Гоша поднатужился, выкинул из лодки рыбацкие сети на мостки. Девчата подхватили одну из них, стали перебирать и вытряхивать рыбу, складывая в корзины. Тем временем Георгий поочередно вытащил лодки на берег, перевернул вверх дном, чтобы не подмерзли. Сделав свою работу, он подложил под себя суконные рукавицы, присел с папироской в зубах, стал ждать минуты, когда надо будет таскать тяжелые корзины с рыбой в разделочный цех.
Довольный жизнью, Гоша гордо смотрел на своих девчат, медленно перевел взгляд на озеро, на противоположный берег, и не сразу заметил приближающегося к ним человека. Точнее сказать, первыми увидели его девушки. Стоявшая лицом к берегу Лиза Семенова вдруг задержала внимание за его спиной, что-то быстро зашептала подругам. Те повернули назад головы, замерли, остановив работу.
– Что встали? Рыба померзнет! – возмутился бригадир, но те его не слушали.
Тогда он повернулся к берегу, желая рассмотреть объект их внимания, да так и замер с приоткрытым ртом и недокуренной папироской в руках.
От дороги мимо домов с пригорка к ним спускается незнакомый человек. В фуражке, шинели, с ремнем на поясе и запачканных дорожной грязью сапогах. За спиной болтается вещмешок. Сразу видно – фронтовик.
Словно освобожденная от тяжелого снега весной ветка, Гоша подскочил на ногах, шагнул в сторону: кто это?! Девчата, с затрепетавшими сердцами бросили сети, шагнули по мосткам к берегу. Каждая из них подумала: не мое ли это счастье идет?!
А мужчина все ближе. Строгая выправка, легкая, быстрая походка. На плечах золотые пагоны. Молодое лицо, приятная улыбка. Знакомые черты…
– Ванька!.. – разведя руки в стороны, будто показывая размеры озера, прошептал Гоша. – Мельников!!! – узнав друга, бросился навстречу, заорал что есть силы: – Ванюха!.. Живой!!!
Встретились в ускоренном шаге, схлестнулись в цепких объятиях…
– Жив, жильный корень! Да как же ты?.. Откуда?.. Почему так долго?.. – пыхтел в ухо Гоша.
– Жив… Вот он я… Наконец-то отпустили… В Германии был, задержали… – отвечая на его вопросы, прижимался к нему щетинистой щекой Иван.
Подбежали девчата, окружили тесным кольцом. На лицах удивление и радость. В глазах – слезы. Перебивая, волнуясь, заговорили:
– Ваня! Иван!.. Вернулся, родной ты наш! Помнишь ли меня?.. А я вот такой была, маленькой!.. А я рядом с вами жила… неужели не помнишь?!
Наконец-то оторвавшись от Георгия, Иван поздоровался с каждой, обнял, поцеловал в щеку:
– Здравствуйте, девоньки! Да, это я… Вернулся… Помню! Не помню…
– Девки! Бабы!! Мужики!!! – подпрыгивая рядом, размахивая руками кричал Гоша, сзывая всех из деревни. – Мужик, фронтовик вернулся! Ванька Мельников!! Айда все на берег!!! – И к Ивану: – А ну, кажись лицом! – К девчатам: – Девки! Да это же Ванька! Мы с ним вместе на фронт уходили! Смотрите, каков! – похлопал его по плечам. – Гля-ка! Офицер!.. Младший лейтенант! Не хухры-мухры… А ну, грудь кажи!!! – расстегнул пуговицы, распахнул шинель. – Ох-ма!.. Во, девки! Смотрите – герой! Знай наших!!!
А от домов бежали, торопились все, кто мог передвигаться: женщины, дети, старики. Догоняя всех, на костылях ковылял без левой ноги председатель колхоза «Рыбак», пехотинец Федор Заплечников. От ворот, передвигаясь на каталке, ехал артиллерист Михаил Игнатов. Опираясь на жену, шел слепой, обожженный в танке Егор Лихтаков. Маленькая радость возвращения одного человека превратилась в общее торжество небольшой деревни. Каждый хотел обнять, расцеловать Ивана.
Когда схлынула первая волна, общение приобрело более спокойный характер. Со всех сторон посыпались вопросы:
– Где воевал? Видел ли кого из наших? Почему так долго задержался?..
Иван едва успевал отвечать короткими фразами:
– Да… Нет… Был в Германии, обучал молодежь…
На груди у него красовались два ордена: «Отечественная война», «Красная Звезда», пять медалей. Никто из фронтовиков не имел таких наград. Каждый хотел знать, за что и когда они получены. Девчата хихикали над Гошей:
– Бригадир! Покажи свою висюльку, сравним…
Тот сконфуженно отмахивался, тщательно скрывая свое боевое прошлое в обозе:
– Ну, вы, сороки… пострекочите мне тут!
Федор Заплечников не замедлил Ивана посватать на свое место:
– Вот, вам, бабоньки, новый председатель колхоза! Руки, ноги целы, голова на плечах. А меня увольте от такой обязанности, я по дому едва передвигаюсь.
Наступила очередь Ивана задавать интересующие его вопросы.
– Как вы тут?.. Много ли мужиков вернулось с войны?.. Живы ли мои дед Филипп и бабушка Анна? Степан как?
– Да ничего, работаем! – за всех отвечал Федор Заплечников. – Рыба есть, куда ей деваться? План перевыполняем. Обозы с рыбой в Енисейск каждые две недели гоняем. Мужиков-то?.. – нахмурил брови. – Полтора мизинца. И то, все стреляные, осколками побитые да штыками колоты. Много наших полегло… Дед с бабкой живы! Тебя ждут. А Степана нет… в сорок четвертом погиб.
– А где… Сенька Заструхин? – вдруг вспомнил Иван, обратившись к Алексею. – Вместе на фронт уходили. Как он?
– Убили Семена. В сорок третьем похоронка пришла матери… – потупив голову, ответил Гоша.
– Что ж мы, бабы, стоим тут? – спохватилась жена Егора Лихтакова Мария. – Разве так фронтовиков встречают? А ну, давайте, тяните его в сельсовет! Тащите все, что у кого есть! Потчевать героя будем!
– Да что вы… не надо! Мне к деду с бабкой надо сегодня попасть… – пытался отказаться Иван, но не тут-то было.
Женщины подхватили его под рукава, потянули к избам. Довольные предложением мужики потянулись следом.
– Девки! А вы куды?! – округлил глаза Гоша. – Рыбу кто из сетей вытряхивать будет? Померзнет…
– Сам переберешь! Нам некогда. У нас праздник, выходной!.. Солдат с фронта вернулся!..
Прошло немного времени, а в небольшой избе, где разместился сельсовет и по совместительству контора колхоза «Рыбак», были выставлены и накрыты длинные столы. На них – всевозможные яства, в числе чего преобладала копченая, соленая, вяленая рыба, в деревянных чашах золотистый мед. Тут и там копченые утки и гуси. Гоша прикатил откуда-то бочонок с медовухой. Единственное, чего было мало, хлеба. Его заменяли тонкие лепешки и черные, ржаные сухари.
Ивана посадили во главе стола, рядом с Федором Заплечниковым. Остальные разместились по лавкам. Всем места не хватило. Люди стояли вдоль стен, у окон.
Девчата громко разговаривали между собой. Искоса посматривая на Ивана, каждая из них старалась привлечь к себе внимание.
– Эх, Ванька! Посмотри на наших девок! Чем не невесты? Выбирай любую! – после второго тоста проговорил Михаил Игнатов.
– Да что ему мы, дядька Михаил? – усмехнувшись, недовольно ответила красавица Лиза Семенова. – Его дома своя зазноба дожидается!.. Хвельшарицца…
Ее перебили следующим тостом, замяли разговор, оставив Ивана в недоумении. Как он ни пытался удовлетворить свое любопытство, не смог перекричать земляков. Единственное, что удалось узнать у захмелевшего председателя, откуда на столе гуси.
– Так то бабы наши пристрастились! – приблизившись к уху ртом, громко объяснял Федор. – Мужиков-то не было во время войны, так они сами в руки винтовки взяли, плоты строили. Надо сказать, хорошо у них это дело получалось. План по отстрелу птицы всегда выполняли. Опосля, в сорок третьем, Фрося Плоткина и Дарья Крылова на фронт напросились. Там снайперили. Про Дарью в газете писали, полсотни фрицев отстреляла… Не читал?!
– Нет, – пожимая плечами, ответил Иван и, в свою очередь, приблизился к уху председателя: – А где они сейчас?
– Дык, убили… обеих, – покачал головой Федор. – На Дашку-то похоронка в сорок четвертом была. А Фрося где-то под Кенигсбергом под обстрел попала…
Праздничное застолье продолжалось долго. Вспомнили и помянули убитых и не вернувшихся с войны. Потом пели песни. Иван запевал громче всех. Притащили гармошку, дали в руки слепому Егору Лихтакову, долго танцевали. Затем опять садились за стол, наливали и провозглашали тосты за победу и вернувшегося героя.
Незаметно подкрался вечер. Ограничивавший себя в медовухе, Иван косился на посиневшее окно: как бы сегодня добраться домой, к деду Филиппу и бабушке Анне? Девушки караулили его каждый шаг. Кто-то из них договорился с председателем задержать его на ночь, предлагая комнаты. Федор ревел, как сохатый:
– Ко мне пойдешь ночевать, Ванька! Ко мне!.. У меня изба большая! Места много! Вон дочка моя, Натаха, постель тебе наладит! Домой завтра увезем! – Вспомнил: – Дык, и Яшка Ушаков завтра должен рыбу сдавать!
– Яшка?.. Жив? – вздрогнул Иван.
– Жив, жив!.. – подтвердил председатель. – Я ить забыл тебе сказать. Он еще в сорок пятом, в конец лета вернулся.
– А Дмитрий?.. Митька?
– Тот тоже живой, но лежачий. Где-то под Брянском их немцы в болота загнали зимой, они трое суток в воде пролежали. Остудил тело и кости. В сорок третьем подчистую комиссовали. Сейчас по избе едва передвигается. Наверное, помрет скоро…
