— Я знаю, потому что он сказал мне. Он… можно сказать, что он написал мне письмо. И, что гораздо важнее, он рассказал мне о тебе, Гарольд. О том, как ковбой отнял у тебя женщину, а потом не допустил тебя в комитет Свободной Зоны. Он хочет, — чтобы мы были вместе, Гарольд. И он щедр. С этого момента и до тех пор, пока мы не уйдем отсюда, для тебя и меня на ступают каникулы.
Она коснулась его рукой и улыбнулась.
— С этого момента и до тех пор у нас время игр. Ты понимаешь?
— Я…
— Нет, — ответила она за него. — Ты не понимаешь. Пока еще нет. Но ты поймешь, Гарольд. Ты поймешь.
Вдруг ему в голову пришла безумная мысль сказать ей, чтобы она называла его Соколом.
— А потом, Надин? Что он хочет потом?
— То, чего хочешь ты. И чего хочу я. То, что ты чуть не сделал с Редманом в первую ночь ваших поисков старухи, но… в гораздо большем масштабе. И когда это будет сделано, Гарольд, мы сможем пойти к нему. Мы сможем быть с ним. Сможем остаться с ним. — Она полузакрыла глаза в каком-то тайном восторге. Парадоксально, но тот факт, что она любит другого, однако согласна отдаться ему, причем отдаться с наслаждением, вновь вызвал у него горячее и яростное желание.
— Что, если я скажу «нет»? — произнес он бледными, холодными губами.
Она пожала плечами, и от этого движения грудь ее красиво колыхнулась.
— Жизнь пойдет своим чередом, так ведь, Гарольд? Я постаралась найти другой способ сделать то, что должна сделать. Ты рано или поздно найдешь девчонку, которая сделает эту… эту единственную маленькую вещицу для тебя. Но эта маленькая вещица через некоторое время становится скучной. Очень скучной.
— Откуда тебе знать? — спросил он, криво усмехаясь.
— Я знаю, потому что секс — это уменьшенная копия жизни, а жизнь скучна — это время, проведенное в разных залах ожидания. У тебя могут быть свои маленькие победы здесь, Гарольд, но что в итоге? В целом эта жизнь будет унылой и тоскливой, и ты никогда не перестанешь вспоминать меня без блузки и всегда будешь думать о том, как бы я выглядела вообще без всего. Ты будешь представлять, каково было бы выслушивать от меня непристойности… или позволять мне обмазывать медом все твое… тело… а потом слизывать мед языком… Ты будешь представлять…
— Перестань, — попросил он, весь дрожа.
Но она не послушалась.
— Наверное, еще ты будешь представлять, каково это — быть на его половине мира, — сказала она. — И это, пожалуй, чаще и сильнее всего остального.
— Я…
— Решай, Гарольд. Надеть мне блузку или снять с себя и все остальное?
Как долго он думал? Он не знал. Позже он даже не был уверен, что вообще колебался хоть сколько-то. Но когда заговорил, от сказанных слов он почувствовал во рту привкус смерти:
— В спальню. Пойдем в спальню.
Она улыбнулась ему торжествующей улыбкой, исполненной такого чувственного обещания, что он вздрогнул, а все его естество рванулось к ней.
Она взяла его за руку.
И Гарольд Лодер отдался на волю судьбы.
Глава 55
Из дома Судьи открывался вид на кладбище.
После ужина они с Ларри сидели на веранде, покуривая сигары «Рой-Тан» и наблюдая за тем, как закат окутывает горы бледно-оранжевой пеленой.
— Когда я был мальчишкой, — сказал Судья, — мы жили неподалеку от самого красивого кладбища в Иллинойсе. Оно называлось «Холм Надежды». Каждый вечер после ужина мой отец, которому тогда было немного за шестьдесят, отправлялся на прогулку. Порой он брал с собой и меня. И если нам случалось проходить мимо этого прекрасно ухоженного некрополя, он говорил: «Как ты думаешь, Тедди? Есть какая-то надежда?» А я отвечал: «Есть целый Холм Надежды», — и каждый раз он заливался смехом, словно слышал это впервые. Иногда, мне кажется, мы проходили мимо этого хранилища костей лишь затем, чтобы он мог разыграть со мной эту шутку. Он был остроумным человеком, но, похоже, это была лучшая шутка из всех, какие он знал.
Судья затянулся сигарой, опустив подбородок, отчего плечи у него высоко поднялись.
— Он умер в 1937-м, когда я был еще подростком, — произнес он. — С тех пор мне его очень недостает. Мальчику нужен отец, только если это хороший отец, а хорошего отца никем не заменишь. Нет надежды, кроме Холма Надежды. Как он наслаждался этим! Ему было семьдесят восемь, когда он умер. И умер он как король, Ларри. Сидя на своем троне в самой маленькой комнате в нашем доме, с газетой на коленях.
Не зная, как реагировать на этот довольно странный приступ ностальгии, Ларри ничего не сказал.
Судья вздохнул.
— Скоро здесь останется довольно мало работы, — сказал он. — Это если вам удастся наладить энергоснабжение. А если нет, люди станут нервничать и начнут уходить на юг, прежде чем наступит плохая погода.
— Ральф и Брэд говорят, что удастся. Я верю им.
— Тогда будем надеяться, что твоя вера основана не на пустой месте, ладно? Быть может, это и хорошо, что старуха исчезла. Видно, она понимала, что так будет лучше. Может быть, люди должны самостоятельно решать, что означают огни в небе и есть ли у какого-то дерева человеческое лицо или это лишь игра света и тени. Ты понимаешь меня, Ларри?
— Нет, сэр, — искренно ответил Ларри. — Не уверен.
— Я все думаю, нужно ли нам возрождать все эти скучные истории с богами, спасителями и тому подобным еще до того, как мы снова создадим смывной унитаз. Вот о чем я толкую. Я сомневалось, подходящее ли сейчас время для богов.
— Вы полагаете, она мертва?
— Ее нет уже шесть дней. Поисковый комитет не обнаружил ни следа. Да, полагаю, она мертва, но даже сейчас я еще не совсем уверен. Она была поразительной женщиной, полностью выходящей за рамки рационального. Возможно, одна из причин, почему я почти рад ее исчезновению, состоит в том, что я сам такой же рациональный бирюк. Я люблю изо дня в день проделывать обычные рутинные дела, люблю поливать свой сад — ты видел, как я выходил свои бегонии? И я очень горжусь тем, что читаю, делаю наброски для моей собственной книги об этой эпидемии. Мне нравится делать все эти вещи, а перед сном принять стаканчик вина и заснуть, ни о чем не тревожась. Да. Никому из нас не хочется видеть знаки и знамения, как бы мы ни любили наши истории про привидения и фильмы ужасов. Никто из нас в действительности не хочет увидеть звезду на востоке или столб огня посреди ночи. Мы жаждем спокойствия, рациональности и рутины. Если мы обречены видеть Бога в лице старой негритянки, это заставит нас помнить, что на каждого Бога есть свой дьявол, а наш дьявол может находиться намного ближе, чем нам хотелось бы думать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
