в полном одиночестве на диване в гостиной: она сидела с бокалом вина в руке и с какой-то рукописью на коленях.
— Не могла уснуть, — пояснила она, но лицо у нее было какое-то странное — Гарп даже не смог сразу определить, что это за выражение. Хотя оно и показалось ему смутно знакомым, на лице Хелен он никогда прежде его не видел.
— Сочинения почитываешь? — спросил он; она кивнула, хотя перед ней была только одна рукопись. Гарп взял ее в руки.
— Так, студенческая работа, — сказала Хелен, протягивая руку, чтобы отобрать у него рукопись.
Имя студента было Майкл Мильтон. Гарп наугад прочитал абзац.
— Похоже на рассказ, — заметил он. — Я и не знал, что ты учишь своих студентов писать художественную прозу.
— Я и не учу, — сказала Хелен, — но они все равно иногда мне свои работы показывают.
Гарп прочитал еще один абзац. И подумал, что стиль у автора самоуверенный и несколько неестественный, однако ошибок не было; что ж, по крайней мере, вполне грамотный юноша.
— Это, собственно, один из моих аспирантов, — сказала Хелен. — Очень способный, но… — Она пожала плечами, и этот ее жест вдруг показался Гарпу притворно легкомысленным, словно у растерявшегося ребенка.
— Что «но»? — спросил он и рассмеялся, потому что Хелен в этот поздний час выглядела совершенной девчонкой.
Но Хелен сняла очки, и на лице у нее снова появилось то странное выражение, которое Гарп так и не смог для себя определить. Потом она раздраженно сказала:
— Ну, я не знаю! Слишком молодой, может быть. Он просто еще совсем мальчик, понимаешь? Очень способный, но слишком юный.
Гарп перевернул страницу, прочитал еще кусок текста, вернул рукопись Хелен и, пожав плечами, сказал:
— На мой взгляд, полное дерьмо.
— Нет, вовсе не дерьмо, — серьезно возразила Хелен.
Ах ты моя рассудительная училка! — подумал Гарп. И сообщил ей, что возвращается в постель.
— Я тоже скоро приду, — пообещала Хелен.
А потом Гарп, зайдя в ванную комнату наверху, увидел себя в зеркале и наконец сумел определить, что же означало странное выражение лица Хелен. Он узнал его только потому, что не раз видел раньше — на собственном лице, но никогда на лице Хелен. Это было виноватое выражение, и оно озадачило его. Он еще долго лежал без сна, однако уснул все же прежде, чем Хелен поднялась наверх и легла в постель. Утром Гарп сам удивился: вчера он лишь мельком заглянул в ту рукопись, но первое, что пришло ему сейчас в голову, было имя аспиранта Хелен: Майкл Мильтон. Он осторожно посмотрел на Хелен, которая тоже проснулась и лежала с ним рядом.
— Майкл Мильтон, — тихонько сказал Гарп, не обращаясь к ней, но достаточно громко, чтобы она услышала. Краем глаза он видел ее равнодушно-спокойное лицо — Хелен то ли размечталась о чем-то и ничего вокруг не замечала, то ли просто не расслышала, что он сказал. А может, вдруг подумал Гарп, именно это имя как раз и крутится у нее в голове, так что, когда он его произнес, она уже повторяла его про себя и не обратила внимания, что вслух-то его произнес Гарп.
Майкл Мильтон, аспирант третьего курса, писавший работу по сравнительному литературоведению, был выпускником кафедры французского языка Йейльского университета, где получил свободный диплом; а до того он учился в Стиринг-скул, хотя там явно не слишком напрягался. А стоило ему понять, что все знают, что он поступил в Йейл, он тут же начал снова валять дурака; зато он никогда не валял дурака первый год аспирантуры, когда стажировался во Франции. По рассказам Майкла Мильтона никто бы не догадался, что он провел в Европе всего лишь год; ему удавалось создать впечатление, будто он прожил во Франции все детские и юношеские годы. Теперь ему было двадцать пять.
Но, хоть Майкл и прожил во Франции так недолго, казалось, одеждой он там запасся на всю оставшуюся жизнь: твидовые пиджаки с широкими лацканами и шлицами сзади сидели на нем безукоризненно; а покрой этих пиджаков, как и брюк, умело подчеркивал стройность его бедер и талии; такой стиль одежды даже соученики Гарпа по Стиринг-скул называли не иначе как «континентальным». Рубашки Майкла Мильтона, две верхние пуговички которых он никогда не застегивал, были из дорогой мягкой материи, удобные и просторные; от них словно веяло эпохой Возрождения — легкой небрежностью и тщательно продуманной изысканностью.
Внешне он настолько же отличался от Гарпа, насколько страус отличается от тюленя. Тело Майкла Мильтона (в одетом состоянии) являло собой образец элегантности; раздетый же он напоминал цаплю. Он был худ, даже худосочен, и довольно высок ростом, а также сутуловат, чего почти не было заметно под отлично сшитыми твидовыми пиджаками. В целом его обнаженное тело напоминало вешалку для пальто — говорят, современные модельеры предпочитают как раз такие: очень удобно вешать на них различные модели одежды. В общем, это было скорее «теловычитание», а не телосложение.
Майкл Мильтон был противоположностью Гарпа практически во всем, за исключением одного: как и Гарп, он обладал потрясающей верой в себя и полностью разделял с Гарпом добродетель или грех самонадеянности. Как и Гарп, он был даже агрессивен — в том смысле, в каком агрессивен тот, кто абсолютно в себе уверен. Между прочим, именно эти качества когда-то и привлекли Хелен Холм к Гарпу.
Теперь те же качества обнаружились вдруг у совершенно иного человека. Они и проявлялись иначе, и все же Хелен тотчас их распознала. Вообще-то ее всегда крайне мало интересовали юные «денди», которые одевались и разговаривали так, словно давным-давно устали от мира и от жизни, обретя некую печальную мудрость, потому что якобы «выросли в Европе», хотя большую часть своей пока еще недолгой жизни провели на заднем сиденье родительского автомобиля в Коннектикуте. Впрочем, в отрочестве Хелен весьма мало привлекали и борцы, которых тренировал ее отец. Однако ей всегда нравились люди, уверенные в себе, при условии, что их уверенность была действительно обоснована.
То, что привлекло к Хелен Майкла Мильтона, привлекало к ней и многих других мужчин и даже некоторых женщин. В свои тридцать с небольшим она была женщиной поистине очаровательной, и не только потому, что была хороша собой, а потому, что всегда выглядела безупречно. Кстати, отличие весьма важное, ибо вид у Хелен был такой, как если бы она не просто тщательно заботилась о своей внешности, но имела вполне разумные причины делать это. В ее случае, впрочем, ее пугающе притягательная внешность никого не вводила в заблуждение. Хелен была очень успешной женщиной. И выглядела
