— Спасибо, вы очень добры.
— Воображаю, что вы теперь чувствуете.
— Вообще-то я и сама не знаю, что я чувствую. У меня в душе сейчас столько чувств, и все такие разные, что кажется, они сейчас передерутся.
А тут еще это сложное чувство к нему.
— Мне было спокойней, когда я думала, что гибель моего отца случайна, что убили его непреднамеренно. А теперь…
Она в отчаянии качает головой.
— Теперь мне и самой понятно, что надо продолжать, но как?
— Я думал об этом. Я считаю, надо следовать принципам современной науки. То есть сначала тщательно изучить все факты и только потом выдвинуть версию.
Он энергично подается вперед.
— Например, нам известно, что способы, какими были убиты ваш отец, сэр Генри и Роджер Осборн, почти идентичны, из чего можно заключить, что все три убийства совершил один и тот же человек.
Какая блестящая мысль, какой уникальный подход! Ведь до сих пор преступления раскрывались только на основе показаний свидетелей и собственного признания преступника; насколько ей известно, другого метода не существует.
— А это значит, — подхватывает она, — что список потенциальных убийц сокращается и нам надо искать человека, который был знаком со всеми тремя, кто так или иначе был с ними чем-то связан. Но тут меня смущает вот что. Моего отца убили больше года назад, а сэра Генри и мистера Осборна совсем недавно.
— Хотел бы и я знать, что это значит. Могу только надеяться, что мы узнаем еще что-нибудь такое, что поможет разобраться в этом.
— Вы говорили, что видели моего отца в обществе этих двоих в Париже. А при каких обстоятельствах?
— Все они были во дворце Сент-Клод в тот вечер, когда умерла принцесса Генриетта Анна.
— Мой отец был там, потому что после встречи в Дувре король попросил его сопровождать принцессу в Париж. Но как вы-то там оказались?
— Причина совершенно пустяковая: приглашение на прием, во всяком случае, так было сказано. Сэр Грэнвилл, который в то время тоже был в Париже, вбил себе в голову, что я совсем заучился и мне полезно будет немного развлечься при дворе французского короля. Он меня нисколько не убедил, и ему пришлось чуть не силой тащить меня туда. Ни он, ни я, не знали о том, что принцесса больна, пока не явились. Наверное, болезнь сразила ее совсем неожиданно. В общем, приходим, а там такая трагедия.
Анна пытается вспомнить, что говорил ей отец об этом печальном событии.
— Ходили слухи, что ее отравили.
— Такие слухи всегда возникают, когда один из членов столь знатного семейства умирает, да еще при таких обстоятельствах. Но вскрытие, которое проводил ваш отец, положило этим слухам конец.
Анна кивает.
— Мы с ним говорили об этом. Он был уверен, что она умерла от прободения язвы желудка.
Анна задумчиво умолкает.
— А что касается этих странных знаков, — продолжает она, — один из них я знаю. Как раз об этом я и хотела вам рассказать. Я вспомнила о нем на балу у короля. Буква «X», заключенная в квадрат, — это символ, который используют фармацевты. Он означает «месяц».
Брови его сдвигаются.
— Месяц?
— Да, фармацевты ставят его на рецепте, например, если надо написать «употреблять один раз в месяц».
— А другие знаки похожи на аптекарские символы?
— Нет, я таких больше не встречала.
Он задумчиво смотрит в окно.
— Ваш отец вел какие-нибудь записи о своих пациентах, истории болезни, например?
— Да, и довольно много.
— Вы когда-нибудь их читали? Или хотя бы заглядывали? Может быть, там есть намек, почему кто-то хотел его убить?
— Нет, но ведь до сегодняшнего дня я была уверена, что причина его смерти — ограбление.
— Да, конечно, — смущенно бормочет Стратерн.
Карета останавливается возле ее дома. Оба сидят неподвижно, словно не собираются выходить. Они понимают, что пошевелиться сейчас — значит сказать «до свидания». Неловкое, даже болезненное молчание повисает в карете, оба думают об одном, о том, что не произносится вслух, не должно произноситься. Но Анна разряжает атмосферу: ей не терпится узнать еще кое-что.
— Доктор Стратерн, скажите, вам-то зачем так важно расследовать эти убийства?
Вопрос, похоже, застает его врасплох.
— Убийца ходит на свободе. Разве этого мало?
— И больше никаких причин?
Слова эти вырываются из самых глубин ее души.
Прежде чем ответить, он долго молчит.
— А если бы была еще одна причина, причина личного свойства, вы бы позволили мне признаться в этом?
Нет, хватит уж, достаточно; услышать больше — значит искушать судьбу.
— Думаю, это было бы неблагоразумно.
Она кладет руку на щеколду, но открыть дверцу не успевает: он накрывает ей руку своей ладонью. Она пристально смотрит в его глаза.
— Я должна идти, — мягко говорит Анна, отнимая руку. — Надо узнать, не было ли каких вестей от Люси.
Стратерн не скрывает разочарования. Он распахивает дверцу, выходит и подает ей руку, помогая выбраться из кареты. И держит ее на мгновение дольше, чем следует. Она выдергивает руку и направляется к дому.
— Миссис Девлин, — вдруг слышит она за спиной.
Анна оборачивается.
— Вы позволите навестить вас еще раз?
Это звучит почти как мольба, противиться невозможно, но у нее был целый день, чтобы прийти в себя и образумиться.
— Не думаю, что нам следует встречаться, доктор Стратерн. Но я обещаю, я внимательно прочту записи отца. Если найду что-нибудь интересное, я вам напишу.
Она поворачивается и идет к двери, а он остается стоять в темноте под дождем.
ГЛАВА 37
Пятая неделя осеннего семестра
В свободное время Клер читала «Тахиграфию» Шелтона в Интернете и пыталась расшифровать первые пятьдесят страниц дневника, которые она скопировала. Работала за столом в гостиной своей квартирки, разложив перед собой несколько распечатанных страниц шелтоновской книжки. Поначалу значки, которые использовались в ней, мало напоминали ей закорючки из дневника, и она боялась, уж не изобрела ли Анна Девлин собственный шифр, к скорописи Шелтона не имеющий никакого отношения. Но постепенно, как бы с неохотой, дневник раскрывал перед ней свои секреты. Прежде всего Клер нашла самые простые и очевидные слова: артикли, личные местоимения «я», «он», «она», «они», союз «и» — и записала их в тетрадку в том же порядке, что и в дневнике, а между ними сделала пропуски для еще не расшифрованных слов. Мало-помалу она стала улавливать сходные элементы между знаками дневника и шелтоновскими, и в ее тетрадке одна за другой стали возникать уже целые фразы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
