В марте 1915 года генерал-лейтенант сэр Генри Роулинсон был близок к тому, что его отстранят от командования IV корпусом 1-й армии Хейга в связи с делом генерал-майора Дейвиса, который командовал 8-й дивизией и был несправедливо обвинен Роулинсоном в том, что во время сражения при Неф-Шапелль он якобы промедлил с атакой. Дэйвис подал рапорт Хейгу, все дело было пересмотрено, и Дэйвис оказался реабилитированным, а Роулинсону пришлось признать, что ошибка была допущена по его вине. После этого фельдмаршал Френч решил освободить командующего IV корпусом от занимаемой должности, но решение вопроса находилось в пределах полномочий руководства 1-й армии, и Роулинсон записал в своем дневнике: «Я знал, что Д. Х. (имеется в виду Дуглас Хейг) отнесется ко мне по справедливости, и он так и поступил». Однако при этом Роулинсон получил недвусмысленное предупреждение, переданное ему от фельдмаршала Френча и требующее не допускать повторения подобных вещей, иначе «в следующий раз он лишится своего корпуса». Правда заключается в том, что Хейг, с подозрением относившийся к дружбе Роулинсона и Вильсона, отдавал должное способностям подчиненного ему генерала и ценил его опыт. Вот почему Роулинсону были доверены и командование 4-й армией, и нанесение главного удара в «Большом прорыве» 1916 года — в будущем англо-французском наступлении на Сомме.
Целью этого наступления являлось создать прорыв в немецкой линии обороны и через образовавшуюся брешь выйти на равнины вокруг Бапума, а затем, обойдя оборону немецких войск, ударить по ней с тыла. Прорыв обороны поручалось осуществить 4-й армии Роулинсона; затем в созданную брешь должна была, сея смерть, ворваться кавалерия резервной армии Гофа, позиции которой располагались непосредственно за боевыми порядками 4-й армии, и после чего ожидалось, что маневренная война вновь вернется на Западный фронт.
Вся линия фронта представляла собой одну большую крепость, но ее стены имели одинаковую прочность далеко не на всем протяжении. Однако немецкие позиции на Сомме, где были выкопаны глубокие укрытия в меловых отложениях, где система обороны предусматривала наличие трех линий обороны, где господствующие над равниной высоты хребта Позьере обеспечивали противнику хорошие условия для ведения наблюдения и где многорядные заграждения из колючей проволоки в сочетании с большим количеством пулеметов и артиллерии обеспечивали надежную защиту, конечно же, были практически неприступными, в особенности при условии огневой поддержки со стороны укреплений, расположенных в деревнях Ля-Буассель, Овиллер, Фрикур, Мамез, Типваль и других, каждая из которых представляла собой бастион немецкой линии обороны.
Дивизии и полки, оборонявшие позиции на Сомме, принадлежали немецкой 2-й армии, которой командовал генерал Фриц фон Белов и которая входила в группу армий кронпринца Рупрехта Баварского. 2-я армия не имела резервов — их оттянули на себя Верден и Восточный фронт. Однако, как только подготовка англо-французских войск к наступлению стала более очевидной, 2-я армия была усилена подразделениями артиллерии, некоторые из которых были обнаружены только 1 июля, когда они открыли огонь.
Учитывая все эти обстоятельства, остается только удивляться, почему именно Сомма была выбрана в качестве района, пригодного для проведения наступления. Однако это решение было продиктовано двумя основными соображениями. Если бы это зависело только от него, Хейг повел бы наступление под Обером или на Ипрском выступе. Но наступательные действия на Сомме планировались как совместные действия, и французы настаивали на том, чтобы они проводились здесь, по той простой причине, что, поскольку на это место приходился стык английского и французского рубежей обороны, англичане были обязаны принимать участие и вести свои действия в соответствии с желаниями французской стороны. Река Сомма должна была бы стать естественной разделительной линией между двумя союзными армиями, однако Жоффр настаивал на том, чтобы как минимум один из корпусов 6-й французской армии был развернут на северном берегу реки якобы для защиты французского левого фланга. На самом же деле его задачей было следить, если не сказать препятствовать любой попытке британских войск изменять темп атаки или направление удара. Вторым доводом в пользу этого решения явилось то, что прорыв обороны на Сомме давал союзникам стратегическое преимущество, заключавшееся в том, что в случае успеха будет вбит клин между немецкими армиями, благодаря чему они будут вынуждены отступать.
После того как Роулинсон и Алленби провели рекогносцировку на местности, Хейгу и Роулинсону предстояло согласовать вопрос первостепенной важности в части определения полосы наступления и глубины боевой задачи английских войск. Здесь между ними возникли первые разногласия. Дело в том, что Хейг высказывался за то, чтобы в результате первого же боя были обеспечены стремительный прорыв сквозь три основные линии немецкой обороны и выход в незащищенные тылы. Что же касается Роулинсона, то он считал, что все, что может быть достигнуто в первой атаке, это захват первой линии немецкой обороны.
Во времена Первой мировой войны вопрос о тактике наступления служил поводом для больших споров. Какую цель лучше было преследовать генералу: стоило ли прорывать оборону противника на всю ее глубину с последующим выходом в его незащищенные тылы, с развертыванием кавалерии, с охватом обороняющихся и с возвратом к маневренной войне? А может быть, следовало избрать более осторожную, но и более результативную тактику «наскока и захвата», заключающуюся в захвате какой-то части линии обороны противника, отражении последующих контратак, закреплении на отвоеванных позициях с подводом артиллерии, обеспечивающей огневую поддержку, и в последующем развитии наступления? При определении характера наступательных действий на Сомме Хейг настаивал на прорыве обороны противника на всю ее глубину, а Роулинсон выступал за атаки по тактике «наскока и захвата», или за ряд последовательных атак, начинающихся от немецкой передовой. В чем были согласны оба генерала, так это в том, что, учитывая постоянные проблемы со связью и требования оперативной задачи по немедленному вводу в бой резерва, атака должна быть до предела согласованной, боем, где тщательно скоординированному и рассчитанному по времени плану подчинено все до мельчайших деталей: и действия артиллерии, и время подрыва мин, и время выдвижения пехоты.
И тот и другой генералы придерживались разных точек зрения на то, как следует проводить наступление, и нельзя сказать, что кто-то из них был всецело неправ. Хейг, как это и полагается главнокомандующему, обязан был рассматривать возникшее разногласие в более широком плане, чем генерал Роулинсон, командующий 4-й армией. Если целью последнего была победа в сражении, то Хейг точно так же имел целью добиться победы во всей войне… и тогда сколько же атак, построенных по принципу наскока и захвата, потребовалось бы для того, чтобы довести войска БЭС от берегов Соммы к берегам Рейна?
Здесь также имеет значение опыт боевых действий, полученный ими в 1915 году. Хейгу уже приходилось видеть, как захлебывались атака за атакой, как бесцельно терялись тысячи жизней, и все из-за того, что эти атаки не получали должного подкрепления или же распадались, достигнув успеха на первом этапе. На этот раз, имея в своем распоряжении большие силы и соответствующее количество орудий, а также боеприпасы к ним, он намеревался совершить настоящий прорыв в тылы противника, не давая немцам возможности подвести резервы и заделать брешь. Роулинсон имел почти такой же опыт, но его точка зрения была иной. Он просто не мог поверить, что можно продвинуться на несколько миль вперед, преодолев при этом три линии немецкой обороны; ничего подобного не происходило за весь предыдущий период войны, и он не верил, что что-либо подобное может быть осуществлено теперь. Поэтому ему хотелось действовать методом наскока и захвата, хотелось прогрызать себе дорогу сквозь линии немецкой обороны. Поскольку Хейгу никогда не удавались его прорывы в глубину обороны противника, а 4,5 месяца боев методом наскока и захвата тоже не помогли Роулинсону пробиться сквозь немецкую оборону, то оба оказались неправы в своих практических действиях, но в принципе каждый из них мог оказаться правым. Когда сражение окончено, каждый знает, какие решения следовало принять генералу, все дело в том, что настоящим генералам приходится принимать решения перед боем.
Роулинсон отдавал себе отчет, что сил его 4-й армии и приданных ей соединений 3-й армии достаточно, чтобы вести наступательные бои на фронте шириной около 18 км. Это позволит ему атаковать в полосе наступления, начинающейся на стыке с французской армией у деревни Марикур и продолжающейся в северном направлении до деревни Гоммеркур. Что же касается прорыва сквозь линию немецкой обороны, то в то время как имеющаяся у него артиллерия обеспечивала прикрытие наступающим войскам на глубину до 4500 м, Роулинсон не верил, что формирования Новой армии и Территориальных войск, из которых была составлена 4-я армия, смогут продвинуться на такое расстояние и не отклониться при этом от направления атаки. Поэтому он остановил свой выбор на средней глубине боевой задачи, равной 1800 м, при которой его армия должна будет пройти сквозь первую линию немецкой обороны и выйти на вершину широкого хребта Позьере. Глубина боевой задачи не была постоянной, и она менялась от одного участка полосы наступления к другому. Это объясняется тем, ширина нейтральной полосы была тоже непостоянной, и она колебалась от 180 до 1600 м. Однако если к концу первого дня сражения его армия сможет закрепиться на вершине хребта Позьере, Роулинсон будет очень доволен.
