— Сейчас нужно одевать самые толстые ве- щи, так как будут бить куда попало, — сказал старый зек.
В коридоре вагона стояли три молодых солдата с резиновыми дубинками. И каждый из них бил проходящего зека изо всех сил. Эта картина напоминала то, как стадо свиней гонят на забой, подгоняя электрическим прутом.
Набив полную машину так, что если поджать ноги, то останешься в висячем положении, всех повезли в тюрьму. По дороге два человека потеряли сознание от нехватки кислорода. На это никто из конвоя не обратил особого внимания, как на естественные потери при транспортировке грузов. Разгрузка машины происходила также с помощью ударов резиновой дубинкой.
Всех повели в баню. Так называлось место, где была пара кранов с холодной водой. Заставили всех мыться.
Рулон с удовольствием залез под струю холодной воды. Он ощутил, как рассеянное тепло устремляется вглубь, к центру, ободряя и укрепляя тело. Насос последовал примеру Рулона, остальные делали только вид, что моются, но никто из них так и не принял полного омовения водой.
Распределение прошло удачно, так, как ехали в купе. Видимо, стопки документов были сложены по распределению в «столыпине» и дежурный поленился изучать, у кого кто подельник Это были транзитные камеры на 8 человек, кишащие кровожадными клопами. В камере, где находились Рулон с Насосом, было 12 человек. Один из зеков пошутил:
— Спать все равно не придется, клопы с нар скидывают.
Все стены были в красную крапинку от раздавленных клопов. Тусклый свет, и журчание воды на параше.
— Такое ощущение, что это декорация для фильма «Кошмар на улице Вязов», — пошутил Рулон.
Насоса передернуло от волны дрожи, пробежавшей по спине. Заметив это, Рулон сказал ему, что это смерть напоминает тебе о том, что в этих застенках загнулись сотни тысяч людей, попавших под террор коммунистов.
— Кто уже в этой тюрьме был? — спросил Рулон у сокамерников.
Лет пятидесяти мужик сказал, что он бывал здесь неоднократно. Он рассказал Рулону обо всех движениях в тюрьме, о «Куликовских прокладках» и о том, где и через кого можно покупать запретное.
Это был старый арестант, который в «столыпине» говорил с Рулоном о том, что проехал всю Совдепию в «зоопарке». Звали его Седой — кличка, прилипшая с юношества за раннюю седину. Он был одет в полосатую фуфайку и такие же стеганые штаны.
— особый режим.
Вел себя он дружелюбно, со всеми шутил. И при общении с ним не чувствовалось напряжения. Это было существо, потерявшее свою личность за высокими тюремными стенами. Ему никто ни в чем не отказывал, он имел особый подход к людям. «Гибкий тональ», — подумал про себя Рулон.
Обстоятельства его жизни содрали маску ложной личности. Каждому свои индивидуальные уроки дает Сила. Утром на прогулке Рулон достал заранее приготовленный, забитый в папиросу «Казбек» косяк и, уединившись с Насосом, сел пыхнуть. Седой первым из всех уловил запах конопли и нервно затусовался от стены к стене, поглядывая кротким взглядом на парней. Рулон решил пригласить его третьим.
— Точку сборки сдвинешь? — обратился он к Седому.
Седой, не поняв этих слов, вопросительно смотрел на Рулона.
— Курить отраву будешь? — повторил он свой вопрос.
— Базара нет, — с удовольствием простонал Седой и стал третьим.
Повседневный мир отдалился и совсем исчез после скуренного косяка. Они поднялись с корточек и пошли вдоль стены.
— Ну, вот и срок не срок, и прокурор не педераст, — улыбаясь во всю беззубую пасть, прошипел Седой и продолжал: — Я вообще любитель кайфа, коли я с детства по лагерям да пересылкам. А здесь только Ганджубасом да водярой глазья залить, чтоб этой хуеты не видеть. Я вообще привык и последний раз, когда был на свободе, тянуло в тюрьму. Я там чужой, там другой мир, непонятный мне, а здесь я от Хозяина до педераста всех по мастям знаю.
— Приколи нас, если это не тайна, как карьеру свою полосатую сделал.
— Да я с малолетки начал, — стал рассказывать Седой. — С малолетки поднялся на взросляк «общего режима» — это пиздец, хуже блядства нет. Все, кто ни попадя, лезут к рулю, за портфель общака и через неделю педерастами становятся. Все хотят утвердиться, стать авторитетом, а мозгов-то ни хуя нет, вот и на первых же разборках попадают в компот. Как таковых разборок-то и нет, кто сильнее да маховики побольше, тот и прав. Вот я там и раскрутился, посадил одного на заточку. Меня на «строгий» подняли, а могли к пяти еще тройку добавить. Это был для меня большой срок, а лагерь не из лучших. Сидел в Бодайбо на приисках. Менты тогда зверствовали вовсю. Решил — сбегу! А как бежать, кругом тайга и болота, надо ждать зиму. Запасал сухари, но этого было мало. Решил ходу давать с «бычком» — так называют тех, кого берешь с собой в побег, а потом его убиваешь и съедаешь, чтобы с голоду не умереть. Дождался зимы. Зимы хорошие, все реки встали, и болота померзли. Взял я с собой «бычка» и ломанул в ночь. А через неделю недалеко от Братска с вертушек взяли.
— А «бычок»-то как?
— Повезло ему, сухари еще были.
«Когда со смертью борешься, о морали думать не приходится», — подумал Рулон.
— После этого смирился со сроком и еще пятерку накинули. До сих пор не могу понять, что, какая сила мной руководила? Ничто не могло меня удержать. Потом как-то на пересылке в 1975 году встречал своего «бычка»: «Я б тебя съел тогда в тайге». А он улыбается, думает, шучу. А потом, когда дошло, стал из хаты ломиться — крыша поехала.
Открылась дверь прогулочного дворика. Заглянула старая потертая, как кирзовый сапог, женщина лет пятидесяти в военной форме.
— Домой, орлы, — прохрипела старая калоша.
Повели по коридору в камеру.
— откуда этап? — спрашивали зеки через щели у кормушки.
— Какая хата?
— Загоните чаю и курехи?
Все шли молча, отвечать никому не хотелось, так как вертухаи уже держали дубинки наготове. Привели всех в камеру, и через несколько минут поднялся кипишь.
— В хате крыса! У меня хлеб пропал, — возмущался арестант, звали его Кирилл.
— Кто оставался в камере и не ходил на прогулку? — спросил у толпы Рулон.
— Два человека. Леня и Стас, — сказал Седой.
Стас сразу стал оправдываться, сказал, что спал, Леня же стоял молча, и не отрицал, и не признавался. На лице у него проскользнула улыбка.
— Это педераст, он хочет и не знает, как начать, — тихо сказал на ухо Седой Рулону.
— По-моему, Кириллу нужно поговорить с Леней по поводу своего хлеба, — сказал кто-то из толпы.
— Ты хлеб мой сожрал?
— У меня в животе засосало, и я не мог сдержаться. Я не знал, что это твой.
— Какая разница, мой или кого-то другого. Это чужое, не твое. Ты — крыса!
И он уже хотел с него спрашивать за свой хлеб, раздраивая ему пиздюлю. Но после первого удара Леня начал просить, чтоб не били.
— Братва, простите, я не знал, что за это бьют.
— За это еще и ебут, — сказал Седой.
— Пусть лучше по-другому спросит, — плаксивым голосом ныл Леня.
— Да у меня на тебя хуй не встанет, — яростно закричал, брызгая слюной, Кирилл.
— У меня встанет, ты только на меня факс переведи, — сказал Седой.
Седой ушел вместе с Леней за ширму, затягивающую парашу.
Вернувшись, Седой с возбужденным видом стал рассказывать:
— он с опытом педераст, так сосал, что я думал, мозги через хуй высосет. По воле с голубизной шашни крутил.
Леню окрестили Леной и выделили ему ложку, кружку, миску и отдельное место у параши. Он нисколько не был обижен, вид у него был радостный.
— Получил свое и доволен, это рай закостенелому педерасту среди мужиков голодных.
— Что за статья у тебя, Леня? — спросил Рулон.
— 206-я и 115-я.
У Седого от последней статьи глаза расширились, и нижняя челюсть отвисла. Он схватил со стола тупую ложку и заорал.
— Я тебя, блядину, сейчас живым есть буду, — кинулся на него.
Педераст заскочил на самый верхний ярус, визжа во всю глотку.
— Седой, я уже здоров, меня на больничке полгода держали. Я здоров, клянусь мамой, Седой!
Седой остыл и сел на лавочку.
— За первый стресс будешь всю ночь у меня шляпу грызть, — угрожающе сказал Седой.
Эта картина была настолько отвратительна, что напомнила Рулону зоопарк с обезьянами, где шимпанзе, не обращая внимания на зевак, наблюдающих за ними, дрочит свой «корень».
Рулон лег, и намерение делать перепросмотр вызвало в голове видения прошлых событий.
***Рулон с Насосом сидели в кожаных креслах страховой компании «АСКО» в кабинете Андрея. Последний, склонив голову, выписывал страховой полис на фирму «Крайт». Основным документом были отлично сделанные Николаем сертификаты качества и накладные на цветной металл, якобы хранящийся на складе завода «Металлоизделия». Закончив свои дела, Андрей открыл бар и достал бутылку коньяка «Метакса». Разлив по рюмкам, он произнес тост, затронув прошлые события, благодаря Рулона.
