Впереди, где-то далеко и внизу, показалось темное пятно. Поток потащил меня к нему и очень скоро передо мной открылся довольно странный вид. Вам приходилось видеть катайские рисунки с гравировок? Мастера вырезают картинки на кипарисовых досках, тщательно работая над каждой мелкой деталью, а затем раскрашивают их разноцветными яркими красками, после чего накрывают тонкими листами рисовой бумаги и прокатывают сверху длинными скалками. Приходилось? Вот сейчас я видела сверху что-то вроде такого рисунка, вот только краски были хоть и насыщенные, но больше темных цветов и оттенков: черного, серого, темно-коричневого, темно-синего. На рисунке был изображен корабль, который двигался среди застывших серых волн. Паруса корабля были наполнены ветром, но не плескали и не играли, как это обычно бывает, а были абсолютно недвижимы. На корабле были люди, впрочем, их было всего трое: двое на корме, у штурвала, и еще один на носу. Они были столь же тщательно прорисованы, как и сам корабль и так же застыли в движении, покачиваясь вместе с кораблем. При них были фонари, но свет от них был таким же нарисованным, как и все вокруг. Я снижалась, корабль рос у меня на глазах. Сверху на небе появились нарисованные звезды, облака и половинка луны. Поток, что нес меня, терял силу и скорость и вскоре я увидела цель моего полета.
Эрик, неестественно объемный для этого места, сидел под нарисованной мачтой прямо на палубе, скрестив ноги по-жарандийски, и что-то черкал карандашом в своем блокноте. Возле него я не увидела фонаря, однако сидел он в центре светлого пятна и свет этот был настоящий, не нарисованный. Сам он был, как мне показалось, пониже ростом, чем обычно, пошире в плечах, и волосы у него были подлиннее, чем там, в реальном мире. Ветер нес меня прямо к нему и, учитывая, насколько я замерзла, мне пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы не врезаться в него на полной скорости, а приземлиться на плечо.
Он почти не обратил внимания на мое появление, лишь слегка дернул плечом, на которое я села, но сгонять не стал, увлеченный записями в своем блокноте. Он был теплый, даже горячий и, признаюсь честно и откровенно, в первый момент радость от того, что я его нашла, отступила на второй план перед радостью, что я могу согреться. Я распласталась у него по плечу и прижалась всем телом, вцепившись пальцами рук и ног в его одежду, и он опять почти не отреагировал, лишь снова слегка дернул плечом, и, перевернув страницу в блокноте, продолжил писать. Я заглянула в блокнот, и увидела, что записывает он какие-то цифры и формулы, щедро сдабривая их знаками, о происхождении которых я могла только догадываться. Разумеется, понять, что формулы магические, можно было без труда, но что они означают, пытаться понять даже и не стоило.
Эрик захихикал. Весьма странно и нехарактерно для себя. Злорадно и несколько театрально.
— Прекрасный, замечательный, потрясающий вариант, — пробормотал он. — Самое то, чтобы утро стало совсем-совсем добрым. Да-да, это то, что надо. И всего треть чара прямого воздействия! Ну-ка… Посмотрим…
— Он прищелкнул пальцами, и все вокруг пришло в движение.
Половинка луны и звезды упали в море, а оттуда выскочило нарисованное желтое солнце с волнистыми лучами. На нарисованной палубе появились нарисованные матросы. Они задвигались по палубе, стали залезать на мачты и заниматься своими делами; их нарисованные фигурки походили на плоские статуи, которые странным образом временами все-таки умудрялись двигать руками и ногами. Эрик встал, и, отойдя в сторону, принялся наблюдать за ними.
Вот мимо нас один из плоских матросов со шваброй протолкал плоское ведро с водой. Вот на корме сменился рулевой. Вот три матроса полезли на мачту, убирая лишние паруса. Двигались фигурки очень быстро, раз в пять быстрее, чем двигались бы живые люди. Звуков, как таковых, слышно не было, но я улавливала что-то вроде эха человеческих голосов, а временами даже различала слова. Вот открылась дверь в кормовой надстройке судна и оттуда вышел плоский розовый котолюд. Прорисован он был очень тщательно, хоть и несколько карикатурно. Во всяком случае, проблем с узнаванием у меня не возникло. Эрик повернул голову в его сторону, и тут же скорость движения фигурок снизилась до нормальной.
Котолюд поплыл по палубе, двигаясь к носовой части судна. Наверху, у штурвала, рулевой достал из кармана курительную трубку, вставил ее в рот и, достав спички, зажег одну из них, явно собираясь прикурить. На ее конце заплясал маленький плоский оранжевый огонек, который вдруг ярко и объемно вспыхнул, когда рулевой поднес его к трубке. Неестественно ярко. По-настоящему. Видимо, эта вспышка напугала рулевого, он отшатнулся, споткнулся о какой-то канат и, чтобы не упасть, схватился рукой за штурвал, резко дернув его. Корабль тут же накренился влево и котолюд, который в этот момент проходил мимо передней мачты, потерял равновесие и врезался в нее головой. Одновременно с этим, ведро, в котором мочил тряпку поломой, рвануло к левому борту, и ударилось в него, чуть не расплескав нарисованную воду. В это время рулевой попытался выровнять корабль и крутанул штурвал вправо. Ла Локо оторвало от мачты, и потянуло к правому борту, он замахал руками и попытался скомпенсировать крен, двинулся против наклона, но тоже споткнулся и, снова, потеряв равновесие, стал падать. В этот момент на его пути появилось то самое ведро и, секунду спустя, голова его милости господина виконта оказалась украшена им, словно экзотическим головным убором.
Эрик пришел от увиденной сцены в восторг, да и я, чего уж скрывать, не осталась к ней равнодушной. Судя по эху голосов, что слышались от нарисованных матросов, они тоже всласть повеселились.
«Не везет милорду, — услышала я. — То в ванной чуть не утонет, то похлебкой обварится, то ремень на гамаке лопнет, то мазь от ожогов с мазью от москитов перепутает…»
Да, судя по всему, ла Локо приходилось тут совсем не сладко. Он избавился от ведра и принялся ругаться на винчетском диалекте. Эти ругательства настолько заинтересовали Эрика, что он прервал свое хихиканье и спешно принялся конспектировать их в свой блокнот.
— Развлекаешься? — спросила я Эрика.
Он, кажется, впервые по-настоящему заметил мое присутствие и повернул в мою сторону голову. В этот момент мир изменился, вокруг снова царила нарисованная ночь, исчез котолюд, исчезли матросы с палубы, а за ними и половое ведро.
— Не то чтобы, — ответил он, легко справившись с удивлением. — Скорее работаю. А ты кто?
Я не стала обижаться на него, потому что помнила слова Торвальда о том, что он может меня не вспомнить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
