Наконец, я закончил предписанные упражнения, зачерпнул воды из чаши и с наслаждением плеснул себе на грудь. Кожа тут же покраснела, и я почувствовал приятное покалывание. Де Кастр с грустной улыбкой наблюдал за мной.
– Хотел бы я… вот так же, как ты, – сказал он.
– Эти упражнения для молодых, но я мог бы показать вам гимнастику для людей постарше.
– Нет, поздно. Не с моими коленями.
– А что с ними такое?
– Да ничего особенного, просто старость.
– Нет такого недуга – старость. Я мог бы осмотреть вас, отец мой, и назначить лечение.
– Целитель есть целитель – он всегда ищет для себя работу, – фыркнул де Кастр. – О моих хворях мы поговорим, возможно, позже. А сейчас, пока мы одни, найдутся более важные темы. Расскажи мне, что произошло после того, как мы расстались в Нарбо.
Я вздохнул. После гимнастики мне хотелось есть, но я не знал порядков, установленных в доме, поэтому оставалось ждать, когда хозяева пригласят нас за стол. Я оделся, сел рядом с епископом, помолчал, собираясь с мыслями, и принялся за рассказ, оживляя в памяти череду недавних событий. Де Кастр внимательно слушал, не перебив меня за время рассказа ни разу и не глядя на меня. Лицо епископа было сожжено солнцем, как у простого крестьянина, старческая кожа туго обтягивала скулы, и если бы я не знал, что он жёстко ограничивает себя в пище, счёл бы Совершенного тяжело больным. Но больным де Кастр, конечно, не был. Для своих лет он был силён и, вероятно, вынослив, кроме того, обладал острым умом и превосходной памятью, и на лице его лежал тот особый отпечаток, какой бывает у людей, ведущих напряжённую мыслительную работу.
Закончив рассказ, я зачерпнул воды из фонтана и напился. Оказалось, что я отвык от долгих разговоров.
– Правильно ли я тебя понял, сын мой, что в замок Фуа ты попал не по своей воле? – спросил епископ.
– Думаю, что да, ведь с трубадуром я встретился случайно, а вот собирался ли он в этот замок раньше, не знаю.
– А где сейчас этот трубадур?
– Юк? Он приехал в Тулузу вместе с нами, точнее говоря, он увязался за легатом, по-моему, с целью втереться в его свиту. Мы расстались у городских ворот, и где он теперь, понятия не имею. А почему вы спросили? Разве в трубадуре есть для нас какая-то польза? По-моему, он человек скверный и пустой.
– Я знаю многих трубадуров, но с Сент Сирком мне встречаться не довелось, – ответил епископ. – Но, видишь ли, в чём дело… Епископ Тулузы Фулькон, о котором я упоминал вчерашним вечером, – в прошлом тоже трубадур.
– Я знаю, Юк рассказывал мне.
– Ну, вот… Для всех тайна, почему Фулькон решил уйти от мира. А ведь у него была жена и дети! Что стало с ними, я не знаю, но говорят, что супруга Фулькона тоже приняла постриг. Бывший трубадур проявил в делах веры такое рвение, что пять лет назад стал епископом Тулузы. Графы Тулузские и консулы никогда не делали различия между сторонниками Рима и истинными христианами, в Лангедоке царил мир и веротерпимость, и даже иудеи и мавры чувствовали себя в полной безопасности – их философские и целительские школы были известны далеко за пределами Лангедока, но теперь всё изменилось. Подобно Нерону, на чьих руках святая кровь апостолов Петра и Павла, Фулькон преследует всех, кто не разделяет догмы католичества. Под его рукой ходит отряд громил и фанатиков, которые пышно именуют себя Белым братством. Мы попытались найти управу на него у графа, но ему сейчас не с руки ссориться с Римом, и он отмахнулся от наших просьб. Поэтому в противовес Белому братству нам пришлось создать своё, Чёрное братство, и дело уже дошло до стычек между ними. Пока дело ограничивается перебранками, синяками и царапинами, но, думаю, это только пока.
Юк де Сент Сирк – клеврет аббата Сито. По твоим словам, он – человек циничный и беспощадный, и если Фулькон поставит его во главе Белого братства, жди беды. Кроме того, Юк знает тебя и Альду.
– Но он не знает ничего о моей миссии. Для него я – глуповатый и наивный грек-целитель, для которого не существует ничего, кроме медицины.
– Это хорошо, но не стоит считать врагов глупее, чем они есть. Я рассказал тебе про Белое братство не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы ты был осторожен. Не ходи по городу в одиночку, пусть тебя сопровождает Иаков, это же касается и твоей девушки. Кстати, прости за откровенный вопрос, но я должен знать: кто она тебе по Закону Господа?
– Я же сказал: Альда – моя жена! Но… но мы не приносили клятвы в храме.
– Я мог бы провести обряд, если хочешь… – негромко сказал де Кастр, внимательно глядя на меня.
Я растерялся.
– Я… я не знаю… Мы разной веры… И мой обет… Пока он не исполнен, я не хозяин себе, если вы понимаете меня.
– Боюсь, меня неправильно понял как раз ты, – мягко сказал де Кастр, кладя мне руку на плечо. – По нашей вере обряд не имеет особого значения, ваши сердца выбрали друг друга, а значит, союз благословил Господь. Но, видишь ли, вы делите ложе, а женщины считают себя оскорблёнными, если их статус не определён. Альда ничего не скажет тебе, но, возможно, в душе она страдает. Послушай старика, предложи ей совершить обряд. Пусть решает она. В таких вещах женщины куда мудрее мужчин.
– Вы правы, отец мой, а я как-то не подумал о такой простой вещи. Вот глупец! – досадливо воскликнул я, хлопнув себя по колену. – Ну надо же!
– Ты не глупец, ты – мужчина, а у мужчин головы устроены иначе, чем у женщин. Но оставим это. Скажи мне ещё. Ты виделся с госпожой Эсклармондой?
– Да, я же говорил…
– Я помню. Она что-нибудь рассказывала тебе?
– Да нет… Она больше слушала, но, мне показалось, что она куда умнее своего непутёвого братца.
– Да, Эсклармонда мудра, у неё светлый разум и железная воля. Мы знакомы очень давно, она – Совершенная, носит сан диакона общины истинных христиан и хранит некие предметы, о которых у нас речь, возможно, будет впереди. Не знаю, к добру или к худу ваша встреча, ясно только, что она не случайна. Провидение ведёт тебя странными путями, сын мой Павел. И ещё одно. – Епископ быстро оглянулся по сторонам. – Ты чувствуешь Книгу?
– Нет… Вернее сказать, я не пытался воззвать к ней. Это лучше делать ночью, а вчера я так устал, что…
– Я понял, не извиняйся. Время у нас пока есть. Попробуй воззвать к Евангелию будущей ночью, а завтра с утра мы начнём поиски лавки иудея Соломона.
Глава 24
Я вернулся в комнату. Альда ещё спала, заняться было нечем, я прилёг рядом с ней и незаметно заснул. Разбудила нас Петронилла – пора было идти на завтрак. На кухне мы получили по большому ломтю тёплого хлеба, ветчину и мисочку с мёдом. Ложку почему-то не дали, и пришлось черпать мёд пальцами, причём я облизывал палец Альды, а она мой. Петронилла возилась у очага и, поглядывая на нас, тихонько посмеивалась. Кроме нас троих, на кухне никого не было. О том, что в доме живут ещё люди, свидетельствовали грязные миски в кадке – их предстояло вымыть и расставить по полкам. На кухне пахло свежим хлебом и тёплым печным дымом, всё сияло чистотой. Стол, на котором мы ели, был тщательно выскоблен, полы тоже недавно помыли. О достатке свидетельствовала кухонная посуда, которая была тщательно вычищена, расставлена по полкам или висела на крюках, вбитых в стены. Всё было устроено прочно и разумно рукой рачительного хозяина.
Поблагодарив Петрониллу, мы вернулись в комнату. Альда занялась починкой своей одежды, которая за время путешествия изрядно обтрепалась. Обувь её просила каши, и девушка, осмотрев башмаки, со вздохом отставила их в сторону, починить их она всё равно бы не смогла. Я решил, что при первом же выходе в город мы посетим лавки сапожника и портного.
Оставив Альду наедине с иголкой и нитками, я отправился на поиски Иакова и нашёл его в конюшне, где он вместе с конюхом занимался уборкой. На вопрос о том, как он устроился, Иаков широко улыбнулся и ответил привычным «А-уы!», что означало полное довольство жизнью. «Ну и хорошо, – подумал я, – одной заботой меньше». Мне не хотелось вводить де Кастра в расходы, поэтому я дал Иакову несколько монет и попросил купить в ближайшей лавочке кувшин вина, сыр, хлеб, ну и что ему приглянется. Парень внимательно выслушал меня, кивнул и убрал монеты в кармашек, спрятанный в поясе.
Я вернулся в дом, Альда отложила шитьё, улыбнулась мне и потёрла утомлённые глаза.
– Представляешь, я совсем разучилась шить! Игла всё время падает и глаза почему-то слезятся!
– Зачем ты чинишь эти обноски? Де Кастр отведёт нас к портному, и мы купим тебе, да, пожалуй, и мне, всё новое.
– Не могу же я идти к портному в платье с прорехой на… В общем с прорехой! – хмыкнула девушка. – Кстати, и твоя одежда нуждается в починке. А ну-ка, раздевайся. И убери руки! Не видишь, у меня иголка! Эти мужчины…
Я отдал ей верхнюю одежду и разлёгся на кровати, откинув полог и наблюдая за девушкой.
