этого провернул трюк со спасательными кругами. Как после этого можно говорить, что я психически нездоров? Не хочу нарываться, но соображаю я лучше всех вас вместе взятых.
– Я все поняла, – перебила его Жань Дундун, – что-то еще?
– Могу я увидеть родителей потерпевшей?
– Зачем?
– Хочу упасть им в ноги и попросить прощения.
Жань Дундун передала его просьбу родителям Ся Бинцин, но те от встречи отказались, пожелав преступнику сдохнуть. Жань Дундун про себя подумала: «Сколько людей оказались втянутыми в это преступление, но лишь один человек, да и то сумасшедший, признал, что виновен».
Это сильно противоречило ее представлениям о честности и справедливости. Не желая останавливаться на достигнутом, она решила распутать это дело с помощью супруги Сюй Шаньчуаня, Шэнь Сяоин. Чтобы сохранить все в тайне, она пригласила Шэнь Сяоин в кафе, где встретилась с нею с глазу на глаз.
– Вы помните о нашем разговоре?
– О каком разговоре? – опешила Шэнь Сяоин.
– Как-то раз я спросила: действительно ли вам безразлично, что Сюй Шаньчуань встречается с другими? Вы признались, что уже давно относитесь к этому с полным равнодушием. Я еще сказала, что это все равно что качаться на доске: не может быть, чтобы вы позволили ему спокойно перевесить доску и вышвырнуть вас куда подальше. Ваши семейные качели выглядели вполне себе уравновешенно, и это означало, что лично вы наверняка хранили какую-то большую тайну, которую я еще не разгадала. «Так разгадайте», – сказали вы мне. И тогда я пообещала, что настанет день, когда вся правда выйдет наружу.
– Вспомнила, – тут же откликнулась Шэнь Сяоин, – мы ехали с вами в машине, и этот разговор произошел, когда мы пересекали мост Ланьху.
– Отличная память. Так вот, вашу большую тайну я уже давно разгадала, но поскольку считала, что она не относится к делу, то ничего про это не говорила.
Шэнь Сяоин немного напряглась, хотя изо всех сил притворялась невозмутимой.
– И что же вы узнали?
– Я могла ничего и не рассказывать. Есть вещи, которых вроде как и не существует, пока не назовешь их вслух. По крайней мере вы живете без тревог, храня эту тайну. Однако все сложилось таким образом, что теперь вам следует предоставить доказательства того, что Сюй Шаньчуань замышлял убийство Ся Бинцин.
– У меня таких доказательств нет.
– Подумайте хорошенько. Могу дать вам несколько минут.
– Если у меня их нет, значит нет, никакое ожидание здесь не поможет.
– Вы знакомы с этим человеком? – Жань Дундун положила перед ней фото мускулистого мужчины.
– Знакома, это мой инструктор по фитнесу.
– Сюй Шаньчуань в курсе ваших с ним отношений? К примеру, о том, что вы бываете у него на квартире, что снимаете номера в гостиницах?
– У нас с Сюй Шаньчуанем договор – не вмешиваться в личную жизнь друг друга.
– А знает ли Сюй Шаньчуань про эту тайну? – С этими словами Жань Дундун положила рядом с фото инструктора фото дочери Шэнь Сяоин. – Ее группа крови не соответствует группе крови Сюй Шаньчуаня. Насколько нам известно, вы попросили заполнить карту о рождении дочери еще до того, как попали в родильную палату. Как вам кажется, если бы Сюй Шаньчуань узнал, что дочь ему не родная, он бы не вмешивался в вашу личную жизнь?
Шэнь Сяоин, опустив голову, молчала. На самом деле втайне она всегда мстила Сюй Шаньчуаню, хотя внешне вела себя как пофигистка и делала вид, что ее ничего не волнует.
– Зачем вам понадобилось проверять мою дочь? – спросила она.
– Затем, что мне нужно заполучить от вас доказательства вины Сюй Шаньчуаня, – ответила Жань Дундун.
– Откуда вы взяли, что у меня имеются какие-то доказательства?
– В машине Сюй Шаньчуаня мы нашли подслушивающее устройство, причем поставили его туда не мы – это вы всегда следили за ним.
Немного поколебавшись, Шэнь Сяоин вынула из сумочки флешку.
– Вам нужно это?
Жань Дундун вставила флешку в компьютер и прослушала содержимое.
– Где и когда был записан этот разговор? – спросила она.
– В сигарной на нашей вилле через месяц после того, как на меня вышла Ся Бинцин.
Заполучив флешку, Жань Дундун снова вызвала на допрос Сюй Шаньчуаня. Сюй Шаньчуань упирался и говорил, что рассказал все, что мог. Он был весьма раздражен, словно Жань Дундун отнимала у него драгоценное время. Тогда Жань Дундун попросила Шао Тяньвэя включить запись, которая содержала его разговор с Сюй Хайтао:
– Дядя, это все-таки нужно делать или нет?
– Нужно, иначе будет только хуже. Мало того что она обвиняет меня в изнасиловании, так еще и предъявляет доказательства.
– Я нашел исполнителей, по их словам, на это потребуется два миллиона.
– Разве проблема в деньгах? Проблема в том, что я не могу дать их тебе просто так, надо придумать причину.
– Просто взял в долг – не причина? Пусть это будут деньги для покупки квартиры.
– Хорошо, тогда будем считать, что я одолжил тебе два миллиона на покупку квартиры. Но если вдруг что-то пойдет не так, отвечать за это будешь только ты. Начиная с этой секунды, я ничего об этом не знаю.
– Понял. От того, что мне будет хорошо, тебе лучше не станет, а вот мне будет хорошо, только если тебе будет хорошо.
Пока Сюй Шаньчуань слушал запись, то становился все более вялым; наконец он и вовсе обмяк, напоминая брошенный на стул бурдюк с водой. Казалось, ткни его, и он лопнет.
– Ну что, будете и дальше отпираться? – спросила Жань Дундун.
Он скрежетал зубами от злости.
– Если бы я знал, что Шэнь Сяоин меня подслушает да еще и сдаст, то заказал бы убить ее, а не Ся Бинцин. Я ведь хотел с ней развестись, чтобы жениться на Ся Бинцин, но мне стало жаль свою дочь. Как я вообще мог влюбиться в такую мегеру?
– Человек сам кузнец своего счастья, только он в ответе за свои поступки, и за все в этой жизни обязательно воздастся, – ответила Жань Дундун.
80
Дело под названием «Большая яма» было официально завершено, все, кто над ним работал, получили трехдневный отпуск. Если не считать коротких вылазок, во время которых Жань Дундун провожала дочь в школу и забирала ее обратно, все это время она провела дома. Шао Тяньвэй хотел было ее проведать, но она попросила не приходить, ссылаясь на то, что ей нужно разобраться в своих мыслях. Однако Шао Тяньвэю хотелось использовать момент, чтобы вывести их чувства на новый уровень, поэтому он не скупился на отправку комплиментов и видеопризнаний. Иногда она отвечала, но в основном старалась хранить молчание. А молчала она, потому что оценивала Шао Тяньвэя, оценивала себя, оценивала предстоящее в скором будущем предложение руки и сердца. Правда, никакой пользы от ее размышлений не было – всякий раз, когда дело доходило до самого важного, она или засыпала, или отвлекалась на домашние дела или на Хуаньюй. Она не осмеливалась вскрывать свой психологический пласт, словно археолог, который не раскапывает бесценный склеп из опасения, что хранимые в нем реликвии тут же окислятся и разрушатся. Мало того что она не желала ковыряться в себе, так еще и активировала механизм самозащиты. Она запустила его с помощью таких методов, как отрицание (она отрицала, что развелась из-за Шао Тяньвэя), отказ (она отказывалась переспать с Шао Тяньвэем), обоснование (она считала, что каждый имеет право на любовь), замещение (ее удвоенная любовь к дочери замещала все остальное), полная самоотдача (из-за стресса на работе она неизбежно ранила родных), пример от обратного (она усвоила урок Сюй Шаньчуаня, который заплатил высокую цену за свои желания), сверхкомпенсация (ключом к раскрытию преступления стала ее интуиция, отдельное спасибо следовало сказать ее подозрительности), возмещение (ради восстановления справедливости она пожертвовала семьей), принятие (она признала, что любой
