против Сармата – как Хортиму и грезилось.
– Ты заматерел, князь, – полуулыбнулся Мстивой, закончив разглядывать. – Годы изгнания не закалили тебя так, как эти месяцы.
– Видно, так.
Боги, а ведь меньше года назад он боялся Мстивоя Войлича. Осторожничал и велеречиво подбирал слова, чтобы угодить. Казалось, сейчас Хортим уже ничего не боялся.
– Проклятые расстояния, – скривился Мстивой. – Жаль, что мне так и не удалось встретиться с князем Хьялмой. В его… человеческом обличье.
– Мне тоже жаль.
Хортим смотрел, как горела лампадка под ликом Сидуга. Ему не хотелось ввязываться в беседу – только скорбеть в тишине и покое, но Мстивой Войлич был не из тех, от чьих слов стоило отмахиваться, как от назойливой мухи. Хортим тяжело вздохнул и отвернулся от алтарей.
Волынский князь продолжал говорить – слова его были радушны, глаза смотрели изучающе. Оправив расшитый пояс, он усмехнулся:
– Ты, право, удивляешь меня, князь Хортим. Не ожидал, что ты подружишься со Старояром.
Хортим не ожидал, что он с ним не рассорится – после намеков Микулы и его собственных угроз. Благо у Микулы был отец, который хоть и не мог считаться верным союзником, но имел голову на плечах. Люташ Витович не хуже Хортима понимал, что прощения Сармата ждать не стоит. Нужно продолжать войну: известно, с кем Сармат-змей решит поквитаться в первую очередь. Поэтому Старояр готовился к осаде.
– Того требовало дело.
– Как мудро. Слышал, ты женишься на дочери князя Люташа – пригласишь на свадьбу?
Раз Хортим перестал испытывать трепет и уже собрался умирать, то позволил себе улыбку.
– Я приглашу тебя первым, Мстивой Войлич. Сразу как одолеем Сармата.
– Не забудь, князь. У меня-то память хорошая – возьму и понадеюсь.
Хортим множество раз старался угодить чужеземным князьям, и с тех пор его не трогали ни благодушный настрой, ни скрытая похвала. Он не доверял ни лести, ни обещаниям, поэтому если Мстивой Войлич хотел задеть его сердце осколком благоволения, то прогадал. Хортим слушал с вежливым вниманием – не больше.
Мстивой подкрутил медовый ус.
– Надо же, – шепнул он доверительно. – Дочка Витовича будет гуратской княгиней. Сказал бы кто раньше, я ни за что бы не поверил. Не знаю, придется ли староярской княжне впору гуратский венец, – я слыхал, венцы на твоей родине не бывают легки, – но слушай, Хортим Горбович: если бы у меня были дочери, я бы отдал тебе любую из них.
А если бы у Хортима были драконьи крылья, он бы растерзал Сармата-змея – толку рассуждать о том, чего нет?
– Венцы нигде не бывают легки, – уклончиво заметил Хортим. – Что у князей, что у княгинь. Что в Гурат-граде, что в Волчьей Волыни.
Едва ли доля волынской княгини лучше, чем доля гуратской, – Мстивой был женат четвертый раз, а судьбы его предыдущих жен никто бы не назвал счастливыми. С мгновение князь смотрел пристально, будто размышляя, стоит ли искать в его словах двойное дно; вид у Хортима был хитрый – стоит.
Треснула маска ласковой любезности, и Мстивой расхохотался. Его голос всколыхнул терпкую надушенную тишину.
– Стервец. Ох стервец.
Хортим не знал, отчего ему захотелось спрятать в речь остроту – шутки с Мстивоем были плохи. Но если собираешься заручиться поддержкой, лучше играть с огнем, чем путаться в чужой паутине. Да и чего бояться? Мстивой его со двора, как Фасольда, не выпроводит. Хортим часто думал о Фасольде – повезло, что его в Старояре не оказалось.
Хортим задумал ловушку и ее исполнение доверил ближайшим сподвижникам. Он хотел быть рядом с ними, но его отъезд породил бы кривотолки о предательстве – только этого еще не хватало. Поэтому Хортим отправил воеводу и друзей: Латы, Карамая, да почти всю Соколью дюжину, оставив лишь Инжуку и Арху. Арха бы там очень пригодился, но попробуй ему скажи – уезжай, мол. Он обычно и на шаг от Хортима не отходил. Так бы послушался, покинул его накануне сражения, но обиделся бы страшно.
Главой над всеми Хортим поставил Фасольда, а его правой рукой назначил Латы – красноречивый и внимательный, друг уравновешивал грозного воеводу. Мог сплотить людей и не допустить раздора там, где он уже разгорался. Мало ли на что способны люди, отправленные едва ли не на верную смерть?
Хортим приказал им взять лучших из своих сотен. Проследил, как бы Латы не позабыл про ведьму, ходившую под его началом, – хотя как про нее забудешь? Хортим не слишком доверял ведьмам, но то, что вёльха из сотни Латы не раз оказывалась полезна, он знал хорошо. В последний раз Хортим сам говорил с этой женщиной – расспрашивал, правда ли то, что говорят о ведьминой силе, – вёльхи могут заклинать и ветер, и землю, и огонь?
Тем временем Мстивой перестал смеяться. Он отошел от Хортима и окинул Божий терем любопытным взглядом.
– Я слыхал одну байку, Хортим Горбович. Будто в староярском Божьем тереме есть огромные трубы, вылитые из кровяной меди. Божьи люди собираются вокруг них, по несколько человек у одной, и трубят – только недюжинная сила может выдавить густой звук; так Божьи люди созывают староярцев на требы. Говорят, трубный гул слышен далеко за пределами города.
Хортим чуть поморщился: вот для чего были все заискивания!
– Я осмотрел весь Божий терем, – продолжил Мстивой тихо, – и не нашел этих труб. Удивительное дело, Хортим Горбович. Мне рассказали, что твои дружинники увезли их прочь – князь Люташ разрешил, хотя и он не ведает, что ты задумал.
Хортим своими намерениями не делился. Даже Бодибор Сольявич не знал всего, чего уж говорить об остальных князьях! Хортим опасался если не предательства, то лишних ушей, и всю правду о ловушке доверил только старым соратникам. Утечет пара слов, и дело обречено. Долго ли искать ту пташку, которая захочет предупредить Сармата об опасности?
Неудивительно, что Мстивой Войлич не терпел тайн. Хортим доверял ему, но отступать не собирался – раз решил молчать, значит, так и будет.
– Красивые трубы, – сказал он. – Страсть как понравились. Вот и обираю будущего тестя, пользуясь его добротой.
Мстивой издал сухой смешок.
– Не скажешь? Я прибыл сражаться на твоей стороне, а ты, оказывается, темнишь. Что-то задумываешь и с князьями не делишься.
Хортима это не проняло. Он вздохнул и развел руками:
– Прости, Мстивой Войлич. Это моя кровь шалит – как же, гуратец, да без козней? Я слышал, у вас на севере верят не хитростям, а доброму железу и крепкой руке, что не в пример достойнее. Пусть это принесет нам победу.
Мстивой вновь усмехнулся – некогда он занял престол, изведя соперников и железом, и хитростью. Хортим о том знал.
– Позаострился ты, князь, – сказал Мстивой негромко. – Поналовчился. Что ж, будь по-твоему.
И больше
