Посредине палаты стоял стол, за которым сидел Вельский, на скамьях заняли обычные свои места думные мужи. Боярин Вельский сказал:
– - Совершилось давно желанное Россиею: она Избавилась от Годуновых, впившихся, подобно змиям, в ее сердце, отравивших ее ядом козней и злодейств. Снова узрим на престоле законное племя, и счастие воссияет над Россиею. Великое дело кончено. Москва и Россия присягнула Димитрию, который теперь находится в Туле с своим войском: поспешим к нему с повинною. По воле царя, избираю вас, знаменитые мужи князь Василий Иванович Шуйский, князь Иван Михайлович Воротынский, князь Андрей Андреевич Телятевский, Петр Иванович Шереметев. Вы изберите от себя по шести думных мужей и немедленно отправьтесь к царю бить ему челом от лица Москвы и России. Думный дьяк Афанасий Васильевич поедет с вами для отчета в делах Думы и Приказа посольского. Прошу вас, бояре, не подвергать себя и синклита гневу царскому ослушанием. До прибытия царя я буду управлять Москвою. Никто не произнес в ответ ни слова. Боярин Вельский встал и, призвав с собою Пушкина и Плещеева в Стрелецкий приказ, распустил Думу, сказав, что в нужных случаях он будет повещать думных мужей. Назначенным в Тулу боярам он пожелал счастливого пути, и все разошлись в безмолвии.
ГЛАВА IV
Довершение злодеяния. Награда изменников. Стан Лжедимитрия под Москвою. Пробуждение совести. Лазутчик. Вступление в Москву.
Все удивлялись постоянству, твердости, предусмотрительности Лжедимитрия к достижению своей цели! Эти качества в молодом человеке, бесприютном сироте, и пламенное красноречие, соединенное с необыкновенною смелостью, привлекали к нему умы и сердца в Польше и после того в России и заставляли верить истине его происхождения. Все знавшие Лжедимитрия думали, что он, достигнув желаемого, еще более разовьет свои способности, которые послужили ему ступенями к возвышению -- и все обманулись.
Со времени перехода войска под Кромами Лжедимитрий не жил, а блаженствовал. Все российские города покорялись ему один за другим и самые отдаленные присылали выборных бить челом и присягать в верности. В торжественном шествии от Кром до Тулы Лжедимитрий встречал одну покорность и приверженность доброго русского народа; который в лице его чтил святую кровь царей законных. Но вскоре льстецы убедили его, что эта любовь народная есть личное его стяжание. Величие ослепило его; все господствовавшие в нем страсти слились в одну и образовали особенный, отличительный характер суетности.
Новый царь жил в Туле в царском дворце, угощая ежедневно воевод и бояр, стекавшихся к нему с изъявлением преданности. Между тем прибыло и знаменитое боярское посольство из Москвы, высланное Вельским, с уведомлением о низложении Феодора Борисовича и с приглашением на царство. Более ста тысяч дворян, граждан из разных городов и людей воинских добровольно пришли в Тулу видеть нового царя и целовать ему крест на верность. Уже Лжедимитрий царствовал самовластно, хотя еще не возложил венца на свою голову. Указы его исполнялись во всей России, и все друг перед другом старались выказывать усердие к новому самодержцу. Покорная Москва призывала его в свои стены, но он медлил. Князья, Василий Васильевич Голицын, князь Рубец-Мосальский и дьяк Сутунов отправились по приказу царскому в Москву с тайными поручениями. Воевода Петр Федорович Басманов пошел к столице с отборным войском, а царь, велев остальному войску и боярам быть каждый день готовыми к пути, оставался в Туле и, как казалось, с нетерпением ожидал вестей из Москвы. Все окружавшие царя, народ и войско, думали, что переворот уже кончен совершенно и что ничего не остается более делать, как торжествовать победу и воцарение. Носились слухи, что сверженный с престола Феодор Борисович будет пострижен в монахи, и догадливые предполагали, что новый царь для того медлит в Туле, чтоб не быть свидетелем сего обряда. Приверженцы царя похвалили его за сию нежность чувствований. Они непременно хотели видеть в нем такого героя, каким он представлялся, когда искал сообщников.
Ночью Меховецкий постучался в двери почивальни Лжедимитрия.
– - Что такое? -- спросил он сквозь сон.
– - Гонец из Москвы! -- отвечал Меховецкий.-- Ты велел, государь, доложить тебе немедленно, когда кто-нибудь прибудет оттуда. Говорят, что важные вести!
– - Введи гонца! Я тотчас встану и спрошу.
Меховецкий возвратился в переднюю и призвал гонца.
– -Подожди в своей комнате, любезный Меховецкий,-- сказал Лжедимитрий и, впустив гонца в свою почивальню, запер двери.
– - Ну, что нового, Молчанов? Говори скорее!
– - Все свершилось! Нет Годуновых.
– - А Ксения?
– - Жива и здравствует. До твоего приезда в Москву взял ее к себе в дом князь Рубец-Мосальский.
– - Хорошо, спасибо! Но как вы отделались от старухи и от плаксы Феодора Годунова? Не наделало ли это большого шуму в Москве? Нет ли толков? Не подозревают ли меня?
– - Было много хлопот, нечего греха таить! Старуху скоро отправили, а с молодцем насилу управилась. Он рассвирипел в последний час и защищался, как лев, от четырех сильных удальцов. В народ пустили огласку, что мать и сын отравили себя ядом от отчаянья и боязни, когда открыли, что они хотели извести тебя, государь, отравою.
– - Хорошо, хорошо! А что делается в Москве? Что сделали вы с сообщниками, с приверженцами Годуновых?
– - В Москве все ждут тебя с нетерпением, а весь причет Годуновых в темницах до твоего приказу.
– - Здорова ли Ксения? Что делает?.. Не подурнела ли от горести?
– - Здорова, но плачет и кручинится. Пред отъездом я видел ее. Кажется, что она все так же хороша и полна, хотя не так румяна, как была прежде. Князь Мосальский говорит, что она красивее, когда плачет, нежели когда смеется… (98).
– - Это весьма хорошо, потому что я не надеюсь осушить слезы ее и рассеять кручины в скорое время… Ну, спасибо, Молчанов! Завтра поговорим более.
– - Государь! Для счастья моего не надобно много времени. Довольно одного твоего слова. Ты, государь, верно, позабыл в хлопотах то, что говорил мне в Шляхетской слободе на рубеже польском. Кто известил тебя в Путивле чрез дворянина Бахметева о смерти Бориса? Кто принес весть о погублении его рода? Нечего тебе повторять, кто и как все это уладил и каким опасностям подвергался я! Все исполнено, чего тебе хотелось, что нужно было для скорого твоего воцарения и окончания брани междоусобной… Теперь ты самовластный господин в России… Я еще ничего не получил!..
Лжедимитрий наморщил чело и сказал гневно:
– - Молчанов! я не люблю, чтоб мне припоминали, это что-то походит на упреки! Сделаю, что мне будет угодно.-- Прошед по комнате, Лжедимитрий отер пот с лица и примолвил: -- Будь уверен, что служба твоя не останется без награды: когда вступлю в Москву, дам тебе из казны моей царской столько денег, сколько сам захочешь. Будь спокоен, Молчанов: я награжу тебя по-царски.
Молчанов поклонился в пояс и сказал:
– - Государь! я ни в чем не упрекаю тебя, но с покорностью осмеливаюсь припомнить о боярстве и о вотчинах Годуновых… которые ты обещал тому, кто…
Лжедимитрий прервал слова его:
– - Полно, полно! В своем ли ты уме, Молчанов, требуя от меня невозможного? Тебя подозревают в убийстве Бориса; невозможно, чтоб утаилось от народа и последнее твое дело… Что скажут обо мне, когда я дам тебе теперь звание боярина и вотчины Годуновых? Тогда я признаю себя виновником всех этих убийств! Нет, Молчанов, такую службу, как твоя, невозможно награждать почестями. Я дам тебе денег, много денег -- и делай себе что хочешь! Но, награждая тебя саном знаменитым, я заклеймлю навеки самого себя… Это невозможно! Опомнись, Молчанов! ты сам человек разумный. Рассуди, что скажут князья, бояре, весь синклит?..
Пока Лжедимитрий говорил, лицо Молчанова страшно изменялось: брови насупились на глаза, губы дрожали и смертная бледность покрыла щеки. Заслуженное уничижение пробудило в нем самолюбие, которое терзало сердце и распаляло его злобою. Лжедимитрий приметил внутреннее волнение своего клеврета и, чтоб успокоить его, сказал:
– - Я не отказываю тебе, Молчанов, но только откладываю исполнение твоих желаний. Что я обещал, то сделаю. Чрез несколько времени, чрез год или другой, когда дело забудется несколько, я дам тебе какое-нибудь важное и явное поручение, сам похлопочу об успехе и тогда осыплю почестями. Все уладится, только потерпи…
Молчанов поклонился и хотел выйти, но Лжедимитрий остановил его.
– - В рассеянии я забыл спросить, а что вы сделали с патриархом Иовом?
– - Свели с патриаршего престола.
– - И оставили в живых? Напрасно! Он может мне вредить своими пустыми рассказами…
– - Теперь его легко сбыть с рук. Да, кажется, и не нужно. Кто станет его слушать!
– - Ну, прощай, Молчанов! Завтра увидимся. Молчанов вышел, а Лжедимитрий призвал Меховецкого.
