«Было что-то мазохистское, суицидное в поведении дворянства и интеллигенции. Евреев еще было не видать, но судя по «Конституции Пестеля», даровавшей им равноправие и учреждавшей в России Синедрион, они были рядом, в суфлерской будке» [100, с. 132].
То есть организацию, курирующую планы Пестеля, правильнее называть не просто масонской, но жидомасонской.
Но и здесь нет ничего особенного. Ведь подобные же планы вынашивал и Наполеон, принявший в Египте от масонов чин императора. Причем, именуется сегодня эта организация, в прошлом — братство Луксор, организация Ротшильдов-Рокфеллеров, — «Мемфис-Мицраим». А ведь Мицраим — это кровный брат Ханаана, проклятого Ноем. И именно на этом наречии потомка Хама, заклейменного проклятьем, и совершают свои мессы как колдуны и чернокнижники, масоны и астрологи, так и адепты ортодоксального иудаизма.
Вот в чем заложена основа этого столь странного требования Пестеля о создании в России Синедриона.
А в основу плана декабристов входило не что иное, как обуздание русского народа слишком в ту пору, как получается по Пестелю, чувствующего себя в своей стране вольготно.
И исключительно против этого народа выстраивались всегда планы масонов, руководящих Пестелями. В их планы входило устроить этому ну никак не желающему сходить с дороги своих пращуров народу кровавую баню, которая либо выбьет из-под ног этого извечного упрямца его столь враждебное братьям вероисповедание, либо просто изничтожит его физически.
А для того Пестель и потребовал в 10 раз, и это, понятно дело, как минимум — лишь для начала, увеличить репрессивный аппарат. Ведь на тот день вероятность возможности выловить ушедшего от «хозяина» крепостного крестьянина, по отношению к «свободному» англичанину, при учете нашего на тот день от них в этом вопросе «отставания» 1:5, равнялась 1:500!
То есть на каждые 500 выловленных и отправленных на каторгу, высеченных или повешенных «свободных» англичан, в лучшем случае с вырванными ноздрями и обрубленными конечностями, мог приходиться лишь один русский человек! Но при этом убивать его никто никакого и права не имел. Так ведь и в случае самоуправства барчука самому ему башку отхватить могли все в те же 500 раз проще, нежели в той же «старушке Англии»! Поди еще доберись сначала из какого-нибудь захолустного Урюпинска до этого самого столь спасительного для барчука жандармского отделения! Ведь сама огромность территории нашей страны спастись от самосуда предоставляет самодуру в 100 раз шансов меньше, чем все в той же старушечке Англии! Но ведь и количество самих этих жандармов, способных упасти барчука от самосуда, и еще куда как меньше: в 5 раз! И если кому просто даже сказал чего не того, то «ты барин того, смотри»: кругом дебри и мужичины бродят с топорами, да и глядят на тебя все косо — не приучены они здесь получать плетей по ягодицам, как все в той же старой доброй Англии: выпоротый мужик, со товарищи, встретит тебя на узкой глухой дороженьке! Так что ты, барин, того, не балуй: смотри — башку свернут в пять секунд — ойкнуть не успеешь…
А ведь во Франции, в сравнении со все той же «старой и доброй», жандармского войска, на душу населения, было и еще вдвое больше! Каковы шансы выживаемости у нашего самодура в сравнении еще и с ними?!
Так что никаких цепей, которые попытался набросить на него Петр, русский человек не носил. И пусть не сладко ему жилось в те лютые эпохи последователей Петра и введенной им государственной системы обирания до нитки, но работать в качестве раба, ничего за свой труд не получая, он тоже не соглашался. Потому толпами и скитался, бродяжничая. И его хватали, били, рвали ноздри, но работы задарма от него добиться так и не смогли.
И так тянулось, судя по всему, до того самого момента, пока Екатерина II, после ограбления ею русских монастырей, под угрозой грандиозного бунта, просто обязанного тогда произойти в защиту Православия, чтобы уйти от неизбежности гражданской войны, срочно пошла на радикальные уступки и уменьшила бремя налогов до разумных пределов.
Так что не благодетельство Екатерины позволило русскому человеку тогда вновь вернуться на свою землю, но лишь неслыханное воровство этой сороки-воровки, покусившейся на богатства Церкви, в тот самый момент обезглавленной Петром и напрямую управляемой масонами. Понятно дело, раны зализывать нашему крестьянину, после полувека правления Петра с его «птенцами», пришлось достаточно долго. А никто о его в XVIII веке необыкновенном процветании и не говорит — его просто терзать в тот момент перестали. И с того самого момента он жил сам по себе: в достаточном отдалении от верхних слоев общества, которые в тот момент жили в каком-то параллельном обособленном мирке, рядовому жителю страны становящемся все более непонятным. Баре проживали в каком-то невообразимом спектакле, на который русский человек весьма охотно хаживал поглазеть. Но отнюдь не завидовать этой их странной жизни, как может нам теперь на первый взгляд показаться, но подивиться чудачествам, которые тем приходится над собою выделывать, чтобы успешно нести свою нелегкую службу при дворе. То есть корчить из себя шутов, по мнению русского крестьянина, являлось нелегкой работой барина, обремененного несением государственной службы.
И здесь закрадывается вопрос: а как у нас обстояло дело с возможным в те времена подобием «первой брачной ночи» в странах Западной Европы?
Ответ в сущности Отечественной войны 1812 года, когда лишь за месяц сидения в Москве войска французов от руки безоружных подмосковных крестьян потеряли более 30 тыс. солдат. Сколько сотен тысяч солдат революционной Франции они, только лишь под ударами «навозных вил», потеряли до этого и после этого, если обратно через Неман перешло лишь несколько тысяч обмороженных «шер ами», то есть шаромыжников, из числа некогда Великой армии неприятеля?
С самого первого дня вторжения к нам 666-тысячного воинства врага и дня не проходило без потерь десятков, сотен и даже тысяч вражеских солдат на нашей территории. И это в тот момент, когда наша армия, вообще-то предназначенная для защиты мирного населения своей страны от вторжения неприятельских войск, полностью бездействовала:
Мы долго молча отступали:Досадно было — боя ждали.
Боя, после которого, в полной независимости от его исхода, можно будет в полон к неприятелю сдать и столь ненавистную масонам обеих армий столицу русских — Москву. Сдать неожиданно: вместе с ее святынями, позволив предать их мерзости запустения. А тогда главнокомандующие обеих армий: масоны Кутузов и Наполеон, а так же сам российский император Александр I, масон же, провозгласят общее замирение всех воюющих в ту пору стран и объединят их под общим руководством Наполеона Бонапарта. Ведь именно его, императора от братства Луксор, и должны были в тот момент объявить мировым диктатором. И именно он мировой масонской закулисой, как и несколько ранее до того Петр, был подготовляем для принятия на себя титула антихриста. То есть лжехриста.
Но никто, судя по всему во исполнение вышеуказанных действий, особых зверств на территории проживания русского человека творить в ту пору вовсе и не намеревался. Ведь врывавшиеся в западно-русские селения мародеры вели себя точно так, как вели они себя несколько ранее — в захвачиваемых ими странах Запада.
Но если там захватчикам полагалось творить все (отдавание чести их девиц там считалось делом вполне естественным и никто против этого не выступал — ведь не выступал же никто в тех рядовых и чуть ли ни повседневных «случаях», когда выданная замуж невеста, вместо законного своего супруга, в момент расставания со своей невинностью, обязана была, по их законам, сожительствовать с господином, в чьих рабах числилась эта так сказать «свободная» жительница этого «белого» континента), то уже у нас такой номер не проходил. Мы, за честь своих девиц, что резко менталитет русского человека отделяет от менталитета Запада, оказывали в подобных же ситуациях слишком серьезное сопротивление. Сами же девицы, в момент безвозмездной передачи нашими войсками наших территорий врагу, вели себя много иначе, чем фрейлины Запада — у нас нет такой западной привычки: отдаваться не по любви, но по прихоти насильника. Потому путь врага был устлан трупами. Трупами, что и понятно, с обеих сторон: война с самого первого дня приняла характер народной.
И здесь в поведении русских людей ничего особо нового не прослеживается. Ведь если на Западе прелюбодеяние поддерживается даже их законами, например, «правом первой брачной ночи», то уже в наших законах, являющихся неотъемлемой частью сводов правил, взятых из жизни по Евангелию, такая вольность является преступлением и наказывается вполне сурово. Ведь законная супруга этого господина может вполне обоснованно подать в суд на своего мужа, уличенного в измене, после чего может выходить замуж повторно. Он же, после случившегося, жениться права больше не имеет! И его естественным путем на Святой Руси является дорога в монастырь… В противном случае — он преступник рецидивист, за что и ответит соразмерно своим преступлениям.
