Тетя Элис, сгорбленная и немощная, поддерживаемая с другой стороны Конни, вцепилась в мой рукав.
– Шем, помоги мне сесть.
Я взял ее под руку и с помощью Конни усадил на один из пустовавших стульев с краю, через два стула от Мэри. На эти два стула сели мы с Конни.
Могильщики в комбинезонах поместили гроб на специальную раму над разверстой могилой, и священник начал говорить речь. Перед церемонией погребения он спросил у меня, не хочу ли я тоже что-нибудь сказать, и я, поблагодарив, отказался. Он пригласил Мэри произнести несколько слов.
Достав из сумочки помятую бумажку, она встала, но не повернулась к людям, а осталась стоять лицом к могиле. Голосок ее дрожал и срывался, и уже после первой фразы она разрыдалась. Но, отмахнувшись от предложенной помощи, сумела взять себя в руки и продолжала, хотя, как мне показалось, уже не по бумажке.
Слушая надгробную речь рыдающей Мэри и остро чувствуя свою вину перед ней, я готов был сам сорваться, но не мог доставить копам такого удовлетворения – увидеть меня плачущим.
Когда она закончила, священник попросил нас подняться. Мы с Конни встали, но тетя Элис осталась сидеть, опираясь руками на свою трость. Могильщики выступили вперед и начали опускать гроб на веревках в могилу, пока священник произносил последние слова «прах к праху…». Опустив гроб в яму, могильщики вытянули веревки и отошли в сторонку. Мэри продолжала плакать, и от этого у меня на душе становилось все тяжелее. У меня никогда не было такого ни на одних похоронах.
Священник закончил речь, и горстка людей, пришедших проститься с покойным, стала расходиться, направляясь к машинам, ждавшим за территорией кладбища. Во время церемонии я стоял ближе всех к могиле, поэтому уходил последним. Палмер ждал меня в сторонке.
– Шем, ну надо же, какой месяц ужасный выдался! Просто страшный месяц.
– Да, – проговорил я, не зная что еще сказать.
– Но нам по-прежнему надо встретиться и поговорить. Ты не мог бы зайти на днях ко мне в контору? Я бы рассказал тебе, что происходит с наследством.
– А что происходит с наследством?
– Ну, здесь не очень подходящее место для такой беседы. Это то, о чем мы говорили по телефону. Но, поскольку Джо умер, не оставив завещания, все будет не так просто, как могло быть. Как ты думаешь, ты мог бы зайти? Это не займет много времени.
– Когда ты хотел бы меня видеть?
– Да в любое время. Просто зайди и все.
– Хорошо.
– Вот и отлично. – Он помолчал и печально прибавил: – Шем, мне очень жаль…
Я ничего не ответил.
– Нет, месяц просто ужасный… – Он похлопал-погладил меня по спине и подтолкнул к выходу.
Хили и Добрыговски стояли у своей машины, наблюдая за мной, и, поймав мой взгляд, Хили едва заметно мне махнул.
Тетя Элис и Конни стояли в конце дорожки на обочине проезжей части.
– Шем, ты обратно со мной поедешь или на похоронном автобусе? – спросила тетя Элис.
Ни один из упомянутых вариантов не давал мне возможности избавиться от назойливых детективов. И автобус, и все машины должны были до поворота тащиться медленной цепочкой, так что я сейчас был как в западне.
Пока я стоял в нерешительности, Палмер прошел мимо меня к своей машине. Мэри тоже уже сидела в машине родителей; я видел, как отец протянул ей фляжку, и вдруг понял, что очень хочу пить.
– Ну так что? – сказала тетя Элис.
Детективы прямо по траве, не сходя с обочины, направились ко мне, и, еще не подойдя, Хили крикнул мне издалека:
– Мистер Розенкранц, можно вас на пару слов?
– Ой, ну все, достаточно, – сказала тетя Элис. – Или ты с нами, или поезжай как знаешь.
Хили и Добрыговски подошли к нам.
– Это не займет много времени, мэм, – сказал Хили, но тетя Элис даже не взглянула в его сторону. Тогда он повернулся ко мне. – Вы меня извините, мистер Розенкранц, я понимаю, что это не совсем подходящее место.
– Да уж, это точно, – согласился я и, подавляя в себе поднимавшийся комком страх, постарался придать своему лицу суровое выражение.
– Это займет всего минуту, не больше. Что вам известно о миссис Абрамс?
– Миссис Абрамс? – переспросил я, и плечи мои сникли, а в коленях появилась слабость. То есть они не собирались арестовывать меня. Сейчас, по крайней мере.
Добрыговски ехидно ухмыльнулся.
– Вы жили с Викторией Абрамс в «Сомерсет», – подсказал Хили.
– Да. С Ви. – И, повернувшись к Добрыговски, я посмотрел ему прямо в глаза. Мне просто необходимо было в тот момент изобразить на лице негодование, в какое пришел бы любой, если бы копы заявились на похороны его сына. – Может быть, вы и помните всех своих друзей по фамилии через пять минут после погребения вашего сына, а я вот нет, знаете ли.
Он виновато всплеснул руками, но вид у него был отнюдь не виноватый.
– Да я ничего такого не имел в виду.
– Он ничего такого не имел в виду, – повторил вслед за ним Хили и, метнув на напарника суровый взгляд, снова повернулся ко мне. – Вы слышали что-нибудь о ней? Давно это было?
Машины вокруг заводились и отъезжали.
– Я давно о ней ничего не слышал, – сказал я, лихорадочно соображая, как мне теперь себя вести. Возможно, мне не следовало отрицать отношения с нею, но отрицать все остальное. – Я что-то беспокоюсь. Почему вы спрашиваете? С ней все в порядке?
– Да, конечно, у нее все хорошо, – заверил Добрыговски. – Даже просто отлично.
– На самом деле, мы не знаем, – уточнил Хили. – Мы разыскиваем ее.
– А в каких отношениях вы состоите с Викторией Абрамс? – спросил Добрыговски.
– Она… моя девушка. Мы с ней… сожительствуем. – И я решил снова изобразить гнев. – А к чему все эти вопросы? Вы заявляетесь на похороны моего сына, докучаете мне расспросами на глазах у родственников и друзей – к чему все это, я не понимаю!
– Ну, у вас на самом деле не так уж и много родственников осталось, – съязвил Добрыговски.
– Послушайте, вы!.. – Я заставил себя угрожающе шагнуть к нему навстречу, в то время как сердце у меня колотилось так, что даже кровь в ушах пульсировала. – С меня хватит уже…
Хили выставил вперед руку, словно желая остановить меня.
– Вы должны простить Добрыговски. У него это случайно вырвалось.
Добрыговски опять ухмыльнулся.
– А вы знали, что она также представляется именами Нэнси Мартин и Мишель Грант? – спросил Хили.
Я резко повернулся к нему.
– Откуда мне это знать? Не знал, конечно. А что, это разве так? – То, что Ви жила под другими именами, меня не особенно удивило, но все же этот факт застиг меня врасплох.
– Мы получили из Кливленда довольно интересные сведения о ее деяниях.
Я настороженно прищурился.
– Мне это нисколько не интересно.
– А вот это напрасно, – сказал Добрыговски. – Вам должно быть это интересно. Когда «Ви» жила под именем Нэнси Адамс, в ее доме случился пожар. Это было в пригороде Кливленда. – И, помолчав, он прибавил: – Там случился пожар, а ее муж был убит.
Глава 17
Они внимательно следили за моей редакцией.
– Ее муж?! – сказал я, не скрывая удивления и смущения.
– А вы не знали, что она раньше была замужем?
– Что значит «раньше»? Я не знал, что она вообще была замужем!
Нам посигналила какая-то машина, и я от неожиданности даже подпрыгнул, схватившись рукой за грудь. Мы все трое отошли в сторонку на траву.
– Послушайте, мне надо ехать, – сказал я. – Я не могу сейчас этим заниматься.
– Конечно, конечно, – согласился Хили. – Еще только несколько вопросов. А потом мы отвезем вас, куда скажете.
Все это мне очень не нравилось, но, возможно, так было даже лучше – поскорее от них отделаться.
Мое молчание они восприняли как согласие.
– Итак, Ви, Нэнси, миссис Абрамс. О том, что у нее был муж, вы не знали.
– Я только что сказал вам, что не знал ни про какую Нэнси или как там ее еще… И вообще я не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне.
– Мистер Розенкранц, пожалуйста, не расстраивайтесь так. Я понимаю, что мысли у вас заняты множеством других вещей, и нам жаль, что мы вынуждены загружать вас новой информацией.
– Я не понимаю!.. – повторил я, и тут до меня дошло – Ви еще раз использовала комбинацию «убийство/поджог». Как могла она быть такой дурой?! Поэтому, уже более осторожно, я продолжал: – Так что вы там говорите? Что Ви убила мужа и подожгла дом?
– Ну, некоторые думали именно так, – подтвердил Добрыговски.
Я посмотрел на него, и он ответил мне ледяным взглядом в упор. Тут я понял, что ошибся, приняв его за неотесанного болвана. Если мне и грозило разоблачение, то как раз от него, а не от Хили. Хили умел складно говорить, поэтому в основном и вел все расспросы, но в душе он был добрым парнем. Ему не хотелось этого делать, просто это была его работа. Но Добрыговски… Эту породу я тоже хорошо знал – такие, как он, сразу ухватывают суть, вцепляются мертвой хваткой и уже не отпускают.
– Там была проблема со страховой компанией, – продолжал Хили. – У местной полиции – это был всего лишь маленький пригородный поселок – не имелось полной уверенности, поэтому они не стали отстаивать версию убийства, а просто добились, чтобы страховая компания заплатила. На том все и кончилось.
