали. В зале находились только трое Привратников, помогавших сегодня на кухне. Торопливо перекусив холодным мясом с тушеными овощами, Ная отправилась на Холодке к озерцу за Орлиной горой.
Жеребец бежал резво, застоялся в конюшне, а юной колдунье как раз подходил такой бессловесный спутник, чтобы не лез в душу с расспросами и советами. Невзирая на свежее утро, вода была теплой за счет горячих источников, и девушка не удержалась, поплавала, пока не сочла, что время уже вполне подходящее для визита.
На стук, как и в прошлый раз, никто не отозвался. Ная толкнула дверь и вошла. Никого. Отлучился по делам? Но пустота в помещении не создавала ощущения временности, когда хозяин выходит ненадолго, а пробирала стылой безжизненностью. Такое впечатление производят покинутые дома. Девушка в неясной тревоге коснулась очага. Холодный. Поворошила кочергой угли — остывшие. Оглядевшись, заметила, что, не хватает некоторых вещей Скорняка: записей, волчьей шкуры и дорожного плаща. Колдунья опустилась на скамью, ничего не понимая. «Он ведь сказал, завтра поговорим».
Послышались шаги по тропинке. Скрипнула дверь. Девушка радостно вскочила. Вернулся! Однако на пороге стоял Кагар-Радшу. Не удивившись ее присутствию здесь, затворил дверь, сухо произнес:
— Он уехал. Надолго. Смирись с этим. Так будет лучше для вас обоих.
«Уехал… Уехал…» — застучало в висках. Опустошенность разлилась под ребрами. Наверное, следовало заплакать, что-то сказать. Как ни странно, слез не было. Стало только все безразлично и острее почувствовались холод и пустота лачуги.
Уехал.
Тогда зачем она здесь? Почему продолжает стоять? Чего ждет?
Ладонь наставника легла ей на плечо, мягко принудила опуститься на скамью. Кагар сел рядом — впервые с несвойственной стариковской усталостью, делающей его похожим на обычного человека, а не на главу кланов колдунов.
— Выслушай и постарайся понять. Это должен был рассказать Радкур, но… воспоминания порой болезненны. — Призванный помолчал, взглянул на сидевшую с безучастным видом девушку. — Одиннадцать лет назад у Скорняка была ученица. Редкой одаренности дитя. Со временем Талкара могла стать сильным главой клана. Но ей захотелось власти куда большей, чем могли предложить Привратники. Как каждый учитель, Радкур желал, чтобы ученица достигла вершины искусства колдовства. А она использовала это, уговаривая погружать ее раз за разом в лоно Смерти. Талкара была красивой девушкой, способной увлечь любого мужчину. Думаю, и Скорняк питал к ней не только отцовские чувства. Но все имеет цену. Полученная при погружении сила уже перестала удовлетворять запросы девчонки. Ей требовалось все больше и больше, она задерживалась в лоне Незыблемой дольше и дольше, оставляя часть своей души, и в итоге превратилась в чудовище, едва не разрушившее границу. Талкара начала убивать. Своих. В надежде, что Мать Смерть взамен наделит ее безграничным могуществом. Она грезила подмять под себя весь мир, и Незыблемая подпитывала эти тщеславные мечты. Талкара стала недостающим Матери Смертью ключиком, открывающим выход в наш мир. Тогда Скорняк спустился в мир мертвых и убил ученицу, заперев в клетке пустоты между пределами. Мы его оттуда еле живого вытащили. Дыры, сотворенные Талкарой, удалось заделать, но погибло немало Привратников. Такое трудно забыть… и простить себя. Радкур уехал, опасаясь повторения случившегося.
