Уже третий день, как Мари родила. Может, она уже дома? В воскресенье обязательно позвоню. Думаю, она даст знать о себе, как только выпишется из больницы.
– Дежурный, я хочу знать вашу фамилию.
– Я не хотел вас обидеть, товарищ следователь.
– Фамилию.
– Воробьев Валерий Петрович.
– Спасибо, лейтенант Воробьев, что вызвали к телефону, но запомните на будущее: не надо так грубо и невежливо обращаться с людьми.
Как мне найти Бифштекса? Разве что дежурить у главпочтамта. А если он там год не появится? Надо будет осторожно предупредить Мари, чтобы о любом контакте сообщала мне. А как искать фарцовщика, я еще подумаю. Самый верный вариант – выйти на него через мать.
От дежурной части до моего дома метров сто – сто десять, не больше. Но каким мрачным мне показался военный городок: бесцветные «хрущевки», тусклые окна, холод, низкое серое небо, ни луны, ни звезд… И это еще ближнее Подмосковье, мне повезло, что я оказался здесь. А если бы попал черт знает куда? Скажем, в Удмуртию, в Сибирь, в Приморье – там действительно значительно хуже. Хотя какая разница? Везде служат одни и те же люди. Не аристократы, не холеные интеллигенты, а такие же невысокие, щекастые, полные, пьющие мужики. Иногда очень даже симпатичные. И квартиры, и быт, и жены, и дети у них ничем не отличаются от здешних. Мне повезло в том, что рядом столица, этот сумбурный новый Вавилон. Там столько интересного!
Правда, везение было бы полным, если бы меня вообще не взяли в армию. Значит, есть различные уровни невезения и своя ниша везения в каждом. В конце концов, ты, друг мой Давид, не похож на типичного советского молодого человека, живущего в очерченных родной властью рамках. По здешним меркам ты даже очень удачливый. Довольствуйся тем, что имеешь, не то и это потеряешь. Но мозг опять бунтует. Не дает покоя сознание того, что где-то совсем недалеко течет красивая спокойная жизнь, интеллигентные благовоспитанные мужчины и женщины идут в театр или на концерт (как я видел в фильмах и читал в книгах), потом в ночной ресторан или клуб, где смотрят варьете или слушают какого-нибудь певца, пьют изысканное вино или шампанское, все вокруг чисто и красиво. Увижу ли это когда-нибудь?
Возможно ли, чтобы все люди рядом со мной изменились в течение короткого срока – скажем, двадцати – тридцати лет? Неужели они не осознают, какая у них убогая и тоскливая жизнь? На что я трачу свою молодость – на расследования нехитрых дел мелких примитивных людей… Я являюсь частью бездушного механизма, который кого-то наказывает и отправляет в тюрьмы, сам ввязываюсь в скотский жестокий кулачный бой с человекообразными приматами, никогда не задававшимися вопросами, для чего они живут, чего хотят, кроме удовлетворения своих примитивных инстинктов. Этого и высокоразвитые индивиды хотят, вопрос в том, в какой форме. Вот главное различие, как осуществляется удовлетворение основных человеческих потребностей – только в форме инстинктов или же сопровождается напряженной работой интеллекта, когда отношения мужчины и женщины насыщены духовностью, романтизмом, уважением и, разумеется, нежностью.
Нет, как я ни стараюсь быть как все, не получается. Что за максималистский дух сидит во мне? Ложные, гипертрофированные представления о чести, достоинстве, справедливости… Выскажи я все это – меня примут за сумасшедшего и упрячут за решетку. Но как странно я себя чувствую в этой тоскливой грубой действительности! Когда я погружаюсь в мечты, моя жизнь как будто светлеет, становится лучше, даже настроение улучшается. Кто-то из философов, кажется, Шопенгауэр, говорил, что реально лишь настоящее, а все, что было или будет, уже миф. Иными словами, счастье либо в прошлом, либо в будущем. В настоящем его не будет никогда. А жаль.
Какая жалкая квартира, как казенно здесь пахнет и как тоскливо скрипит кровать… А та маленькая девочка в белых гетрах, игравшая в мяч в осеннем саду, уже повзрослела на год. Интересно, сколько ей сейчас? Должно быть, тринадцать или четырнадцать, не больше. Вот счастливчик тот, кому она достанется. Хотел бы я знать, как выглядит мой мальчик и не очень ли беспокоит по ночам мою милую Мари?
Глава 11
Утром, не выспавшись, с трудом побрел на работу. А ведь вечером тренировка с группой, надо быть в форме: вовремя пошутить, быть вежливым, внимательным, особенно с женой начальника гарнизона. Этой влиятельной в городке женщине, кажется, очень нравились занятия – она всегда приходила в хорошем настроении и прощалась со мной ласково, с улыбкой. Такие виды восточных единоборств, как дзюдо и карате, тогда еще не были широко распространены в стране, поэтому вольная борьба и разработанное на ее базе самбо были самыми продвинутыми в этом плане. Численность моей группы начала катастрофически увеличиваться – я неожиданно обнаружил в себе дар тренера и с удовольствием показывал женщинам все те приемы, которым в свое время терпеливо обучал нас будущий чемпион мира и Европы по вольной борьбе Норайр Мушегян. Честно говоря, в плане овладения приемами борьбы наши занятия не были так уж эффективны, но общую спортивную и физическую подготовку давали неплохую.
Глядя на разновозрастных участниц группы, я часто думал: как много красивых женщин среди русских и вообще у северных народов! Разве что тяжелые бытовые условия, неправильное питание, а с определенного возраста – и совместные с мужем посиделки за рюмкой водки меняют их гибкие формы, делают их более полными. И все равно эти бедные женщины стремятся похудеть, выглядеть лучше, при том что большинство мужчин ничего подобного не делают. Что у военных, что у гражданских личная гигиеническая культура практически отсутствует, требования к себе очень невысоки. Будь человек хоть полковник, хоть генерал, но выглядеть чаще всего будет так же, как остальные: полный, потный, пахнущий дешевым «Тройным» одеколоном.
* * *
День, как обычно, выдался суматошным. На ходу перекусив бутербродами, я работал без перерыва, стараясь закончить самые срочные дела до восьми часов. Вечером позвонила мама и радостно сообщила, что ей удалось поговорить с Мари:
– Она уже дома, мальчик себя чувствует отлично. Мари передает привет и спрашивает, когда у тебя заканчивается стажировка и когда ты с ней свяжешься. Постарайся в следующее воскресенье дозвониться до нее.
В восемь часов вечера я запер кабинет и бегом отправился домой принимать душ – все-таки с дамами работаю вплотную. Придя на тренировку, с удивлением заметил стоящего в конце длинной шеренги женщин стройного молодого лейтенанта в военной форме, но в спортивных тапочках. Он подошел ко мне и представился:
– Товарищ старший лейтенант, я выпускник военного училища лейтенант Юрий Скворцов. Разрешите приступить к тренировкам? Имею первый спортивный разряд по вольной борьбе.
– Да, конечно, вы меня очень обрадовали. Если возникнут сложности со временем, я попрошу вас меня заменить.
«Парень вроде нормальный, – подумал я. – Сможет помочь в нужную минуту, так что у меня появляется больше свободы и больше возможностей заниматься собой».
Как будто все складывается неплохо. Надеюсь, что все трудности остались позади. Однако предчувствие, что все не совсем так, снова меня не обмануло. Обычно, когда на сердце у меня бывало тревожно, со мной или моими близкими всегда происходило что-то нехорошее. Я уже научился различать легкую, сильную и сильнейшую степень тревоги и каждый раз убеждался, что у многих людей все-таки имеется этот удивительный дар предчувствия неких событий – у кого-то обостренный, а у кого-то чуть притупленный, но тем не менее он есть. Утро началось с того, что старший следователь капитан Шестков пригласил меня к себе.
– Сергей Владимирович, что-то срочное или я могу зайти к вам в другое время?
– Желательно нам с вами через час встретиться и поехать в военный госпиталь. Там у меня несколько допросов, я выбрал вас в помощники.
– Хорошо, надо так надо. Через час буду.
Ясно. Хочет провести скрытое опознание. Но драка заняла считаные секунды, вряд ли изрядно выпившие солдаты узнали бы меня в лицо. Я и сам, нанося удары, не различал лица – разве что общие черты.
* * *
На работу я ходил в военной форме, на мой взгляд, неудачной – она сковывала движения и даже в шинели было холодно. Поэтому иногда сверху надевал дубленку. Увидев меня в дубленке, Шестков спросил:
– А почему не по форме?
– Знаете, там речь идет о каком-то человеке в дубленке. Пусть для сравнения эти потерпевшие посмотрят и на меня.
Думаю, Сергей понял, что я догадываюсь о его истинной цели. Он промолчал и всю дорогу смотрел в окно. Как я и предполагал, среди избитых солдат меньше всего досталось первому, высокому, – он сразу отключился и перед вторым ударом еще не пришел в себя.
Когда мы зашли в палату – Шестков в халате поверх кителя, я также в халате, накинутом на дубленку, – лежащий на койке больной с разбитыми губами и огромными синяками на лице и под глазами внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Шесткова (его он уже видел) и опять на меня. Задержал взгляд на секунду и снова уставился на Шесткова.
