могла сказать в присутствии Дункана. Но, с другой стороны, она явно тщательно обдумывала, что
собиралась сказать. Оба они были очень благодарны Дункану за эту небольшую отсрочку: ожидание возможности открыто поговорить сделает их более терпимыми друг к другу и более осторожными.
На заре они все же не выдержали и стали разговаривать, используя все того же Дункана.
— Расскажи маме, какая там кухня! — сказал Гарп. — И про собаку расскажи.
— Про Билла?
— Вот именно! — сказал Гарп. — Расскажи ей про старого Билла.
— А как была одета мама Ральфа? — спросила Хелен у Дункана. И улыбнулась Гарпу. — Надеюсь, потеплее, чем наш папа?
— А что у вас было на ужин? — спросил у Дункана Гарп.
— А спальни у них в доме наверху или внизу? — спросила Хелен. — Или и там, и там?
Гарп попытался сказать ей взглядом: «Пожалуйста, не надо!» Он уже чувствовал, как она оттачивает старое испытанное оружие, готовя его к бою. У нее про запас имелась парочка приходящих нянь, которых она могла ему припомнить, и он чувствовал, что она как раз извлекает их из памяти и помещает на передний край. Если она вытащит наружу одно из давних имен, вызывающих болезненные воспоминания, то у Гарпа не будет наготове ни одного имени, чтобы защититься. Против Хелен невозможно выдвинуть никаких нянь; во всяком случае, пока. Как представлялось Гарпу, Харрисон Флетчер не в счет.
— А сколько там телефонов? — спросила Хелен у Дункана. — Там на кухне телефон есть? И в спальне тоже? Или он только один — в спальне?
Когда Дункан наконец отправился в свою комнату, в распоряжении Хелен и Гарпа уже оставалось меньше получаса: вот-вот встанет Уолт. Однако имена врагов Хелен уже держала наготове. Для болезненного удара времени всегда достаточно, если знаешь, где находятся старые шрамы.
— Я так тебя люблю, и я так хорошо тебя знаю… — начала Хелен.
12. Теперь это случилось с Хелен
Гарп всю жизнь пугался, когда телефон звонил среди ночи, пронзительным сигналом тревоги врываясь в душу. Кто? — вздрагивало его сердце при первом же звонке. Кого из близких сбил грузовик? Кто утонул в кружке пива? Кто лежит на обочине, растоптанный слоном в непроглядной тьме?
Гарп терпеть не мог такие вот послеполуночные звонки, но однажды и сам позвонил среди ночи — даже не заметив, что звонит в столь позднее время. В тот вечер у них гостила Дженни Филдз, и она как-то мельком обронила, что Куши Перси «вся разорвалась» во время родов и умерла от кровотечения. Гарп ничего об этом не знал и, хотя раньше он порой шутил с Хелен насчет своей былой «страсти» к Куши — и Хелен даже поддразнивала его на сей счет, — весть о том, что Куши умерла, произвела на него просто убийственное впечатление. Кушмен Перси всегда была такой активной, такой жизнерадостной, жизненная сила так и кипела в ней, и смерть ее казалась абсолютно невозможной. Сообщение, что Элис Флетчер попала в аварию, расстроило Гарпа куда меньше; собственно, он всегда был готов услышать, что с ней случилось что-нибудь этакое. Как ни печально, он всегда знал, что с Тихоней Элис вечно будут случаться всякие неприятности.
Гарп потащился на кухню и, даже не взглянув на часы и не заметив, что открывает очередную бутылку пива, обнаружил, что уже набрал номер Перси; в трубке послышались гудки. До Гарпа постепенно доходило, что Жирному Стью понадобится немало времени, чтобы проснуться и снять трубку.
— Господи, кому ты звонишь? — спросила Хелен, входя в кухню. — Ведь четверть третьего!
Повесить трубку Гарп не успел — в трубке послышался встревоженный голос Стюарта Перси:
— Да? — И Гарп легко представил себе хрупкую безмозглую Мидж, которая тоже приподнимается на постели, а потом садится рядом с мужем, напоминая нервную замученную квочку.
— Простите, что разбудил вас, — сказал Гарп. — До меня просто не дошло, что уже так поздно. Мне очень жаль!
Хелен только головой покачала и, резко повернувшись, вышла из кухни. В дверях, правда, тут же появилась Дженни, и на ее лице было написано величайшее неодобрение подобного поступка сына. Причем разочарования в ее взгляде было куда больше, чем просто гнева.
— Кто это, черт побери? — спросил Стюарт Перси.
— Это Гарп, сэр, — сказал Гарп, снова чувствуя себя мальчишкой, которому неловко за свое происхождение.
— Ну и какого черта тебе нужно! — взревел Жирный Стью.
Дженни позабыла сказать, что Куши Перси умерла несколько месяцев назад, и Гарп был уверен, что приносит свои соболезнования более или менее вовремя. И попал впросак.
— Мне очень, очень жаль! — снова сказал он.
— Это ты уже говорил! — Стюарт явно терял терпение.
— Я только что услышал… — сказал Гарп. — И хотел сказать вам и миссис Перси, что мне действительно очень жаль. Возможно, я никогда особенно этого не показывал — во всяком случае, вам, сэр, — но я действительно по-настоящему любил…
— Ах ты поросенок! — сказал Стюарт Перси. — Сынок маменькин! Японская куча дерьма! — И повесил трубку.
Даже Гарп оказался не подготовлен к такой реакции. Дело в том, что он все понял неправильно и лишь спустя несколько лет узнал все обстоятельства, при которых умудрился разбудить Жирного Стью среди ночи. Бедняжка Пух, она же безумная Бейнбридж Перси, однажды объяснила Дженни Филдз тогдашнюю ситуацию. Когда Гарп позвонил, Куши была мертва уже так давно, что Стюарту и в голову не пришло, что Гарп хочет выразить ему свое сочувствие по поводу гибели дочери. В ту ночь наконец-то испустил дух Бонкерс, это черное чудовище, и Стюарт Перси решил, что звонок Гарпа — жестокая шутка, лицемерные соболезнования по поводу смерти старого пса, которого Гарп всегда ненавидел.
И вот теперь, когда у Гарпа среди ночи зазвонил телефон, Гарп тут же почувствовал у себя на плече руку Хелен, тоже разбуженной этим звонком. Когда он снял трубку, Хелен плотно сжала коленями его ногу, просунутую между ее ногами, — словно, только прильнув к нему всем телом, чувствовала себя в безопасности. Гарп мгновенно перебрал в уме все возможные случайности. Уолт был дома и спал. Дункан тоже, он не был у Ральфа.
А Хелен думала: это мой отец! Его больное сердце… А иногда ей казалось: они наконец нашли и опознали мою мать. В морге.
А Гарп думал: маму убили. Или похитили и требуют выкуп. И ведь такие похитители не согласятся ни на что другое, кроме публичного изнасилования сорока девственниц, прежде чем отпустят столь известную феминистку невредимой. А может, они потребуют еще и жизни моих детей… В общем, мысль его уже
