— Что с тобой, брат? Ты хочешь служить сейчас?
— Отче, разве не ты сам мне повелел скорее совершать Божественную литургию, потому что хочешь пойти в Ефес?
Услышав это, игумен понял, что то был Иоанн Богослов, поэтому сказал:
— Ступай, чадо, и сделай, что тебе было велено, ибо возлюбленный Иоанн невидимо спразднует и нам, и ефесянам.
Так преподобный сподобился увидеть Иоанна Богослова и услышать его голос. Монастырь Иоанна Богослова ежегодно получал царское довольствие, которое поступало с острова Крит. В то время на Крите этими средствами распоряжался Иоанн Стравороманос. Будучи вторым настоятелем обители, преподобный вместе с другими братьями отправился к нему за довольствием и чтобы приобрести все необходимое для братии. Когда он находился на Крите, однажды вечером некий Константин Сканфис, который прикидывался сумасшедшим, хотя имелись свидетельства, что он предвидел и предсказывал будущее и исцелял душевные и телесные страсти некоторых, стал громко взывать:«Господи, помилуй!», причем делал это неоднократно. Думая, что таким необычным криком он предупреждает о том, что на Крит идет великое зло, многие прибежали к нему разузнать, в чем дело. Однако на вопрос, почему он кричит и что случилось, он ничего не отвечал, но только продолжал взывать:«Господи, помилуй!». Захотел пойти к нему и божественный Леонтий, чтобы выяснить причину его криков. Как только Леонтий тронулся в путь, Сканфис перестал говорить:«Господи, помилуй!«но стал кричать еще громче:«Дорогу, дорогу, идет, идет! Горе вам, благочестивые, в этот час. Если бы он не пришел, что случилось бы с вами?«Когда же преподобный подошел к нему, Сканфис сказал:«Добро пожаловать, добро пожаловать, мой Златоуст». Он припал к его ногам, стал их целовать и еще усерднее кричать:«Добро пожаловать!». Но почему Сканфис так говорил и так поступил, никто не узнал, а он сам никому не рассказал, кроме того что своими поступками и словами показал, что Леонтий велик у Бога и свят.
В другой раз страшной смертельной болезнью заболел игумен и слег в постель. Преподобный очень опечалился из–за болезни своего духовного отца. После литургии Леонтии пошел с братией в общую трапезу и поинтересовался у служителя что будет есть игумен, и есть ли у него аппетит. Уз нав, что у старца не только нет аппетита, но он тяжко страда ет от страшного приступа, преподобный сильно опечалился и, вздохнув от всего сердца, стал молиться. Встав из–за стола, он отправился в келью игумена. Положив обычный поклон и испросив благословения, он понял, что старец его страдает так сильно, что даже не может говорить. Тогда преподобный нашел небольшую тыкву с вином, наполнил им стакан и хотел дать выпить больному. Больной отказывался и едва слышным голосом произнес, что как только выпьет это вино, тотчас же умрет. Но преподобный все равно уговаривал его выпить сказав, что это благословил Христос и как только он выпьет, то сразу выздоровеет. При этих словах преподобный перекрестил стакан, тайно призвав на помощь Господа. Видя что старец не хочет пить, Леонтий вслух призвал Господа, говоря такие простые слова:«Христе мой возлюбленный, желанный Владыка. Если Ты любишь Свою Мать, мою Госпожу, услыши меня, убогого раба Твоего, и подаждь исцеление духовному моему отцу». Услышав это и умилившись от этой простой молитвы, старец послушался и выпил вино. И — о чудо! — болезнь его в тот же миг прошла и из него вышло столько желчи, что ей наполнили целый сосуд. Это и подтверждает необычность чуда, ибо несомненно, что с таким количеством губительного вещества игумен жить бы не смог.
Узнав, какое сильное дерзновение имеет к Богу Леонтий, старец с той поры понуждал его стать игуменом и сам с радостью подчинялся тому, кто своей молитвой к Богу даровал ему жизнь. Но преподобный не хотел об этом и слышать, но пребывал в прежнем послушании, подчиняясь своему духовному отцу. Он по–прежнему прилежно исцелял больных и целовал сгнившие члены увечных.
Придя однажды в Константинополь по делам монастыря, преподобный, будучи вторым лицом после игумена, выполнил все, что ему поручили, а затем поднялся в монастырь преподобного Даниила Столпника. Видя, что местность эта пустынна и спокойна, он весьма возжелал в безмолвии провести там остаток своей жизни. Поделившись этими мыслями с подвизавшимися там братьями и получив их согласие, пообещал сначала сходить на Патмос, чтобы отчитаться в делах перед братией, а затем вернуться сюда. Но Бог, Который все устрояет, в это время забрал в вечные селения игумена монастыря на Патмосе, повелев ему назначить игуменом Леонтия, о чем игумен оставил письменное распоряжение.
Вернувшись на остров и увидев, что обитель в таком бедственном положении, преподобный не знал, что и делать Он помнил об обещании, которое дал Богу и преподобному Даниилу — стать преемником его добродетели и боле склонялся к тому, чтобы пойти в обитель Столпника. Однако, слезы братии, которые осиротели как овцы без пастыря письменное решение игумена или, лучше сказать, не писанное, от Бога, победили его и он нехотя принял предложение братии остаться. Тогда он стал прилагать труды к трудам бдения к бдениям, объясняя всем, что бдение и попечение начальников о подчиненных заставляет подчиненных уважать и слушаться начальников:«Если я бодрствую, то не только за себя, но и за подчиняющихся мне, чтобы заставить их слушаться моих повелений». Поэтому каждый, кто не ослушался указаний преподобного, получал соответствующее вразумление, но не от людей, а от жестоких бесов, как станет понятно из дальнейшего рассказа.
Напротив Патмоса расположен небольшой необитаемый остров Липсо, на котором у монахов паслись животные. Летом монахи забивали лишних животных, мясо высушивали на солнце и продавали, выручая средства для обители. На это послушание был отправлен монах по имени Прохор, злобный и бесчеловечный. Прохор постоянно надоедал преподобному просьбами о новых башмаках. Узнав у монастырского сапожника, что башмаки еще не готовы, преподобный кротко сказал Прохору, что он получит башмаки когда вернется с Липсо. Но строптивый Прохор, не стыдясь преподобного, вел себя нагло и требовал башмаки сейчас же. Преподобный кротко сказал ему:«Ступай с миром и исполняй послушание, чтобы не постигло тебя то, чего ты не хочешь. Но тот не слушался и все не уходил. Тогда преподобный решил, что он достоин вразумления, как непослушная овна, и сказал:«Ступай, и пусть путь твой будет тьмой и преткновением, и Ангел Господень пусть преследует тебя». Не успел святой произнести эти слова, как Бог запечатлел его слова святой делом. Только непокорный Прохор сел в лодку, чтобы отправиться на Липсо, на него вдруг посыпались камни, да так густо как будто это был град. Но самым удивительным было то, что камни падали только на Прохора, не задевая никого другого из плывущих, при этом все слышали голоса:«За упрямство, за упрямство». Тут–то несчастный и понял, то это были бесовские силы, посланные для того, чтобы его наказать и научить, какое зло представляет собой непослушание и пренебрежение к просьбам своего духовного отца. В печали выйдя из лодки и немного освободившись от камней, он пришел в себя и стал размышлять, отчего с ним случилось такое зло. Если бы камни продолжали падать, то он бы совершенно изнемог или сошел с ума. Когда же Прохор приготовился обедать, то на него снова посыпались камни, миска разбилась, еда пролилась, сосуд с вином тоже разбился, а бесы, швырявшие в него камни, звали его по имени и приговаривали:«За упрямство, за упрямство».
Несчастный Прохор обезумел из–за случившейся с ним необычайной беды и не знал, что делать. Он позабыл о пище и питии и вернулся с Липсо с ранами на теле от камней. Показывая их преподобному, он рассказал о постигшем его несчастье. Один из монахов, выслушав его рассказ, набрался смелости и гордо сказал братьям:«Этот монах пострадал оттого, что не знает грамоты, чтобы ей прогнать бесов. А вот я всегда полагаюсь на Бога и на знание грамоты, поэтому не терплю от бесов никакого беспокойства». Взяв Псалтирь, он положил обычный поклон преподобному и отправился на Липсо. Однако и с ним случилось то же самое: неведомо откуда на него стали падать камни, и тот, кто прежде считал себя смелым и надеялся на знание грамоты, вдруг оказался трусливым и прибежал обратно в монастырь. Тогда, рассудив, что эти двое монахов достаточно наказаны праведным вразумлением, великий Леонтий взял с собой нескольких благочестивых братьев и отправился на Липсо. Там он помолился Богу и прогнал бесов, а те, кто были праведно наказаны, один за непослушание, а другой за превозношение, перестали бояться.
Однажды пришли в монастырь пираты, которых преподобный принял со всяким дружелюбием. Но поскольку они были варварами, то и запросили ту пищу, что была обычной для них: хлеба, вина, мяса овец и другого. Преподобный распорядился дать им все то, что было в обители, но пираты требовали еще больше. Преподобный сначала спокойно уговаривал пиратов, чтобы они взяли предлагаемое, потому что у монастыря больше ничего не было. Однако те не хотели брать постную пищу, но, оскорбляя игумена и устрашая братию, спустились к берегу и сожгли монастырский корабль, о чем монахи, видевшие это, доложили преподобному. Опечалившись всем сердцем, преподобный взял в руки икону Иоанна Богослова и сказал громко всей братии:«О, возлюбленный Богослов, если ты не отомстишь этим злодеям за тот ущерб, который они нанесли нам, твоим рабам, то знай, что я больше здесь не останусь и не буду игуменом, если ты меня не услышишь». Как только преподобный произнес это, слова его немедленно стали делом. Когда пираты покидали Патмос, море было спокойным. Но едва они бросили якорь в Икарии, как налетел сильный ветер и поднял огромные волны, которые потопили корабль вместе с пиратами. Те же, кто смог выбраться на сушу полуживыми, были убиты икарийцами. Спаслась лишь одна женщина, которая и поведала людям о чуде. Узнав об этом случае, другие пираты с тех пор стали почитать и уважать великого Леонтия. А то, что преподобному были известны и тайны сердца, ясно будет из следующего рассказа.
