— Не на что там смотреть, дочка. Лучше отвернись, — отсоветовал ей кормщик. — У тебя другой путь.
И она послушно отвернулась, глотая злые слезы.
* * *
Меж тем Мариоса, брезгливо переступив тело погибшего колдуна, пошла к Шахналу. Тот лежал неподвижный, остановившимся взглядом смотрел в небо и улыбался.
— Не радуйся… — сказала колдунья. — Дэйн мертв. Ты ничего не добился тем, что…
— Дура, — Шахнал не сводил глаз с облаков. — Дэйн жив. И силен, как никогда. Единственное, что могло его остановить — жена. Но до нее вам теперь не добраться, так что он ничем не связан. Ничто не может побудить его предать бога. А, значит, он придет за вами. Что дэйну жалкая горстка колдунов? Ерунда. Вы проиграете, Мариоса. Уже проиграли.
— Не-е-ет, — девушка легонько пнула жреца носком сапога. — Ты забыл про мага, ожидающего тебя. Отец-колдун… ты даже не представляешь, какие у нас на тебя планы!
Жрец рассмеялся и тут же задохнулся от острой боли в груди.
— Дура.
Он последний раз вздохнул глубоко-глубоко, чувствуя, как сердце, принявшее удар колдуна, замирает в груди. Колдунья над ним что‑то кричала, но ливетинец уже не слышал ее. Перед его остановившимся взором проносились пушистые облака.
Василиса обзирает Жилище
М-да. Жилище.
Остроумно…
Больше бы подошло «Кощеево Царство», «Копчик Мира» или хотя бы «Чертово Захолустье». Потому как Жилищем назвать эту… это… блин! Ну, никак нельзя.
Василиса уныло брела за своим провожатым, предаваясь тоске и печали. Жнец доставил ее к убежищу колдунов ранним утром. Солнца только-только выкатились на небо и еще не успели толком оторваться от горизонта — сонные, румяные… Конь ступал по росистой траве, воздух был сладким, но зябким. И, надо сказать, Васька уже очень сильно мечтала оказаться в Жилище, потому что Жилище было домом. Ну, точнее она так решила, что раз Жилище, значит дом. Или замок какой‑нибудь. Красота! Высокие каменные стены, башни, просторные залы, камин… Камин! Огонь! Тепло! Ну, просто, как в сказке. А она озябла, устала, проголодалась и отбила о седло все мягкое место. Хотя, какое оно теперь мягкое. Поди мозоль натерла…
Короткие ночевки под открытым небом, похлебка, которую Фирт варил на костре — все это, конечно, было очень романтично, но совершенно не в Василисином стиле. Во-первых, спать на жесткой земле, пускай даже и на меховой подстилке — удовольствие исключительно для туристо-походнико-мазохисто. Во-вторых, комары зажрали! В-третьих, бегать по нужде в кусты — это уж просто никуда не годится! Скорей бы приехать…
И вот, значит, Жилище.
Тьфу.
Сначала Лиска увидела скалу. И тут же заподозрила неладное. Тень от этой скалы упала на путников, словно черное крыло смерти. Потом девушка заметила в скале расщелину и ее нежная розовая мечта об уютном старом замке с камином и башенками издохла в страшных корчах. А уж когда из расщелины потянуло могильным холодом, Васька мигом поняла, что здесь — на свежем ветерке — ей очень даже уютно и комфортно, поэтому девушка повернулась к Фирту, вцепилась ему в рубаху и встряхнула:
— Только не говори, что нам туда! Ты ж сказал Жилище! А приволок в какие‑то каменоломни! Учти я темноты боюсь, от холода чихаю, от сырости кашляю, от сквозняков у меня жар, а от всего этого вместе делается прескверный характер — начинаю вопить и вырываться!
Жнец усмехнулся и ответил:
— Спасибо, что предупредила.
С этими словами он спешился, накинул спутнице на плечи накидку из овечьей шкуры, в которой Василиса сразу же сделалась похожей на горного пастуха.
— Идем, — мужчина крепко взял спутницу за руку и двинулся во мрак каменной громады.
Девушка брела следом, опасливо озираясь. Пещер она боялась до истерики, так что Жнец мог бы и за руку ее не брать — сама бы вцепилась так, что все колдуны не оторвали бы.
Ужас‑то какой! Темно, сыро, эхо летает… И совершенно непонятно, что вокруг. То ли десятки метров пустоты над головой, то ли каменный потолок над самой макушкой, то ли какие сталактиты метят в темечко… В животе все тряслось от ужаса. Васька стискивала на груди меховую накидку и молилась про себя, чтобы по-прежнему оставалось так же темно. Если она увидит — где они, все эти толщи камня, неровные стены, склон, уходящий вниз, под землю, все дальше и дальше от солнца и неба, она будет орать так, что все это ихнее Жилище обвалится, как в Апокалипсисе.
Фирт шел уверенно. И осознание того, что спутник, по крайней мере, хорошо знает дорогу, успокаивало девушку. Постепенно глаза привыкали к темноте (а может полумрак потихоньку рассеивался) и Васька с ужасом увидела, что идет через огромные каменные залы, своды которых терялись где‑то в полумраке, а в стенах разбегались в разные стороны десятки провалов и ходов. В ужасе искательница приключений прижалась к своему спутнику. Никогда прежде она не испытывала такого ужаса.
— Не бойся, — негромко сказал Жнец, сворачивая в сторону тесного лаза.
Нет, только не это!!! Василиса сделала глубокий вдох и боком протиснулась в узкую щель. На миг показалось — застрянет! Но Фирт потянул за руку, и девушка кое‑как стала продвигаться следом. Сердце грохотало в ушах.
А если все‑таки застопорится? С ее‑то пышными формами! О нет, только не это! Не как пробка в бутылке, пожалуйста, Маркус, или как там тебя!
Василиса протискивалась, обдирая бока и наброшенную на плечи шкуру. А потом, когда лаз сузился уже настолько, что девушка едва могла дышать, Жнец выдернул ее из ловушки на свободу. Спелеолог-любитель вздохнула полной грудью и едва не разревелась от облегчения.
Когда первый страх прошел, Лиска начала озираться. Каменный мешок, в котором она очутилась, оказался небольшой пещерой — теплой и сухой. Здесь в стенах не было более никаких лазов, с потолка не свисали каменные сосульки, а под ногами находился относительно ровный пол, устланный крошевом мелких камней.
И тут сердце у Васьки захолодело. Уж не хотят ли ее здесь бросить в заточении? «Ну, держитесь, гады. Сейчас так заору, что все сталактиты попадают!» — решила про себя девушка и обернулась к Фирту.
— Если ты решил меня тут оставить. То напомню, что я — горластая. То есть даже не надейся ускользнуть отсюда целым и невредимым. Или оглохнешь или иначе как‑нибудь покалечу. И тебя, и Анару твою.
Мужчина хмыкнул:
— Ты при Анаре такие речи не веди, — все‑таки не удержался он от замечания. — Она строптивых не любит.
— А я не люблю подземелья! И еще не люблю, когда меня против воли тащат куда‑то и похищают у мужа, — отозвалась Василиса. — Мало того, что завел неизвестно куда, так еще и татуировки мои изничтожил. Думаешь, я такой ловкий шпион, что смогла бы отсюда улизнуть, считая повороты и шаги? Чем тебе мешали мои маячки?
