— Справа впереди аэродром! — неожиданно провозглашает штурман. — Самолеты летают!
Меня коробит его победоносный тон. Будто это его заслуга, что впереди появился аэродром.
— Чему ты радуешься? — спрашиваю я. — Это что — наш аэродром?
— Нет, конечно, — беззаботно отвечает Евсеев, — но мы там сядем.
Садиться на чужой аэродром — удовольствие маленькое. Вряд ли нас там накормят, а уж спать-то наверняка придется, сидя в кабине.
— Сядем, — ворчу я и тут же, к слову, ехидно замечаю: — А ты уверен, что это наш аэродром, а не фашистский? А может быть, мы болтаемся сейчас над территорией, занятой врагом, а?
Штурман явно обескуражен.
— Ну-у-у, тоже мне скажешь… Ясно, наш.
В голосе его неуверенность. Он так сбит с толку этим ночным приключением, что может сейчас поверить чему угодно.
На высоте тысячи метров подходим к аэродрому. Светится ночной старт, но какой-то странный. По кругу ходят три самолета, четвертый взлетает. Аэродром явно тренировочный, и самолеты небольшие. Возможно, что нам и не сесть здесь. Надо посмотреть, не то завалишься в конце пробега в овраг.
Договариваемся: я сделаю предварительный заход на посадку, и когда мы будем проходить низко над землей, Заяц запустит вверх осветительную ракету. Мы увидим, какие стоят самолеты. Если большие или истребители, значит, можно садиться.
Снижаюсь. Включаю бортовые огни, захожу на посадочную полосу. Мне видны силуэты приаэродромных построек и стоящих в ряд самолетов. Все они мчатся на меня со скоростью свыше двухсот километров. Успеем ли мы разглядеть?
— Заяц, давай! — кричит штурман.
В, воздух взлетает ракета. Сначала мне виден только ее искрящийся след, а затем мертвенно-бледное дрожащее зарево освещает окрестность. Бросаю взгляд вниз направо и… ох-х! — под нами проносятся пять или шесть зачехленных немецких транспортных самолетов Ю-52.
— Немецкие самолеты! — кричит Заяц.
— О-о-о! — стонет штурман.
Я резко даю обороты моторам, торопливо выключаю бортовые огни. У меня в голове мешанина. Кисель. Ничего не понимаю. Что же это — неужели мы в тылу у немцев?
Обычно, когда человек лишен возможности соображать, он обращается за помощью к инструкции. Я никогда не мнил себя ее знатоком, а тут вдруг вспомнил: «Если экипаж потерял ориентировку и не уверен в том, что он находится над своей территорией, командир самолета обязан взять курс на восток и лететь до полкой выработки горючего, после чего выброситься на парашютах…»
Не особенно уверен в точной передаче текста, но главный смысл инструкции именно такой: «Экипажу выброситься на парашютах».
Соображаю: горючего в баках еще на два часа. Это значит: мы сможем пролететь почти шестьсот километров. Прикидываю по памяти на карте: допустим, что линия фронта не слева от нас, как мы думали, а справа, ну от силы в пятнадцати-двадцати километрах (хотя это никак не укладывается в моем сознании). Тогда выходит, что наши моторы остановятся где-то за… Пензой! А если вдруг окажется, что мы уже сейчас болтаемся над Пензой (а это тоже не умещается у меня в голове: откуда же там немецкие самолеты?), тогда выходит, мы залетим аж чуть не под Урал. Уму непостижимо!
Фантазия рисует мне «веселую» картину: где-то в глубочайшем тылу, на Урале, грохается об землю самолет и с неба на «зонтиках» опускаются четыре «ангела». Конечно, нас хватают, как «шпионов-диверсантов».
«Вы откуда? Кто вас послал? С каким заданием?» — «Да вот, понимаете, полетели мы бомбить фашистов…» — «Фашистов?! Так вы же не туда курс взяли, голубчики! Совсем в другую сторону. Фронт-то во-о-он где — на западе, а вы на восток ударились».
Потом, конечно, все выясняется, и нас отпускают с богом. Но стыд-то какой! Позор на всю страну!
От таких мыслей хочется взвыть по-собачьи. Сижу, в полной растерянности, набираю высоту, машинально держу прежний курс — на северо-запад. Самолет охотно лезет вверх. Еще бы! Он стал на четыре тонны легче…
Справа на горизонте что-то светлеет. Будто пожар. Всматриваюсь: луна! Ну, теперь проще. Через четверть часа она поднимется и засветит так, что можно будет свободно восстановить ориентировку. Облегченно вздыхаю. К черту инструкцию.
И вот я уже почти счастлив. Много ли человеку нужно? Луну! Всего только одну луну! Горючее у нас еще есть, а значит, есть и время на распутывание этого странного узла событий сегодняшней ночи. Единственно, что меня еще тревожит, — придется ведь все-таки доложить начальству о том, что мы заблудились. Последствия могут быть самые печальные: нас не допустят к подготовительным полетам на Берлин. А наши-то сейчас возвращаются домой. Садятся. Идут в столовую. А мы…
Щелчок в наушниках, и Заяц докладывает:
— Товарищ командир! С КП распоряжение: «Всем экипажам! Наша база подверглась нападению бомбардировщиков противника. Посадка запрещена. Идите на запасные аэродромы». Все!
Час от часу не легче! Впрочем… впрочем… Черт возьми!
Радист словно угадывает мои мысли:
— Ну и везет же нам, товарищ командир. Кто теперь подумает, что мы заблудились.
В наушниках осторожное покашливание штурмана:
— Даю поправку, товарищ Заяц. Везет не вам, а лично мне. Так-то вот. Я олух царя небесного и признаюсь в этом во всеуслышание.
Мне радостно слышать повеселевший голос штурмана, но я обрываю его самобичевание:
— Перестань, чудило! Мы с тобой оба хороши, и давай разделим эту историю — по-братски. Если бы мы, летя в облаках, вместо поспешных решений сменили курс по расчету времени, было бы все это?
— Нет, конечно!
— Ну так вот, дорогой, разворачивай карту и прокладывай ориентировочно по времени этот наш распронесчастный маршрут.
Штурман долго копается с картой. Луна уже поднялась высоко, и ее отражение скачет внизу по каким-то болотам. Напрягаю память. Что-то знакомое. Озера, крутые извилины речек и сеть прямых каналов, какие я видел на торфоразработках.
Невероятная догадка почти ослепляет меня. Не может быть! Придерживая левой рукой штурвал, правой вынимаю из-за голенища карту. Лист трепещет от воздушных струй. Сгибаю его, кладу на коленку. Вот так! И свет включать не надо — все видно отлично.
Всматриваюсь вниз. Слева неожиданно появляется отрезок железной дороги. Один конец ее, загнувшись к западу, упирается в озеро, другой уходит вперед, нашим курсом. Справа — тоже озеро и река.
Лихорадочно шарю глазами по карте. Не выдерживаю, включаю освещение кабины. Так. Все ясно! Выключаю свет, сворачиваю карту. Если минут через пять наткнемся на перекресток железных дорог, значит, мы в районе города Гусь-Хрустального. Ничего себе, отклонились! Почти на триста километров!
Через пять минут появляется перекресток. Точно! Гусь-Хрустальный!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
