На соседнем сиденье лежала коробка с большим красным бантом. Мила недолго думая выбрала именно этот подарок: отныне она все делала, полагаясь исключительно на собственную интуицию.
Она открыла для себя, насколько насыщенной, оказывается, может быть непредсказуемость существования.
Этот новый порядок вещей пришелся Миле по вкусу. Проблема теперь заключалась в неуравновешенности ее эмоционального состояния. Иногда она неожиданно замолкала в самый разгар беседы или, не успев закончить какое-нибудь дело, безо всякой на то причины вдруг начинала плакать. В этот момент ею овладевала странная и приятная ностальгия.
Очень долго она задавалась вопросом, откуда берутся эти эмоции, регулярно, то в виде волн, то в виде спазмов, переполнявшие ее.
Теперь она знала ответ. Но как бы то ни было, она все равно не желала знать пол будущего ребенка.
Девочка.
Отныне Мила старалась не вспоминать про ту историю и даже забыть о ней. У нее появились иные приоритеты. Именно чувство голода, часто и довольно неожиданно настигавшее ее, подарило немного женственности ее формам. Затем внезапная и срочная необходимость мочиться. И наконец, эти маленькие толчки в животе, которые она начала ощущать совсем недавно.
Благодаря им Мила училась смотреть только вперед.
И все же изредка ее сознание неумолимо погружалось в воспоминания о прошедших событиях.
Заключенный RK-357/9 покинул тюрьму в один из мартовских дней, так и оставшись безымянным.
Однако фокус Милы удался.
Крепп выделил ДНК из эпителиальных клеток и тут же разместил полученные результаты во всех банках данных. Их сравнивали с уже имевшимся, но не опознанным до сих пор органическим материалом, из-за которого расследование некоторых преступлений продолжало оставаться в подвешенном состоянии.
Однако это не прояснило ситуацию.
«Возможно, что мы не до конца раскрыли его замысел», — думала Мила. Она очень боялась, что это предположение может подтвердиться.
После того как человек без имени вышел на свободу, полицейские поначалу еще держали его в поле зрения. Он проживал в квартире, предоставленной ему органами социальной опеки, и по иронии судьбы работал уборщиком в одном универмаге. Никакой иной информации, за исключением уже известных фактов о нем, так и не появилось. Со временем полицейский надзор за ним стал ослабевать. Полицейское начальство больше не собиралось оплачивать сверхурочные своим подчиненным, а патрулирование добровольцами продлилось всего несколько недель. В конце концов все тихо сошло на нет.
Мила некоторое время еще присматривала за ним, но потом и для нее это занятие стало утомительным. Узнав о своей беременности, она почти совсем перестала к нему наведываться.
А в один из майских дней этот человек и вовсе пропал.
Он бесследно исчез, и невозможно было даже предположить, куда он направился на этот раз. Мила поначалу очень разозлилась, а потом и она почувствовала необычайное облегчение.
Офицер полиции, которая по роду своей деятельности занималась розыском пропавших людей, по сути дела, и сама хотела, чтобы этот человек исчез.
Согласно дорожному указателю, промелькнувшему с правой стороны, далее следовал поворот в сторону жилого квартала. Девушка повернула в том направлении.
Это было милое местечко. Обсаженные деревьями аллеи, где все растения отбрасывали одинаковую тень, словно не желая никого обижать. Дома стояли один возле другого, и возле каждого из них имелись совершенно одинаковые и довольно приличные участки земли.
На листочке, что дал ей Стерн, составленная им схема проезда заканчивалась как раз на том перекрестке, что был у нее перед глазами. Мила притормозила и огляделась.
— Стерн, черт побери, где вы? — спросила она в телефон.
И прежде, чем тот успел ответить, Мила увидела его, издали размахивавшего ей поднятой рукой.
Девушка припарковалась, где указал Стерн, и вылезла из машины.
— Как дела?
— Если не считать тошноты, отекших ног и непрерывной беготни в туалет, я бы сказала, что все хорошо.
Мужчина обнял ее за плечи.
— Ну, пойдем, все собрались на заднем дворе.
Было как-то непривычно видеть его без пиджака и галстука, в голубых шортах и цветастой рубашке с расстегнутым до самой груди воротом. Если бы не мятные леденцы, то она бы его и не узнала.
Стерн отвел Милу в сад, где жена бывшего спецагента полиции уже накрывала на стол. Женщина выбежала навстречу девушке и обняла ее.
— Привет, Мари, ты прекрасно выглядишь.
— Еще бы! Сегодня она весь день не выпускает меня из дома! — воскликнул, рассмеявшись, Стерн.
Мария шлепнула мужа по плечу:
— Лучше шел бы готовить!
Пока Стерн направлялся к барбекю, чтобы пожарить на нем сосиски и початки кукурузы, к Миле подошел Борис с полупустой бутылкой пива в руке. Он сжал девушку в могучих объятиях и поднял ее вверх.
— Как ты растолстела!
— Поговори мне!
— А сколько времени у тебя ушло на дорогу?
— Ты переживал за меня?
— Нет, просто очень хотелось есть.
Оба расхохотались. Борис всегда был очень внимателен к ней, и не только потому, что она спасла его от тюрьмы. В последнее время из-за сидячего образа жизни и присвоения очередного звания, полученного из рук Теренса Моски, он сильно прибавил в весе. Новый старший инспектор сразу же изъявил желание исправить тот маленький «промах» на его счет и сделал ему предложение, от которого нельзя было отказаться. Роке подал в отставку вскоре после закрытия дела, но прежде согласовал с отделением ФБР процедуру этого мероприятия, предусматривающую особую церемонию с вручением медали за заслуги в труде и торжественную благодарность. Поговаривали, что он рассматривал вероятность своего ухода в политику.
— Какая я дура: забыла коробку в машине! — неожиданно вспомнила Мила. — Сходи за ней, пожалуйста.
— Конечно, уже иду.
Как только Борис сдвинул с места свое массивное тело, Мила увидела перед собой остальных собравшихся в саду гостей.
Под вишневым деревом в инвалидной коляске сидела Сандра. Она не могла ходить. Это случилось спустя месяц после ее выписки из больницы. Врачи говорили, что неврологический стопор ее двигательной активности наступил вследствие перенесенного девочкой шока. Теперь она проходила серьезную программу реабилитации.
На месте отсутствующей левой руки появился протез.
Рядом с девочкой находился ее отец, Майк. Мила познакомилась с ним во время посещений Сандры в больнице, и он показался ей очень симпатичным человеком. Несмотря на разлуку с женой, он продолжал с любовью и самозабвением заботиться об обеих. Роза Сара тоже была вместе с ними. Она очень изменилась. В тюрьме женщина сбросила несколько килограммов и за довольно короткий срок полностью поседела. Приговор был очень суров: семь лет заключения, а еще позорное увольнение, с лишением права на получение пенсии по выслуге. В доме Стернов она оказалась по специальному разрешению. Стоявшая поодаль Дорис, офицер надзора, сопровождавшая Розу, приветствовала Милу кивком.
Роза, улыбаясь сквозь силу, поднялась Миле навстречу:
— Как твои дела? Беременность протекает нормально?
— Больше всего неудобств доставляет одежда: талия то и дело меняется, а доходы не позволяют мне так часто менять свой гардероб. Дойдет до того, что в ближайшее время я выйду на улицу прямо в халате!
— Послушай меня: наслаждайся моментом, потому что худшее у тебя впереди. Первые три года Сандра не давала нам сомкнуть глаз, правда, Майк?
Майк согласно кивнул.
Прежде они уже не раз встречались в таком составе. Но никто никогда не задавал Миле вопросов об отце будущего ребенка. Как знать, какова была бы их реакция, если они узнали, что она вынашивала в себе дитя Горана.
А криминолог все еще лежал в коме.
Мила только однажды пришла к нему в больницу. Она увидела его сквозь стеклянную стену, но не смогла долго вынести это зрелище и уже через несколько секунд поспешила уйти.
Последнее, что он сказал ей перед тем, как выброситься в пустоту, — то, что он убил своих жену и сына, потому что любил их. Железная логика тех, кто любовью оправдывает насилие. А Мила не могла этого принять.
Когда-то Горан заявил:
«Мы живем рядом с людьми, о которых, как нам думается, знаем абсолютно все, а в действительности нам ничего о них не известно…»
Мила думала, что он говорил о своей жене и приводил это высказывание просто как банальную констатацию фактов, а не для того, чтобы продемонстрировать остроту ума. До тех пор, пока она не оказалась вовлечена в ту ситуацию, о которой он говорил. Именно она должна была его понять. Она, которая обращалась к Горану со словами: «Я выхожу из тьмы. И во тьму всякий раз я должна возвращаться…»
