на грани старого спокойного казачьего быта и новых революционных веяний, врывавшихся в этот уклад, грозя разнести столетиями установившийся порядок. Кубанский атаман и Рада надеялись, что, опираясь на отозванные с фронта части, отстоят край от разложения. Между тем полки, прибывающие с фронта, распылялись по станицам и выходили из рук своих командиров; в некоторых частях – к примеру, в Майкопском отделе – наблюдались уже случаи сведения счетов за обиды на фронте; в общем, штаб дивизии существовал, а частей, боевых единиц не было – они растворились в море казачества, решившего, что дела российские их не касаются и что никто не хочет и не посмеет посягнуть на их земли и порядки с их историческими вольностями: «Наше дело сторона, пусть москали сами налаживают свои дела», – так думали казаки, распыляясь по станицам и хуторам.
А гроза надвигалась. Части Кавказской армии, не так еще давно победоносно продвигавшиеся в глубь Турецкой Анатолии, под влиянием лозунгов, брошенных революцией, – «мир без аннексий и контрибуций», «самоопределение народностей» и прочая галиматья – покинули фронт и двинулись по домам. Не только бросили завоеванные районы Эрзерума, Трапезунда и Вана, но оставляли и наши кавказские владения, считая, что защита их – это дело самоопределившихся народов, армян и грузин. Эрзерум, Карс и Александрополь почти без боя берутся турками, осторожно идущими за откатывающейся волной своих победителей, эшелоны которых с оружием в руках грузились и двигались стихийно в Россию водой и сухим путем, спеша не опоздать к черному переделу и захвату помещичьей и прочей земли; это стихийное движение сопровождалось бесчинствами и разгромами на путях следования.
Кубанское правительство, как и большинство окраинных правительств, не признало захвата власти большевиками посредством Октябрьского переворота и понимало необходимость в полосе железнодорожных магистралей, пересекающих область, возможно безболезненней локализовать прохождение этих эшелонов через область. Тревожность положения увеличивалась еще тем, что под влиянием большевистских агентов отходившие с фронта части размещались в районах узловых станций, как Тихорецкая, Кавказская, Армавир, Ростов, Ставрополь, под предлогом демобилизации, а фактически – с целью, соединив их с запасными частями, расположенными в области, создать кадры Красной гвардии и захватить власть в свои руки, создать кадры красной армии и поддержать иногородний элемент в области, видевший в этих вооруженных массах своих защитников, в захвате и разделе казачьих земель.
Таково было состояние умов в области: с одной стороны – усталость от войны и беспечность казаков, отвергавших даже мысль о возможности посягательства на их кровное имущество, а с другой – зависть иногородних к их зажиточности и желание поживиться на казачий счет, отобрать землю, пользование которой они считали не только неправильным, но и нарушающим их право, объявленное революцией: «грабь награбленное» и «в борьбе обретешь ты право свое».
При таких настроениях и транзите текущих через область вооруженных, потерявших дисциплину масс, правительство Кубанской области вынуждено было обратиться к формированию добровольческих отрядов, дабы, опираясь на них, локализовать эксцессы, возникавшие то тут, то там.
Первые отряды были сформированы войсковым старшиной Галаевым и капитаном Виктором Леонидовичем Покровским; первый отряд насчитывал 200–500 человек, 2 орудия и 4 пулемета. Капитан Покровский, кадровый офицер выпуска 1908 года, Георгиевский кавалер ордена 4-й степени, военный летчик, не казак, начал набирать отряд из молодежи города Екатеринодара, офицеров и казаков. Удачные действия отряда дали популярность его начальнику, и отряд стал увеличиваться. Первое дело было – разоружение Запасного артиллерийского дивизиона в артиллерийских казармах и Запасного батальона. Привлекши юнкеров Кубанского казачьего военного училища и конвой атамана, он окружил ночью казармы и разоружил занимавшие их части, которые после этого были отправлены из области. Но скоро сформированному капитаном Покровским отряду пришлось вступить в боевые действия с частями, идущими через Новороссийск в приволжские и Ставропольскую губернии.
В первых числах января у станции Георгие-Афипской происходит первый крупный бой с отрядом матросов, обрамленным разным революционным сбродом, стремящимся прорваться в Екатеринодар, чтобы там навести революционный порядок. В жестоком бою совместно с отрядом войскового старшины Галаева, павшего в этом бою, капитан Покровский наголову разбил красных; по возвращении был с триумфом встречен и произведен в чин полковника Кубанским правительством. Параллельно с формированием отряда капитана Покровского в конце декабря 1917 года начал формироваться отряд полковника генерального штаба Лесевицкого Алексея Петровича, кавалера ордена Святого Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия. Ермоловской складки, выше среднего роста, плотный, А.П. Лесевицкий энергично принялся за формирование, придя логично к той же мысли, что и В.Л. Покровский: что рассчитывать на вернувшиеся и возвращающиеся с фронта казачьи части нечего.
К стыду, Екатеринодар, переполненный офицерством – десятки тысяч – и овациями встречавший добровольцев, на призывы поступать в отряды шел, главным образом, своей молодежью; офицерство кутило и воздерживалось. Я, исполняющий должность начальника штаба дивизии, записался в отряд полковника Лесевицкого как рядовой, начав так второй раз свою военную карьеру с рядового во второй половине декабря 1917 года. Через неделю я командовал взводом отряда, около 40 человек, и, находясь на Черноморском вокзале, где пропускал и разоружал эшелоны демобилизованных, следующих через Екатеринодар, был вызван к телефону начальником отряда полковником Лесевицким и получил приказ сдать командование капитану Раевскому и прибыть в штаб отряда, который находился в помещении Епархиального училища; тут же размещался отряд и рота юнкеров Киевского военного пехотного училища под командой штабс-капитана Тунеберга.
Прибыв в штаб и явившись к полковнику Лесевицкому, я неожиданно для себя получил приказание вступить в должность начальника штаба отряда, так как несколько офицеров Генерального штаба, которым начальник отряда предложил эту должность, предпочли воздержаться – очевидно, до выяснения, кто возьмет верх; как выяснилось позднее, полковник Лесевицкий, просматривая списки, обратил внимание на графу в записи: «вр. и.д. начальника штаба 2-й Кавк. Каз. дивизии, шт. ротмистр 18-го Драгунского Северского полка» – и решил меня вызвать и назначить на должность начальника штаба.
Приступив к формированию отряда, я должен отметить, что в лице полковника Лесевицкого я встретил одного из тех редких начальников, под руководством которых служба идет легко, несмотря на тяжесть обстановки: требовательный к себе и подчиненным, он отечески заботился о своих подчиненных.
В первых числах января 1918 года отряд силой в 1500 человек при 4 легких орудиях и одной конной сотне двинулся двумя эшелонами к станции Кавказской, с задачей опрокинуть отряды красных, начавших движение с линии Тихорецкая – Кавказская; правее на Тихорецкую направлялся отряд полковника Покровского, общее руководство было поручено генерал-майору Гулыге.
Уже в начале декабря на линии Беслан – Тихорецкая – Кавказская разместилась 39-я пехотная дивизия после своего отхода из Закавказья и оставления фронта; она по справедливости
