— Иди, Виглавич, — сказал Чурила. — Перун тебе в помощь. Я подсоблю…
Он сидел поодаль на Соколике, черный на черном коне. Горбатая стрелка шлема хищно торчала вперед.
Остаток леса викинги пролетели будто на крыльях. Вот поредели деревья, и по знаку отца Видга прижал к губам боевой рог. Не в обычае смелых нападать исподтишка. Знакомый зловещий, хриплый рев, звучавший когда-то над штормовым морем, эхом отдался в лесу… Бегом вырвались хирдманны на открытое место. И увидели перед собой поселение.
Оно полого спускалось к реке. Как раз туда, где, слегка накренившись на правый борт, стоял длинный корабль, темно-синий, с белым носом. Вместо мачты у него кривилось сырое дерево, наспех вырубленное в лесу. Носовой дракон, которого, конечно, и не подумали снять, скалил на Барсучий Лес жадные серебряные клыки. На корабле не было ни души. Все, сколько их приплыло, ушли в селение. Оттуда-то и шел жуткий, издали различимый голос боя… Кое-где взятые врасплох барсучане еще продолжали обороняться, в других местах победители уже забивали коров и делили добро.
Юты слышали рог, гудевший в лесу. Часть их, затаптывая неубранные огороды, высыпала навстречу непрошеным гостям. Их было много. Такой силы на одном корабле Халльгрим никак не ожидал, считая, что Чекленер преувеличивал, — мудрено ли!
Но сила соперников смутила его менее всего. Снова угрюмо и яростно провыл боевой рог. А мгновение спустя они сшиблись. Викинги против викингов.
Халейги против датчан. Двадцать против семидесяти.
Халльгриму предстояло сослужить Торлейву конунгу первую службу и доказать, что он не даром ел его хлеб. Еще в лесу он выстроил воинов клином — как делали и отец, и дед, сражаясь на суше. Верно, правду говорили о том, что этому строю халейгов обучили воинственные Боги… Живое острие врезалось в толпу датчан и прошло ее насквозь. Виглафссон пробивался к мерянам, отчаянно дравшимся в одном из дворов. При виде подмоги израненные финны встрепенулись и закричали. Расшвыривая врагов, халейги опрокинули косой забор и вломились во двор. Халльгрим успел приметить между мерянами высокого, плечистого парня, живо напомнившего ему Азамата. Но тут бой разгорелся уже как следует, и он забыл про него сразу, как только отвернулся.
Его первый натиск ошеломил ютов. Те привыкли к пусть сколь угодно стойкому, но неумелому и малочисленному сопротивлению. Настоящий противник свалился как снег на голову. И некогда было спрашивать, кто такие и откуда взялись…
Халльгрим разил направо и налево дареным гардским мечом, обеими руками, закинув за спину щит. Тяжелая сталь благородно и тонко звенела, сшибаясь с такой же сталью. Врубалась в кожаные панцири и податливые человеческие кости…
Халльгрим наносил удары не спеша, со страшной силой — после каждого падало по врагу. Это был грозный счет.
Под суровыми серыми небесами гремело железо, трещали деревянные щиты, стонали и выкрикивали боевой клич люди… Кровь впитывалась в землю, еще не просохшую после дождя.
Вот уже пятеро уступили его мечу, но Халльгриму хевдингу все было мало.
Он не думал о том, что Барсучий Лес, взятый нынче на щит, понесет ему дань. Не думал о корабле, который мог стать его. Сам того не сознавая, он вкладывал в каждый удар сразу все. И уход из дому, и невеселый путь в чужую страну… и даже то, что ему приходилось драться с говорившими на его языке, чтобы избавить от смерти каких-то незнакомых ему финнов!
Длинная стрела ударила его в левую руку. Халльгрим, ругаясь, отскочил назад, и высокий мерянин тут же прикрыл его прочным ясеневым щитом. Стрела мешала поднимать меч, Халльгрим схватил ее и выдернул — наконечник-нож вышел легко, это не финский, двузубый, который, не разрезав тела, не вынешь.
Вновь бросившись вперед, он достал ранившего его стрелка. И распластал мечом завопившего юта, слишком поздно бросившего лук.
Но все-таки приплывших на драккаре было втрое больше, и кольцо вокруг халейгов стало понемногу сжиматься. И вот тогда-то послышался со стороны леса слитный, леденящий крик, от которого одинаково вздрогнули все сражавшиеся.
Халльгрим оглянулся посмотреть, как Торлейв конунг выедет из леса, но где там! Гардские всадники уже мчались вниз по отлогому склону, стремительно приближаясь, готовые вот-вот врезаться в свалку… И первым черной птицей летел вперед сам конунг. Мерцал в руке поднятый меч. Бежал сизый отблеск по вороненой кольчуге, обтянувшей широкую грудь… Не отставая, со страшным криком неслась за князем дружина. Под копытами, сливавшимися в неистовом беге, содрогалась земля.
Датчане замешкались… Их луки, у кого были, выстрелили только однажды, в упор. Разом покатилось по земле два всадника, но решить дела это уже не смогло.
И началось побоище! Злобные кони лягали пеших врагов, с визгом хватали их зубами… Безжалостно трудились мечи седоков. Людота коваль — горело на каждом. Халльгрим впервые видел конунга в деле. И краем глаза следил за тем, как дрался кременецкий вождь.
И все меньше жалел, что назвался когда-то его человеком…
Ибо Чурила Мстиславич оказался страшен в бою до того, что хуже уже и не придумаешь. Верно пущенное копье сбило с него островерхий шлем, залив брызнувшей кровью половину лица. Но ему, казалось, все было едино — ощерясь, перекошенный от ярости, крушил он всякого, до кого мог дотянуться с седла, а руки у князя были ох и длинные…
Вот и пал под Азаматом пронзенный копьями конь.
Оглушенный, скатился с него барсучанин — прямо в ноги датскому вождю, тому самому, с черным топором. Вождь был одним из немногих, носивших кольчугу.
Халльгрим устремился на помощь, бешено прорубая себе путь и уже чувствуя, что не успеет. И точно. Вот уже взвилась датская секира… но тут на вражеского хевдинга, что-то крича, бесстрашно бросился Чекленер. Он успел ткнуть убийцу брата копьем в бедро. Видно, сообразил, что кольчуги не пробьет, не хватит силенок. Огромный викинг отмахнулся от него, как от мухи. Мальчишка со змеиной ловкостью ушел от удара, но черный топор снова взмыл над его головой, и отправиться бы Чекленеру следом за братом, не заслони его Торгейр Левша. Молодой херсир отвел от него смерть, подставив окованный край щита. Его собственный меч располосовал кожаную куртку юта и с треском, с искрами прошелся по кольчуге. Датчанин зарычал от боли и отскочил, но тут же снова прыгнул вперед.
И не выдержала, подвела сына Гудмунда покалеченная рука, державшая щит… Халльгрим понял, что Торгейр сейчас упадет, еще раньше, чем датский хевдинг опустил на него свой топор. Левша рухнул без звука. Тяжелый удар пришелся ему в грудь.
Десяток датчан, не меньше, кинулись добивать. Но над Торгейром молча и непреклонно встал Видга.
