Милиционеры бросились по сторонам. Из кустов долетел призывный голос:
– Здесь он! Вот, смотрите, товарищ майор, по большой нужде отошел. Потом, очевидно, увидел нас, побежал…
Михайлов быстро указал на молодых милиционеров:
– Никитин, Головлев, Строганов! Догнать!.. Быстро!.. При сопротивлении в живых не оставлять!
Ваня, в это время заглянувший в дверь своего дома, выскочил оттуда с карабином в руках:
– Разрешите мне с ними?
– Давай! – не задумываясь, ответил Михайлов.
Парень, на ходу проверяя патроны, побежал за остальными.
Увидев его, Михаил посторонился, пропуская вперед:
– Ванька! А ну давай, ты на ногу скорый, догоняй суку!.. Если что, вали, не думая! – И выругался: – Ишь ты, мать твою… Чешет, как по маслу.
– А ты что хотел? Они тут все, кто по тайге бродил да отсиживался, жиром не заплыли, – на бегу отозвался Ваня. – Но и мы не лаптем деланы, не переживай, паря, догоним! Лишь бы огоньком не встретил.
Следы беглеца петляли между деревьев недолго. Хорошо зная остров, дезертир за небольшим поворотом свернул на просеку. Там, по натоптанной тропинке бежать легче. На ходу Ваня заметил по бокам просеки два замаскированных пулемета. Широко раскидывая ноги, двухметровыми шагами беглец пробежал мимо них.
– Ишь ты, даже не остановился, – переходя на скорый шаг, заметил Мишка.
– А чего ему задерживаться? Он с нами воевать не собирается. Ему бы свою шкуру спасти. У страха лосиные ноги… – вырываясь вперед всех, отозвался Ваня. – На заставу он тянет. Там ему спасение. Если по лежневке не догоним, считай, все пропало. Там винтари и патронов ящики. На открытом месте он нас всех переколотит.
За поворотом открылась прогалина. Отсюда выглядывало более трехсот метров чистой просеки. На всем ее протяжении, вплоть до следующего поворота, беглеца не было видно. Это значило, что дезертир оторвался от них достаточно далеко и, чтобы догнать его, нужно было приложить все усилия.
– Бегом! – крикнул Михаил. – Если не догоним, не будет нам прощения!
Где-то впереди, у дальнего поворота, залаяла собака. Ее предупреждающий голос казался чем-то необычным среди насторожившегося среди болот острова. Теперь догнать беглеца будет еще сложнее.
Лайка сидела на цепи, привязанная к большому, разлапистому кедру. Небольшой навес из веток укрывал ее от снега и ветра, а мягкая, отжившая хвоя служила теплой подстилкой. Дезертиры держали ее здесь для своевременного предупреждения. Если бы кто-то вошел на остров со стороны заставы, она бы дала знать. Это давало укрывавшимся от власти время для занятия обороны у пулеметов. Хитро продуманный «телеграф» мог придумать только человек, долго проживший в тайге и знавший все тонкости охотничьего дела.
При приближении чужих людей собака поджала хвост и спряталась за дерево. Когда парни пробежали мимо, она выскочила из своего укрытия, заливаясь яростным лаем победителя.
Ваня далеко обогнал всех. Выбежав с просеки на берег болота, он первым увидел беглеца. Тот был далеко впереди, на лежневке. До него около полукилометра, и догнать теперь не представлялось возможным. До заставы ему оставалось не больше четырехсот шагов. Было очевидно, что на нее прибежит первым и успеет занять оборону.
У дезертира не было с собой оружия. Одет в нижнее белье и шапку. Вероятно, проснувшись, сунул ноги в первую попавшую обувь, накинув ушанку, выскочил по нужде из избы. Отдалившись от домов, увидел милиционеров. Это дало ему время убежать незамеченным.
Он шел торопливым шагом, покачиваясь из стороны в сторону. От быстрого бега выбился из сил, и теперь восстанавливал сбившееся дыхание. В какой-то момент, повернувшись, увидел Ваню, некоторое время шел с повернутой назад головой, а потом медленно побежал дальше.
Закинув на плечо карабин, Ваня постарался успокоиться. Понимал, что беглеца остановит только выстрел…
Подбежали остальные. Задыхаясь от быстрого передвижения, выплевывая слова, сгибаясь и приседая на снег, они предались минутному отдыху.
– Ну ты… Ванька… и хват. Тебя хрен догонишь, – едва смог проговорить Михаил. – А это… это что? Это он? – увидел фигуру беглеца. – Ух ты, сволочь… успел-таки оторваться… не догоним… а ну, мужики, короткими очередями…
– Не тратьте патроны, одна пулька возьмет, – с каждой секундой возвращая трезвый ум, спокойно ответил Ваня.
– Да ты что, Ваньша? Да тут почти километр до него!
– Нет, не километр, – вытянув перед собой в пальцах спичку, закрыв левый глаз, примеряясь до цели, ответил: – Тут всего-то шестьсот пятьдесят метров.
– Думаешь, попадешь?..
– Попробую.
Ваня поправил целик карабина для необходимой дистанции, разгреб снег, скинул куртку, свернул ее, положил перед собой, лег на землю, клацнул затвором. Затаив дыхание, все стали ждать выстрела.
Кальсоны и нательная рубашка дезертира сливались со снегом. Но черная шапка была отличной мишенью на фоне белого покрывала. На этом расстоянии толстая мушка закрывала беглеца полностью. Ивану пришлось слегка опустить ствол карабина. Так или иначе, попавшая пуля остановит дезертира.
Ваня целился недолго. Приостановив биение сердца, затаив дыхание, нажал на спусковой крючок. Грохнул резкий выстрел. Невидимая пуля унеслась вдаль к живой цели. Еще одну секунду дезертир продолжал бежать, но потом вдруг споткнулся и упал лицом вниз.
– Попал! Попал! – закричал Мишка. – Ай да Ванька! Ай да молодца!..
– Ну, ты, паря, даешь!.. вот это да!.. Где ж так бить научился? – вторили Мишке Головлев и Строганов. – Ты никак на войне там снайпером числишься?
– Да нет, – поднимаясь с земли и отряхивая снег, равнодушно ответил Ваня и пошутил: – Я на войне в столовой дежурю, полы мою да посуду. Иногда приходится хлопушкой мух бить. Вот и научился меткости. А то, что в этого попал, – случайность. Карабин хорошо пристрелянный.
Все недоверчиво посмотрели на него, переглянулись, но ничего не сказали. Поняли, что он о себе ничего рассказывать не хочет. Если так, значит, спрашивать не стоит.
Мишка шагнул к лежневке. Головлев и Строганов последовали за ним.
– Что стоишь? Догоняй! – позвал Мишка.
– Я тут останусь, идите. Без меня разберетесь. Мне там больше делать нечего, – отмахнулся Ваня.
Ушли. Ваня закинул карабин за спину, медленно подошел к могиле родных ему людей.
Тяжело. Мысли наполнены болью и тоской. Много произошло событий за его короткую жизнь: изгнание из родных мест, ссылка, голод, смерть родных и близких, война. Много раз спрашивал себя: кто виноват в случившемся и почему находится в рядах тех, кто доставил эти мучения и страдания?..
Ответа не было. Случись так, что сейчас перед ним бы встал отец Степан и задал ему этот вопрос, он бы не смог ответить. Ваня был русским человеком, сибиряком, жившим среди таких же людей, не умел подстраиваться и быть в тени во время общей беды.
Пришла война. Над всеми нависла смертельная угроза физического уничтожения, и он был обязан защитить себя и всех всеми возможными способами. И только потом делать выводы. На фронте были случаи предательства, когда кто-то уходил к немцам, но Ваня не допускал мысли об измене своему народу. Более того, был уверен, если бы были живы его дед, отец и все остальные, они поступили точно так же.
Минуты молчания. Присев на корень кедра, он вспомнил всех, кто сейчас лежал в земле. Перед глазами вставали и исчезали знакомые лица, в чьих глазах светились живые огоньки, но на губах не появлялось улыбок. Каждый, посмотрев на него, давал ему сил: «Ты один из нас. Ты один за нас. Помни и не опозорь».
На лежневке Никитин, Головлев и Строганов подошли к дезертиру. Постояв над ним, закинули за спины автоматы, подняли тело и, раскачав его, перекинули через бруствер накатника в болото.
Вернувшись назад, Мишка презрительно усмехнулся:
– Готов, сволочь! Пулька между лопаток просквозила. А ты, Ванька, врешь, однако, что мух в столовой разгонял?! – Заметив надпись на кресте: – Кто тут лежит?
Ваня неторопливо встал с корня, потупив взгляд в землю, негромко ответил:
– Мои.
Когда возвращались назад в поселок и шли по просеке, Мишка Никитин хотел застрелить собаку. Ваня не дал. Накинув на лайку телогрейку, чтобы не покусала руки, расстегнул ошейник и дал ей волю. Свободная от цепи, она убежала в тайгу.
– Все равно теперь ничейная, сдохнет одна, – сказал Мишка.
– Пусть лучше найдет свою смерть на воле, чем умрет от голода на привязи, – покачал головой Ваня.
В поселке Михайлов по списку проверял убитых дезертиров. Когда называл имена и фамилии, убитая горем женщина показывала на тот или иной труп пальцем. Некоторых из них Ваня знал. Он вспомнил по заросшим, постаревшим лицам своих старых знакомых ломоватской заставы, кто когда-то охранял семьи ссыльных: Нагорного, Михрютина, Бродникова Петьку, а также располневшую, но не сильно изменившуюся Авдотью Капустину. Когда Михайлов зачитал последнюю фамилию, он вздрогнул телом.
