Так Петр провел несколько месяцев в Голландии. Объездив все главные ее города, осмотрев в них все любопытное, он отправился в январе 1698 года в страну, еще более примечательную своим просвещением — в Англию. Здесь тот же образ жизни, то же удивление народа, глядевшего на чудесного царя далекой России, которую образованные Европейцы привыкли считать страной полудикой! В Англии удивление было даже еще заметнее: Англичане, начиная с их короля Вильгельма III и кончая последним работником в адмиралтействе[242], помогавшим плотнику Петру носить бревна и строгать корабельные доски, — все постоянно проявляли к своему знаменитому гостю не только уважение, но даже глубокое благоговение. Король, дружески посещавший царя, старался угадывать его малейшие желания; купцы, художники, офицеры Английского флота были в восхищении, если могли быть чем-нибудь полезными ему, и многие из них охотно следовали примеру Голландцев и соглашались поступать на службу к тому, кого считали непостижимым гением своего века.
Петр, со своей стороны, точно так же восхищался Англичанами и всем, что видел в Англии. Как часто, проводя целые дни в Лондонском адмиралтействе, он говаривал своим новым друзьям — адмиралам[243] Кармартену и Митчелю: «Без Англии я был бы плохой мастер!» А когда эти адмиралы вздумали однажды показать морские маневры, Петр был так восхищен совершенством Английского флота, что от души вскричал: «Если бы я не был царем в России, то желал бы быть адмиралом в Англии!»
Возвращаясь в апреле в Голландию, царь оказался в большой опасности: сильная буря держала его четверо суток в море. С ужасом смотря на высокие волны, бросавшие во все стороны царскую яхту, спутники Петра уже приходили в отчаяние, но герой, не боявшийся никаких опасностей, сохранил присутствие духа и в этом случае и, ободряя улыбкой испуганных, шутливо говорил им: «Чего вы боитесь? Слыханное ли это дело, чтобы царь России утонул в Немецком море?»
Н.Д. Дмитриев-Оренбургский. Петр Великий в Вене у императора Леопольда в 1698 году. Гравюра.Из Голландии Петр намерен был ехать в Италию через Вену. В этом городе надо ему было переговорить с императором Леопольдом о Турках, с которыми Русские все еще вели удачную войну, в то время как Австрийцы желали мира. Леопольд принял знаменитого путешественника и угощал с тем же радушием и уважением, с какими принимали его во всех других государствах. Среди всех праздников, устроенных в его честь в Вене, особенно примечателен был маскарад, проведенный 1 июля. Император, все его семейство и триста придворных особ представляли ремесленников и крестьян всех народов. Петр был в платье Фрисландца[244]; фрейлина Турн, занимавшая место его дамы, — Фрисландки. Оба государя были очень веселы на этом простом и в то же время необыкновенном празднике. Император предложил своему гостю, все еще слывшему дворянином посольства, выпить за здоровье царя Московского. «Выпьем, — сказал Леопольд, — мне известно, что вы знаете этого государя?» «С лица и наизнанку!» — отвечал Фрисландец.
Петр I в Амстердаме. Гравюра.Дружеское расположение Леопольда к Петру заметно было и во время их переговоров о Турецких делах, и соглашаясь на мир с султаном, он желал того же, что и Петр: чтобы все земли, завоеванные Русскими, остались в их владении.
Имея основательную надежду на этот мир и, стало быть, на полное спокойствие своих подданных, царь с большим удовольствием думал о своем скором путешествии в Италию, так давно прославленную историей, Италию, знаменитую воспоминаниями, очаровывавшую красотами природы! Уже все распоряжения к отъезду посольства были сделаны, как вдруг гонец, приехавший от князя Ромодановского, привез известие о новом ужасном бунте стрельцов! Ромодановский, которого Петр, оставив в Москве на своем месте, называл князем-кесарем[245], вице-царем и даже царским величеством, писал свое донесение в таком расстроенном состоянии духа, что государь отчетливо видел опасность, угрожавшую его столице. Отложив путешествие в Италию, он поспешил возвратиться в Отечество.
Причины этого нового и последнего бунта стрельцов были все те же, как и прежде: их досада на новый порядок, заводимый в войске, на то предпочтение, какое Петр явно отдавал перед ними полкам, устроенным по-европейски, и страх, что он, возвратясь из чужих краев, начнет еще более заботиться о преобразованиях, которые они ненавидели. Эта ненависть происходила вот от чего: у многих из них были странные мысли о том, что просвещение вредит благочестию и что, чем более люди занимаются ученьем, тем менее думают о Боге. Такая мысль, в любом случае необоснованная, потому что может ли что-нибудь больше науки и образования дать нам в понимании о Боге и его чудесных творениях, была полным несчастьем для такого народа, имевшего столько набожности, как наши предки. Она заставляла некоторых суеверов не любить Петра, принуждавшего их к учению.
Враги Петра умели пользоваться этим несчастным заблуждением соотечественников, и вы видели уже, милые читатели, сколько бед происходило от этого во время правления властолюбивой царевны Софьи! С тех пор, как монастырские стены разлучили ее со светом, в России стало спокойнее, и все думали, что прежняя правительница, отказавшись от всех безрассудных замыслов, оплакивает в уединенной келье монахини свои несчастные ошибки. Но не то делала Софья: под ее монашеской рясой все еще билось сердце гордой княжны, все еще таилась надежда отнять у брата его престол. Однако она не смела предаваться этой надежде с прежней уверенностью и, может быть, не решилась бы ни на что, если бы путешествие Петра в чужие края не увеличило неудовольствия народа и не ободрило любимцев Софьи — дерзких стрельцов. Государство оставалось полтора года без царя; в это время злые неприятели Петра могли наделать много вреда, и вот что они сделали.
Царица Евдокия Федоровна Лопухина. Гравюра.Евдокия Федоровна Лопухина была первой женой царя Петра I. Ее, дочь окольничего Федора Авраамовича Лопухина, выдали замуж за Петра 27 января 1689 г., когда тому исполнилось 17 лет. 28 февраля 1690 г. у них родился сын Алексей.
Почти все начальники стрельцов, преданные Софье, старались, каждый в своем полку, уверить своих подчиненных, что Петр, возвратись из путешествия, заведет во всем Европейский порядок. Такими уверениями немудрено было внушить им самые отчаянные намерения. Мысль, что не только царевна Софья, но даже и супруга Петра, царица Евдокия Федоровна, так же как и стрельцы ненавидевшая новые обычаи и просвещение, была на их стороне, еще более подкрепляла дерзость бунтовщиков. В их планы входило покушение на жизнь Петра по возвращении его из чужих краев, после чего они предполагали сделать Софью правительницей государства до совершеннолетия царевича Алексея, восьмилетнего сына Петра, и уничтожить все новшества, введенные им в правление, войско и нравы Русских.
В. Суриков. Утро стрелецкой казни. 1881 г.В августе 1698 г. Петр I вернулся из-за границы и приказал провести новое расследование по делу о стрелецком бунте. Стрельцов допрашивали под страшными пытками, чтобы убедиться в участии царевны Софьи в заговоре. Последовали многочисленные казни. Трупы казненных стрельцов оставались неубранными целых пять месяцев, наводя ужас на народ. Красная площадь была покрыта обезглавленными, а стены Белого и Земляного города унизаны повешенными. На Девичьем поле некоторые стрельцы висели против самых окон царевны Софьи с челобитными грамотами в руках.
Боярская одежда XVIII века. Гравюра.С такими ужасными намерениями стрелецкие полки, расположенные в разных городах, пошли к Москве, чтобы соединиться там со своими главными товарищами, но храбрость и присутствие духа генералов Шейна и Гордона спасли столицу и усмирили бунтовщиков до приезда государя. Следствие об их преступлениях уже началось при нем, и открываемые подробности их замыслов были так ужасны, что Петру надо было проявить чрезвычайную строгость; виновные наказаны были так, как того заслуживали они по своим злодейским намерениям. В сильном негодовании на преступников, так хладнокровно сговорившихся истребить все, что он с такой заботой готовил для счастья любимого народа, все драгоценные плоды его тяжких трудов, его беспрестанных пожертвований, Петр готов был осудить на смерть всех до последнего ненавистного стрельца, но достойный наставник и его друг Лефорт склонил к жалости оскорбленное сердце Великого, и были казнены только самые виновные. Правда, их было очень много. Государь пощадил и свою сестру: она жила по-прежнему в монастыре. Но оставить ее вовсе без наказания казалось Петру несправедливым, и он наказал ее следующим образом: перед ее окнами монастыря были поставлены виселицы, на которых повесили самых виновных и самых преданных ей преступников. Остальные были разосланы по разным городам, записаны в другие полки, и таким образом название стрельцов, знаменитое сначала, бесславное впоследствии, сохранялось еще около трех лет в четырех полках, оставшихся верными царю; но потом, когда и те получили новые названия или новое устройство, оно совершенно исчезло в нашем Отечестве.
