class="subtitle">* * *
– Если нам суждено расстаться, вырежи у меня на ладони новую руну, – взмолилась Гисла, когда они снова встретились.
– Боюсь, что это принесет тебе одни только беды, любимая. – Он много об этом думал.
Каков бы ни был исход – падет ли Банрууд в бою или одержит победу, – Хёда все равно ожидало несчастье. Победители с полным правом станут задаваться вопросом о том, на чьей он был стороне. Он был истинно предан одной только Гисле – да брату, который о нем вообще ничего не знал. И потому он вряд ли сумеет отринуть обвинения любой из сторон. Лучшим исходом для него будет, если и Банрууд, и Гудрун погибнут в бою. И все равно обе стороны наверняка признают Хёда предателем.
Он не хотел, чтобы вместе с ним заклеймили Гислу. Достаточно и того, что у нее на левой ладони до сих пор чуть виднелись шрамы от руны слепого бога.
– Ты уже носишь знак Хёда, – прошептал он.
– Я ношу знак короля. – Она обвела звезду Сейлока, выжженную у нее на ладони. – Я хотела носить твой знак.
– Эта звезда – руна. Банрууду она не принадлежит. Она принадлежит Сейлоку, – проговорил он, взяв ее за правую руку.
– Руна?
– Да… руна поиска.
– Руна поиска? – ахнула она. – Все эти годы у меня на ладони была руна поиска?
– Начинай от мыса Адьяра, на северной оконечности звезды, и двигайся вдоль ее границы, с востока к западу, обводя линии, пока не вернешься к Адьяру. – Он вел пальцем по краям шрама, показывая ей путь.
– А что это за линии? – спросила она и, взяв его за палец, провела по лучам, что тянулись от каждой ножки звезды к ее середине.
– Они соединяют звезду с ее центром.
– С храмом?
– Да. – Эта мысль его огорчала. – Обведя контур звезды и вернувшись к мысу Адьяра, откуда ты начала, веди линию к центру. Потом возвращайся в Берн и снова веди линию к центру. И так возвращайся в Долфис, в Эббу, в Йоран, в Лиок, пока не проведешь каждую линию. Когда ты обведешь кровью все линии, так, как я тебе показал, прижми руну ко лбу, к тому месту, где рисуют звезду в день коронации или в честь рождения ребенка, и попроси Звезду Сейлока показать тебе одного из ее детей или место в ее пределах.
– Я все это время могла… видеть тебя? – ахнула она.
– Быть может, и так… но я жил далеко от Сейлока, любимая. А звезда действует только в Сейлоке. У всякой руны есть границы, и лишь норны решают, ответят ли они на твою просьбу.
Она недоверчиво помотала головой, и он обхватил ее ладонь своей ладонью, накрыл ею выжженный на ее коже шрам. Он ненавидел его так же сильно, как и она. Шрам словно обжигал его всякий раз, когда он касался его.
– Ты знаешь руны. Ты пытался меня увидеть? – тихо спросила она.
– Руна поиска не может дать человеку того, чего у него нет. Она не может дать зрение. Меня учили чертить и использовать руны, но знания не всегда достаточно. Я пытался тебя увидеть. Я даже просил Арвина мне помочь.
– И он помог?
– Можно и так сказать. Он был не в себе и сильно болел. С тех пор как мастер Айво меня отверг, он уже не был прежним. Он утратил веру.
– Мастер Айво показал мне руну слепого бога. Слева направо, сверху вниз. Я вырезала ее у себя на ладони в надежде вызвать тебя.
– Это иная руна.
– Да. – Она кивнула. – Я прижала ее к глазам… так, как делала с рунами поиска, и назвала твое имя. Руна не подарила мне зрение. Она его забрала.
Я ослепла – на все то время, пока кровь не остановилась.
– Когда это было? – потрясенно ахнул он.
– Спустя несколько месяцев после того, как ты ушел, после турнира. Мастер Айво показал мне, что руны Хёда и Бальдра – это одна и та же руна.
– Он хотел объяснить тебе, почему… считает меня врагом.
Она тяжело вздохнула, но не стала ему возражать.
– Ты потеряла зрение, – повторил он так, словно вдруг что‐то понял.
– Я страшно перепугалась. Перевязала себе ладонь и много часов просидела в святилище, боясь, что король пошлет за мной, что сестры – или Айво – меня обнаружат, что я по собственной глупости лишилась зрения.
– Но зрение вернулось.
– Да. Я стала петь, и зрение вернулось ко мне, когда руна затянулась. Если бы я не спела ту песню… оно вернулось бы через много дней, а не часов. Если бы я сразу ее напела, то избавила бы себя от жуткого страха.
– В тот день я видел, – сказал он, наконец отыскав разгадку тайны, что долгие годы не давала ему покоя.
– Ты видел?
– Примерно в то время, о котором ты сейчас говоришь, я однажды на пару часов обрел зрение.
– Я подарила тебе свое зрение? – ошарашенно переспросила она.
Он не сумел сдержать недоверчивый смех, сорвавшийся с губ.
– Руна слепого бога не ищет зрение и не отбирает его. Она дает зрение слепцу, – объяснил он, сам себе не веря. – Это не руна поиска… это руна жертвы. Ты вырезала ее у себя на ладони, а потом… назвала мое имя?
– Да. И сразу ослепла.
– В тот день ты подарила мне зрение, Гисла. Целых два благословенных часа я видел небо и горы. Я видел Арвина и руны. Видел свое отражение в стекле. Свои руки и кожу. Свою… жизнь. И не понимал почему. То был дар, который я получил в тяжкие времена. Я… был раздавлен тем, что потерял тебя. Но вдруг, нежданно-негаданно, слепой бог даровал мне отдых от вечной тьмы. Ты даровала мне отдых. Я не позволил себе огорчиться, когда вновь ослеп, хотя и надеялся, что однажды зрение снова ко мне вернется. В тот день ты подарила мне тысячи образов, Гисла, а я даже не знал, что то была ты.
* * *
Банрууд раздраженно искал утешения в ее присутствии, в ее пении, не зная, взять ли ее с собой в Берн. Он отказался от этой мысли лишь после того, как Хёд спокойно заметил, что поездка может оказаться небезопасной для «девушки из Сонгров».
– Если ты ценишь Лиис из Лиока, государь, неразумно будет везти ее на встречу с королем Севера. Он не задумываясь заберет все, что считает своим.
Король отослал Хёда, мрачно бросив ему: «Убирайся», но к этому плану больше не возвращался. Лиис из Лиока должна была
