Все эти мысли промелькнули в голове за секунду. Надо действовать. Пойду к Василисе, будто бы поблагодарить за пирожки, попрошу разрешения позвонить домой, а сам незаметно вызову «скорую». Хорошо, что Арам утром принес две бутылки коньяка и две упаковки сухофруктов. Половина девятого – еще не поздно. А может, и поздно, но у меня другого выхода нет. Люди умрут. Они, конечно, человеческие отбросы, но все равно живые существа. Может, и этих подлецов кто-то дома ждет.
Дверь открыли Василиса и ее мама, которые явно не ожидали увидеть меня в такой час.
– Простите, ради Бога, я думал, еще не поздно. У нас люди ходят в гости, особенно летом, не раньше девяти-десяти, когда жара спадает… – бессвязно бормотал я.
Василиса сияла, ее мать поблагодарила меня за коньяк и сухофрукты.
– Давайте немножко выпьем с чаем, – предложила Татьяна Федоровна, – а то завтра Иван Денисович с друзьями нам и капельки не оставит.
– Извините, можно мне позвонить? – попросил я. – Всего одну секунду, необходимо узнать о здоровье отца.
Дозвонился до «Скорой помощи», сказал, что шел по улице и увидел лежащих на земле троих выпивших мужчин с разбитыми в кровь лицами.
Вернулся за стол, мы с женщинами выпили по рюмочке, Василиса лишь пригубила коньяк. Разговор зашел о тренировках – девушка начала взахлеб рассказывать, как всем понравились наши занятия, как некоторые ей завидуют, как она старается хорошо выполнить показанные мною приемы.
Вскоре я поблагодарил хозяек за гостеприимство и засобирался домой. Прощаясь в коридоре, погладил прильнувшую ко мне Василису по полной горячей щеке. Вернулся к КПП, вышел на улицу и почти бегом отправился к месту происшествия, желая убедиться, что людям оказана медицинская помощь. Уже издали увидел свет фар удаляющейся «скорой».
* * *
Хорошо, а как мне поступить с документами этих подонков? Сжечь? Незаметно выбросить где-нибудь, чтобы люди нашли? В любом случае, через час военный дознаватель будет у них, и как только они придут в себя, их переведут в закрытую часть военного госпиталя. Признаки преступления очевидны: они пьяные, избитые, все в крови, без документов, к тому же у одного из них на руке кастет. Остается лишь неясным, кто их избил, где их документы и какова причина драки.
Начал разбирать в уме все возможные зацепки, которые остались в этом деле, и вдруг вспомнил: дубленка. Среди военных дубленки есть только у меня и еще двоих офицеров более старшего возраста. В городе их немало, но там носят в основном дубленки местного производства или болгарские, смахивающие скорее на тулупы.
Опять вляпался ты, парень. Хоть ты и защищался, но границы необходимой самообороны превысил. На этот раз не простят, вспомнят трехмесячной давности инцидент в госпитале. Может, лучше доложить обо всем дежурному? Пройти освидетельствование, доказать, что я не пьян. Но волокиты будет столько! И не факт, что удастся выйти сухим из воды. Как же все это некстати, и всего на второй день после рождения ребенка! Может, лучше было отдать дубленку и шапку этим подонкам, да и дело с концом? Да нет, они бы меня полностью обобрали, вплоть до ботинок, еще бы и избили безжалостно. Сволочи были пьяные в стельку и озверевшие от выпитого. Кто бы мог подумать, что, находясь на военной службе, ночью эти подонки выходят грабить прохожих? А вдруг всплывут и другие случаи грабежа, оставшиеся в милиции нераскрытыми, и окажется, что это их рук дело? Хорошо бы выяснить, это важно… А, черт с ним, будь что будет.
Спит Мари, спит маленький человечек… Спокойных снов, любимая. Ни к чему тебе знать, что происходит сейчас в этой далекой, холодной и жестокой стране. Впрочем, Мари не раз доказала, что чувствует на расстоянии опасность, да и вообще все, что со мной происходит. Или это только когда я общаюсь с девушками?
Левая часть головы, куда пришелся удар кастетом, болела нестерпимо. Спасибо Араму – если бы не его меховая шапка, лежал бы я сейчас на земле вместо этих мерзавцев. Вот только «скорую» они бы никогда не вызвали – им безразлично, что по их вине человек умрет, как бездомная собака. Обидное сравнение – даже собаки добрее и лучше, чем такие мерзавцы.
Выходит, я прав, с какой стороны ни посмотреть. И мой ангел-хранитель до сих пор со мной. Дай Бог сохранить себя для моей далекой любимой, для крохотного беззащитного сына и обожаемых родителей. Как же я люблю их всех! И они меня любят. Любовь близких – вот что охраняет человека. Гляди-ка, новоиспеченный военный следователь, ты становишься сентиментальным? И ладно бы только сентиментальным, это еще полбеды, но еще и суеверным! Берегись, не то завтра каждый свой шаг будешь сверять с расстановкой звезд.
Первого февраля маленькому человечку исполнится два дня. А почему мы до сих пор не придумали, как его назвать? Может, в честь кого-нибудь из моих любимых исторических героев? Но не называть же мальчика Наполеоном – разве это имя? Смешно. Может, Уинстон? Тоже как-то не по-нашему, не пойдет. А в отечественной истории не так много фигур, имя которых я с радостью дал бы моему ребенку. Разве что Александр подходит – Александр II, Александр Суворов… Но Александров и без нас слишком много, имя очень распространенное. Из армянских деятелей – пожалуй, царь Тигран Великий, он жил до нашей эры. Или Андраник Озанян, герой национальной освободительной войны 1915–1920 годов. Больше ничего и в голову не приходит. Хотя… лучше я остановлюсь на имени моего отца – Ваган. Есть же в Москве Ваганьковское кладбище. Большинство москвичей наверняка и не знают, что это название созвучно армянскому слову «ваган» – «щит».
Опять я перевозбудился и опять не могу спать…
* * *
Всю ночь промучился головной болью. Должно быть, от удара я получил легкое сотрясение мозга. Каждый час прикладывал к больной голове завернутый в полотенце лед и уснул только к пяти часам. В девять уже был на работе. Сидел в кабинете в шапке, сославшись на простуду – чтобы скрыть сильно опухший и покрасневший лоб. Через пару часов не выдержал, пошел к заместителю прокурора и получил разрешение поработать дома. Вернувшись в кабинет, стал собирать некоторые дела, чтобы взять их с собой, и тут позвонил старший следователь капитан Сергей Шестков.
– Здравия желаю, коллега. Я тут заходил, хотел обменяться информацией, а кабинет был заперт. Говорят, ты себя плохо чувствуешь, собираешься домой? Помощь нужна?
– Нет, спасибо. Простудился, все тело ломит. Вчера в Москве с друзьями ходили в баню, должно быть, на улице потом простыл. Ну ничего, пройдет.
– А ты, кстати, в курсе, что здесь вчера была большая драка? Зверски избили троих военнослужащих, милиция бездействует, руководство рвет и мечет. Менты клевещут на наших, а ты же понимаешь, это может бросить тень на всю воинскую часть. Ничего об этом не знаешь, случайно? Каждый слух надо проверять. Мне сказали, ты примерно в это время вернулся из Москвы. Вспомни, может, ты что-то видел, слышал, информация какая-нибудь до тебя доходила? Не в курсе? Ну ладно. Да, я вчера вечером тебя по какому-то вопросу искал и не нашел… Когда, говоришь, ты приехал?
– Точно не помню, но было не поздно. Я пошел навестить Татьяну Федоровну с Василисой и весь вечер провел у них дома.
– А, да, вспомнил. Говорят, Василиса из-за тебя начала худеть? Ты, пожалуйста, вовремя ее останови, а то не за что будет подержаться… – хохотнул Сергей. Довольный своей шуткой, он положил трубку, а я заторопился домой – вдруг кто-нибудь из следователей захочет лично обсудить со мной какой-нибудь вопрос и увидит мой разбитый лоб. Ни к чему давать им повод для лишних размышлений.
Молодцы ребята, быстро вышли на след, подозревают всех вокруг. Ну что ж, это было очевидно, логично и не слишком трудно. Кто-то из мерзавцев, придя в себя, дал показания, что на них напал человек в дубленке.
А я еще сомневался, надеялся на элементарную объективность! Военная прокуратура получила от руководства приказ любыми способами отрицать участие военных в грабежах и хулиганских действиях, ведь в противном случае нахождение в должности конкретного начальника будет под вопросом. Министр обороны выступит с заявлением, что клеветники и антисоветчики хотят очернить светлый образ советской армии, победившей фашизм. Другой идеологии в стране уже не осталось, все было поставлено под сомнение, осталась бесспорной только тема победы над фашизмом. О том, что армия с каждым днем теряет боеспособность, за исключением разве что нескольких элитных частей в авиации и ракетных войсках, и превращается в гигантскую трудовую колонию, укладывающую рельсы, роющую котлованы, массово используемую на строительстве и сельскохозяйственных работах, – ни слова. Но ведь только демагог-маразматик может не заметить, что армейская служба в СССР превратилась в трудовую повинность для молодежи мужского пола! Я и сам оказался в армии исходя из этой логики… Итак, если обнаружится другой участник драки и это будет военный, все может закончиться внутри военной прокуратуры. Тогда в чем дело?
