Рядом стояла женщина. Еще не разглядев ее толком, Мардж всполошилась:
– Кто вы такая, что вам надо? Я вас не знаю! – С некоторых пор она разучилась быть вежливой, страх быстро побеждает хорошее воспитание.
– Не ори, дочка. Не бойся.
Женщина не шевельнулась, но Мардж показалось, что широкая теплая ладонь опустилась на ее макушку, легко огладила лицо, а потом ободряюще похлопала по спине.
– Называй меня Гуара[18].
Она села рядом и дала себя рассмотреть. Смуглая, темноволосая, но старая, такая, что черт лица не разобрать, увидишь и скажешь одно – старуха. Мардж на секунду отвлеклась и подумала, что только у зрелости есть отчетливые приметы, а слишком юные или слишком древние существа неотличимы, как цветы на лугу или камни на склоне горы.
– Как вы ухитрились пройти сюда?
– И это все, что ты хочешь узнать?
Мардж вдруг поняла, что это очень важный разговор, посерьезнее, чем тот, с влиятельными персонами, но отчего-то не могла сосредоточиться. Мысли разбежались, захотелось нажаловаться на всех, кто испоганил ей жизнь, хотя не было никаких «всех», только стечение обстоятельств и общая несправедливость мира, которую никто не сумеет исправить, даже эта странная женщина.
И она начала бормотать какие-то жалкие слова, которые и в ямку нашептать стыдно, но Мардж их выбалтывала, не в силах остановиться, чуть ли не подвывая.
– Я не знаю своей цены, никогда не знала, всегда пересчитывала на чужие деньги, мерила чужой линейкой; не понимала, красива ли, поэтому судила по числу мужчин, которые меня хотят; таланта своего не чувствовала – раз печатают, значит, есть что-то. По тиражам свое место представляла; ну и сколько платили, столько и стоила. Хорошая? А это как другие скажут. А теперь отняли все шкалы и таблицы, кто теперь будет судить, кто даст знак, кто определит мою цену? Меня ведь теперь все хотят, вроде как самая горячечная мечта сбылась, весь мир к твоим ногам, славы, денег, мужчин сколько пожелаешь. Только они всегда были нужны не сами по себе, а как система координат, чтобы место свое знать, а теперь все сломалось, сломалось, я ни слова не могу написать, ни шагу ступить, потому что кто же скажет, хорошо или плохо?
– Не надо равняться на людей, дочка. Иди, будто несешь на голове кувшин.
– Никогда так не умела, а теперь точно не получится. Их слишком много вокруг, Гуара, невозможно сделать вид, будто никого, кроме меня, не существует.
– Уходи туда, где нет людей.
– Да где же их нет? – спросила Мардж устало.
– Там, где они не могут жить.
– Так там и я не смогу.
– Тогда стань рыбой и плавай в море, обернись птицей и летай, беги в лес и будь койотом.
Мардж хотела ответить, но услышала, что кто-то идет. Обернулась и увидела запыхавшуюся Карен:
– Мне показалось, вы меня звали.
– Вовсе нет, я… – Мардж собралась представить ей Гуару, но той уже не было рядом, только серая тень мелькнула в отдалении. «Или я задремала, или свихнулась наконец-то, что неудивительно. Но Карен об этом знать незачем». – Я пела.
– Вы? Пели?
– Со мной иногда такое случается. Но для всеобщего спокойствия будет лучше, если никто этого не услышит. Я очень плохо пою.
Душной августовской ночью Мардж очнулась от привычного кошмара, но он и не думал прекращаться – длинные черные руки все-таки добрались до горла, зажали рот и нос вонючей тряпкой, потащили куда-то, и Мардж, теряя сознание, все-таки успела прикрыть ладонью то, что висело на груди вместо крестика. Ночной воздух слегка рассеял вещество, которым ее пытались усыпить, но Мардж все равно утратила возможность сопротивляться и происходящее воспринимала с некоторой задержкой. Тело, перепачканное темным, лежит на пороге дома, – и только у ворот она понимает, что это окровавленная Карен. Мардж запихивает в машину человек с темным лицом, но лишь когда мотор начинает чихать, она осознает, что похититель не в маске, его кожа действительно глубокого черного цвета, такого уже не встретишь в Америке. Во время крутого разворота она повсюду видит мешки – да это тела… сколько же народу полегло здесь, почему она не слышала выстрелов… выстрелов. Этот глухой хлопо́к – выстрел, человек за рулем заваливается на бок, машина катится, но останавливается, увязнув в чем-то мягком, дверь рывком открывается, и мертвая Карен протягивает руки, грубо хватает Мардж за плечо и тащит наружу.
– Мы должны бежать! И охрана, и нападавшие перебиты, хотя этот все-таки сумел к нам прорваться. Мне пришлось его застрелить, но если где-то прячется еще один отряд террористов, мы пропали. Да шевелитесь же вы, чертова кукла!
Она дернула Мардж, и та упала.
– Вы ранены? – Карен всмотрелась в ее глаза. – А, под газом. Эта тачка еле дышит, сейчас выведу вашу.
– Ноутбук, – едва ворочая языком, проговорила Мардж, – никуда не поеду без ноутбука.
Карен ничего не сказала, кинулась в дом, буквально через мгновение оказалась на пороге с курткой и красной сумкой, в которой Мардж носила компьютер. Вывела из гаража старенькую машину, забросила Мардж, как куль с сеном, на заднее сиденье и рванула подальше от дома. Автомобиль то и дело подпрыгивал.
– Да не трясите же так, меня вырвет.
– Это трупы, проклятая ты сука, – прошипела Карен, – люди, погибшие из-за твоей жирной задницы, их не объехать, слишком много…
– Не ругайте, не ругайте меня, я не виновата, – скулила Мардж от страха и горя.
– А кто виноват? Я убила сегодня человека, и это не последний, кто погиб по твоей милости. Знаешь, кто они?
– Откуда… мне не говорили.
– Откуда? Конечно, ты зарыла башку в песок, боялась смотреть новости, не то бы догадалась. В Африке начинается голод, старые запасы съедены, урожаи гибнут. И кто в этом виноват?!
– Это не я!
– Дура. В этом-то ты не виновата, но тамошние безумцы вбили себе в голову, что богиня плодородия, Мать-Земля, отвернулась от них, потому что нет больше женщин с могучими бедрами и полными грудями. Так говорят чертовы легенды. И они решили, что ты должна стать богиней. Писали запросы нашему правительству, но их послали и высмеяли на весь мир. Никто не ожидал этой дикой атаки. Они, видно, всерьез поверили, что выживание племен зависит от твоей задницы.
Мардж поймала в зеркале лихорадочный взгляд Карен. На щеке у той запеклась кровь из рассеченного виска, придавая безумный и отчаянный вид сухому интеллигентному лицу.
– Карен, какого дьявола. – Мардж потихоньку приходила в себя, и поток оскорблений начал ее задевать. – Если правительство проворонило теракт, при чем тут я?
Карен отвлеклась от управления, обернулась и посмотрела на нее с любопытством, как на говорящую кишечную палочку.
