бы не погибла на станции водоочистки. И что если у нее будет новый помощник, пусть будет добрым с малышами. Они же не виноваты, что они маленькие.
– Ангел? – спросила Табаско.
– Ангел очень важна, Табаско. – Нона сглотнула.
– Ну… мы и так это знали.
– Готово! – воскликнул Чести, сложил листок бумаги и передал Ноне. Нона тут же сунула его в карман на случай, если снова подует ветер.
– Нона, ты бы не лезла в Конвой, – сказал Чести, – полная хрень.
Нона решила не говорить Чести, что Конвой, вероятно, был полон зомби.
– Не берись больше за такую работу, – посоветовала она. – В моей рыбке много всего.
Она вскочила на ноги и стряхнула кусочки мокрого картона с черных брюк. Табаско тоже поднялась – она очень красиво вставала – и проводила Нону до двери, все два с половиной шага. Нона посмотрела на Табаско. Она ужасно боялась заплакать и поэтому выпалила:
– Табаско, почему тебя так зовут?
Табаско заморгала.
– Тебе правда интересно?
– Да. Да. Очень.
Табаско взглянула на потрескавшийся потолок, затем вниз, на ковер, а затем на Нону.
– Потому что я очень его люблю, – призналась она.
– Что?
– Его можно есть с чем угодно. Острая еда всегда вкуснее. Его можно добавить в рис, а можно налить на хлеб.
Нона вдруг потянулась вперед и обняла Табаско.
– Табаско, прости меня, – прошептала она, – прости, чтобы я знала, что это такое.
Табаско застыла в ее руках, как статуя. Потом слегка подтолкнула Нону к двери, вывела за порог и посмотрела ей прямо в лицо.
– Мы круче всех, – сказала она. Добавила неловко: – Я всегда буду любить тебя, Нона.
Нона поняла, что у нее из глаз льются огромные слезы и она с трудом видит Табаско.
– Возьми меня обратно в банду, – прошептала она.
Табаско заколебалась.
– Ладно. Но раз ты зомби, ты будешь всегда водить Кевина в туалет. Это будет честно.
И закрыла дверь.
27
Раскаты грома стали сильнее раз в десять, а дождь все не начинался. Ночь сделалась такой жаркой, что в большом грузовике все вспотели. Когда Нона сунула влажную бумажку в руку Ценой страданий, командир рявкнула в гарнитуру:
– Вперед. Все подразделения, не несущие казарменную службу, выходят на боевое дежурство. Правила взаимодействия крыльев больше не применяются. Ячейки крыла Ктесифона, это командир ячейки Ценой страданий. Операция «Замок и ключ» возобновляется, прием. Операция «Замок и ключ» возобновляется.
Раздались прерывистые аплодисменты водителей и мощный рык Страсти, которая одной рукой держалась за дребезжащее сиденье, а второй натягивала жесткий шуршащий комбинезон поверх одежды.
– Никаких речей, – продолжила Ценой страданий, – скажу только, что месть – это блюдо, которое подается не просто холодным, а ледяным. Ячейки Саафтиг, Сигор, Бирмингем, Троя, Мапуту, Тари, приступайте. Мемфис, Такша, Калакмуль, Валенсия, Опава, Данди, приступайте.
Где-то высоко в воздухе послышались громкий скрежет, длинный свист и треск какого-то атмосферного явления. Командир отвела гарнитуру от лица, почти истерически вздохнула:
– Никогда не думала, что ее операция начнется снова с освобождения жителей дома из плена другого крыла Крови Эдема. Но все же это первый шаг.
– Она бы начала с другого, – сказала Пирра.
Ценой страданий вопросительно посмотрела на Пирру, постукивая пальцами по колену.
– Я заметила, что ты любишь делать подобные заявления, – сказала она. – Командор Уэйк могла бы это сказать. Командор Уэйк подумала бы так. Я пришла к выводу, что ты не пытаешься меня разозлить, но я не представляю, что ты, собственно, делаешь.
Пирра молча пожала плечами.
– Может быть, мне просто нравится говорить с другими людьми, которые ее знали.
– Чтобы они ностальгировали вместе в тобой, ее убийцей?
Пирра не смутилась.
– Мне нравится думать, что я знала ее так же хорошо, как и все остальные. Насколько ее вообще можно было знать.
Страсти злобно застегнула штаны и натянула через голову жилет, окончательно растрепав свои крашеные волосы.
– Еще одно слово на эту гребаную тему, и я тебя прикончу.
– Знаешь, Уэйк держала при себе твою фотографию, – сказала Пирра.
Страсти дернулась, и Нона увидела, что это ее потрясло. Лицо с птичьими чертами странно сморщилось, шрамы на лбу и носу съежились.
– Заткнись, – сказала она, но в этом была нотка отчаяния.
– Я тебя сразу же узнала. Сколько тебе было, девять? Десять?
– Ликтор… Две… – сказала Ценой страданий. – Я прошу тебя замолчать. Как человек человека… ну, почти.
– Да хрен с ней, – быстро сказала Страсти, – она придумывает.
– Возможно, это мой единственный шанс сказать это, – спокойно пояснила Пирра, – а от депривации никотина я делаюсь сентиментальной. На фотографии ты ребенок… она хранила ее сложенной, в чехле для плоскогубцев. Ты там держишь автомат втрое больше тебя. И у тебя нет переднего зуба. Она говорила мне: «Если бы не падаль вроде тебя, такие милые дети не трогали бы оружие».
Страсти громко сглотнула. Пирра продолжила:
– Я говорила, что купила бы этому ребенку что-то побольше, если бы она так не гордилась, а она только гаденько хихикала и говорила, что это ее собственный автомат.
Страсти закрыла глаза. Нона затаила дыхание, но Страсти не злилась и не грустила. Она выглядела так, словно переживала религиозный экстаз.
– Я помню, как спросила, действительно ли ты такой милый ребенок, – сказала Пирра, – а она рассмеялась: «Нет. Она моя плоть и кровь. Она идет за мной». Я долго думала о тебе. Сестра?
Страсти сглотнула. Дважды. Трижды.
– Нет. Моя мать была ее сестрой, – грубо сказала она, – но для тебя это ничего не значит, колдунья. Если ты лжешь мне, клянусь…
– Ты же знаешь, что Девять домов знакомы с концепцией семьи? – мягко спросил Паламед.
Страсти, казалось, искренне удивилась.
– А тебе какая на хрен разница? – Потом подумала и сказала: – Да нет. Какая мне на хрен разница, вот что интересно. Тебе плевать на семьи, когда ты их разделяешь…
Поймав предупреждающий взгляд Ценой страданий, Страсти выразительно нахмурилась.
– Идите вы на хер, короче, – сказала она и напялила на ярко-синюю голову шлем. Пылающие глаза скрылись за щитком. Нона почувствовала, как из ее груди вырвался вздох. Все звуки ее теперь удивляли, как будто ее тело постоянно совершало поступки, не связанные с Ноной. Пирра протянула руку и нежно коснулась ее руки.
– Как дела? Держишься?
Прежде чем Нона успела ответить, раздался еще один пронзительный свист совсем рядом с грузовиком, глухой грохот и громкий стук камней. Грузовик с визгом остановился, затем снова качнулся вперед, и все вцепились в свои сиденья, когда грузовик рванул влево. О положении дел в городе многое стало понятно, когда никто не испугался ни в первый раз, ни во второй, ни
