– Да об оградку зацепился…
– Ну что же ты так… – штопая пальто, бранилась Аленка. – Сейчас времена такие – все надо беречь. А ты месяц не проходил, порвал!
Андрей кивал: да, надо беречь. Да, садовая голова, неаккуратно как вышло, не уследил. Виноват, что поделать.
Лето
Так уж повелось, что за весной всегда приходит лето. Никак не иначе, никак не наоборот.
В том году лето было полным на события, как вспоминал позже Андрей – пьяным.
И дело было даже не в том, что сухой закон, действующий всю войну, Временным правительством был отменен. Народ, конечно, снова запил, при этом пил как не в себя, словно старался наверстать недовыпитое почти за три года. В ход пошел «балтийский коктейль» – спирт, смешанный с кокаином. Но самым опасным оказалось не это. Еще более страшно на людей действовала вседозволенность: городовых арестовали еще в марте, порядок должны были защищать дружины. Но вместо уложений и свода закона в их головах обитало не совсем стройное понимание справедливости и порядка, к тому же изрядно подпорченное винными парами.
В июне началось последнее русское наступление в Первой мировой войне.
Чтоб не получить дурных вестей, Андрей за ним не следил. А что они будут – не сомневался. Последние полгода ничего хорошего не происходило.
Что делать?.. Кто знает, что делать?..
Внезапно пронзило: надо было сразу звонить в Запасного Бюро. Ну, конечно же, генерал Инокентьев знает, что делать… Андрей звонил на станцию, требовал соединить его с номером Бюро. Но измученная барышня отвечала, что абонент не отвечает, что, вероятно, оборвана линия. Что проверить провод нет никакой возможности, поскольку монтеры или пьяны или на демонстрации.
Андрей собрался, пешком прошел почти весь Петербург-Петроград к саду, в который он безнадежно далекие десять лет назад ходил на службу.
Сад встретил Андрея тишиной… Не было ни охраны, сорванные кованные ворота валялись в кустах.
На аллеях не было следов, в здании отсутствовали двери и окна. Андрей прошел туда, где некогда был кабинет Инокентьева.
Санитары из здешней больницы убрали трупы, дожди через пустые глазницы окон смыли следы с пола.
Но по ранам на стенах было ясно: тут случился бой, было жарко. Вот точки, проставленные из винтовки, вот полоса, оставленная пулеметной очередью. Здесь, похоже, рванули гранату, а тут, где некогда стоял сейф…
Сейфа не было. На его месте имелась изрядная яма. Вались какие-то куски искореженного металла, которые с равным успехом могли быть, скажем, частями рельс, кусками котельного железа.
Впрочем, откуда здесь, в саду взяться рельсам?..
***
Действительно: наступление продолжалось недолго, захлебнулось в братании и в немецких контратаках. Фронт неудержимо покатился на восток. Солдаты отходили неорганизованно, по сути, дезертировали. Кое-где по ним стреляли. Дезертиры отстреливались в ответ.
Когда стало известно, что наступление провалилось, в Петербурге вспыхнули беспорядки. Шалили все более большевики, недовольные своим положением: в существующем революционном двоевластии у партии Ленина место было и вовсе десятое.
В Совете Рабочих и Солдатских депутатов, который размещался в Таврическом дворце, у большевиков была хорошо если треть – верховодили все больше эсеры и примкнувшие к ним меньшевики. После того как в особняке Ксешинской появился Ленин, милейший Чхеидзе окончательно перебрался к своим, в Таврический и место там себе нашел видное. Партия эсеров в России была самой массовой, самой влиятельной. Казалось, что власть просто катится к ней в руки всего-то и оставалось: дождаться выборов, сменить Временное правительство а после – делить портфели.
Но, как водится, расслабились, в долгосрочной перспективе власть упустили. Первый звоночек прозвучал в начале июля. Четвертого числа большевики пошли на штурм Таврического.
Павел получил приказ: на броневике двигаться к дворцу, дабы поддержать огнем, если понадобится, наступающих большевиков.
Но по дороге «Остин-Путиловец» раздолбали в решето, в лоскуты. Его подбили на перекрестке Кирочной и Потемкинской улицы. Павлу следовало бы обратить внимание на вывороченную взрывом брусчатку, но он двинул машину вперед, повернул налево, к Таврическому дворцу. И тут – громыхнуло!
Впереди взметнулся сноп огня и дыма, по броне застучали булыжники, оторвало правое переднее колесо, и здорово изуродовало левое. Машина просела носом, легла на рессоры.
Павлу хватило мгновения, чтоб сложить все воедино: где-то впереди, может быть вот в той аллее Таврического сада – орудие, наверное, трехдюймовка. Перекресток уже пристрелян. А даже если бы и не пристрелян – так все равно, что броневик сможет сделать своими пулеметами с обслугой за броневым листом, да еще непонятно где.
Водителя лишь контузило, но он совершил глупость: вместо того бежать, он включил заднюю передачу и надавил на газ. Мотор завыл, и броневик медленно пополз назад.
Медленно. Слишком медленно!
– Тикай! – крикнул Павел водителю.
Но тот, оглушенный, не слышал.
Пашка открыл броневую дверь, выбросился на брусчатку. Набивая синяки и ссадины, кувыркнулся к тротуару. На четвереньках перебежал за угол.
И тут обслуга орудия перезарядила орудие и ударила второй раз. Снаряд влетел в боевую рубку и взорвался уже внутри бронеавтомобиля. Тот рассыпался, словно домик из фанеры. Экспериментальная модель, гордость Путиловского завода прекратила свое существование.
За углом Павел осмотрелся: кружилась голова, в ушах гудело, из носа текла кровь. Походило на то, что он ранен, контужен. Что делать? С пистолетом броситься на орудие? Глупо. Рвануть через сад к Таврическому, присоединиться к штурмующим?..
Ага, как же. А ежели они его не признают? Ежели ли в саду кроме орудия и пулемет?
Без него управятся…
***
И действительно: управились. Но не совсем…
И вины в том Павла не было.
Таврический дворец все же в тот день был взят. Но власть, или тут вернее сказать «полувласть» удержать не получилось.
На следующий же день появился отряд, верный не то Временному правительству, не то эсерам появился отряд с пулеметами и орудиями. Теперь уже большевиков выбили из Таврического, далее больше – выгнали и из особняка Ксешинской.
Дальше – больше. Какая-то газетка тиснула статейку про то, что большевикам платят немцы. Выходило больно складно: нет ли какой партии, коя выступает за поражение России в мировой войне?.. Есть такая партия! А вот совсем недавно вождь этой партии пересек Германию… С чьего, позвольте спросить, разрешения?
Некоторое время называться большевиком стало опасно для жизни. За два шага до победы партия ушла в подполье.
Ленин и Зиновьев уехали в Разлив. Под видом косцов жили там в сарае у рабочего. Оба большевицких вождя косить, конечно же не умели. Но к ним часто приезжали соратники и некоторые вспоминали свое прошлое, брали в руку косу…
Свою делянку выкосил и Павел.
– Здо'ово у вас получается… – любовался его работой Ильич. – Где научились?..
– Да дома и научился… – отчего-то смущался Павел. – Я с Украины сам… Из Малороссии. Из крестьян мы…
– Инте'есно! У вас а'хиве'ное происхождение, – улыбаясь, грассировал Ильич. – А вы чем занимались после того, как сюда п'иехали?..
– Агитировал на заводе… Там же и работал…
– О, да вы еще и п'олета'ий!
Теперь Владимир Ильич тихо и аккуратно смеялся:
– Не обижайтесь на ста'ика! Очень хо'ошо что вы с нами, па'тии нужны такие как вы! Вы же еще, помнится, ф'анцузкий знаете?..
– Не идеально, но бегло разговариваю.
– Великолепно! После победы 'еволюции в 'оссии отп'авим вас в Ф'анцию агити'овать!
В победе Ильич не сомневался, и своей уверенностью заражал Павла. Париж ему нравился, и вернуться туда было совсем недурной идеей.
Да только в Париж воротиться Павлу больше не пришлось…
Не сложилось…
Медальон
Как водится в революционной стране, деньги стремительно обесценивались.
Не то чтоб это сильно печалило Андрея, но пока еще ассигнации что-то стоили, он решил потратить если не все, то значительную часть.
Данилин пошел в ювелирную мастерскую братьев Сансонов и заказал медальоны. Фото и ассигнации Временного правительства с орлами раскоронованными но со свастикой отдал сразу.
Сансон, Илларион Филиппович все принял под расписку и попросил зайти через неделю.
Когда Андрей опять появился на пороге мастерской, оказалось, что заказ еще не готов. Но остались сущие пустяки, и если полковник будет любезен подождать полчаса.
Полковник был любезен…
Илларион Филиппович работал тут же. Он был братом старшим да и единственным братом, после того как брата Анри подкосила шальная февральская пуля.
