выскочил из скорлупы.
Часто в своей жизни я чувствовал страх не за тех, кто оказался в опасности или в сложной ситуации по собственной воле, то есть по собственной глупости, а за тех, кто вынужден страдать под давлением обстоятельств — чего-то вроде гидравлического пресса, которому никто не может противиться, — и кто минует все испытания, используя скрытые резервы своей нервной системы. Я называю это силой духа, которая вдохновляет нас, слабых и так часто ошибающихся и попадающих в переделки.
Я вряд ли был когда-нибудь испуган больше, чем в тот момент. Я откинулся назад и заметил, что Ханс ползет по траве, как толстая желтая змея, и сжимает огромный нож в правой руке. Он был уже на фут впереди меня. Я встряхнулся, сбросив оцепенение и почувствовав прилив энергии, как после преодоления препятствия, быстро поравнялся с ним. Затем мы стали двигаться так медленно, что любая змея могла бы нас обогнать. Дюйм за дюймом мы продвигались вперед, не шевелясь после каждого порывистого движения. Однажды нам пришлось замереть надолго, потому что нам показалось, что каннибал с левой стороны просыпается — он открыл рот и зевнул. Даже если и было так, то он изменил свое решение и улегся на бок, продолжив храпеть еще более громко, чем до этого.
Через минуту или около того человек с правой стороны, то есть «мой охранник», тоже зашевелился, так что я подумал, он что-то услышал. Очевидно, он был просто потревожен кошмарами или предвидением своего конца, потому что, взмахнув рукой и что-то пробормотав испуганно, он, бедняга, снова провалился в сон.
В конце концов мы подобрались совсем близко к ним, но помедлили, потому что не могли точно понять, куда надо бить, и знали, что единственный удар должен быть последним и смертельным. Туча ушла, и темнота рассеялась, а мы должны были подождать ее наступления. Это было долгое ожидание. Или нам так казалось.
Наконец облако ушло, и в смутном очертании я увидел классическую голову моего амахаггера, склоненную в глубоком сне. Мое сердце билось так, как бьется сердце от любви или на войне. Я скользнул по траве по условному сигналу. Затем, поднявшись на колени, я поднял зулусский топор и вонзил его в цель со всей силы.
Удар был мощным и точным. Сам Умслопогас не мог бы ударить лучше. Жертва передо мной не издала ни единого звука и не сделала ни одного движения, только мягко упала на бок. Тело лежало так, как будто никогда не было живым.
Кажется, и Ханс проделал все хорошо, поскольку другой человек резко вытянул свои длинные ноги, которые ударили меня по коленям. Он тоже замолк навеки. Короче говоря, они оба были мертвы и не могли рассказать ни одной истории о Страшном суде.
Захватив топор, который после удара выпал из моей руки, я прополз вперед и подергал похожие на занавески коврики, или одеяла, или чем там еще была прикрыта Инес. Я услышал шорох. Движение разбудило ее, поскольку пленницы спали очень чутко.
— Не шуми, Инес, — прошептал я. — Это я, мистер Квотермейн, пришел освободить тебя. Выбирайся тихо из укрытия и следуй за мной, ты поняла?
— Да, конечно, — прошептала она и начала подниматься.
В этот момент кровь снова застыла у меня в жилах, я помню это как сейчас, хотя прошло много лет.
Дженни, внезапно проснувшись, взвилась как ужаленная. Ханс стоял над ней с ножом, будто желтый дьявол. Она решила, что он пришел убить ее, и, потеряв самообладание, завопила во всю мочь, а легкие у нее были хорошие. И тут началось нечто невообразимое!
Внезапно все спавшие вскочили на ноги и побежали в направлении криков Дженни. Освободить Инес в такой ситуации было невозможно, я мог только быстро прошептать:
— Притворись, что ты спишь и ничего не знаешь. Мы придем за тобой. Твой отец с нами.
Я снова нырнул в заросли. Ханс последовал за мной.
Через пару минут, когда мы были рядом с лагерем, Ханс обратился ко мне:
— Великий талисман действует, баас, правда не очень хорошо. Хотя что он может сделать против женской глупости?
— Это была наша собственная глупость, — ответил я. — Мы сами должны себя винить. Надо было предвидеть, что эта дуреха будет кричать, и принять меры предосторожности.
— Да, баас, мы должны были ее тоже убить, поскольку больше ничего не могло заставить ее замолчать, — весело ответил Ханс. — И теперь мы должны платить за наши ошибки, потому что охота началась.
В этот момент мы чуть было не наткнулись на Робертсона и Умслопогаса, которые, как и все вокруг, слышали вопль Дженни и бросились нам навстречу. Мы вкратце рассказали обо всем случившемся. Когда Робертсон понял, насколько близко мы были к спасению его дочери, он зарыдал. А Умслопогас сказал:
— Итак, двумя людоедами стало меньше. Один раз мудрость подвела тебя, Макумазан. Когда вы нашли лагерь, вам надо было вернуться, чтобы мы напали вместе. Если бы мы так сделали до рассвета, ни один из них не ушел бы.
— Да, — ответил я. — Я думаю, что моя мудрость подвела меня, если что-то вообще может меня подвести. Но пойдем, может, мы еще успеем догнать их.
Мы пошли, Ханс показывал дорогу. Но когда мы добрались до места, было слишком поздно: ни амахаггеров, ни Инес, ни Дженни не было, остались лишь мертвые тела, дело наших рук. В темноте погоня была невозможна. Мы вернулись в лагерь, чтобы отдохнуть и дождаться рассвета, перед тем как снова пойти по их следам, однако столкнулись с новыми проблемами. Все полукровки, которых мы посчитали бесполезными в бою, воспользовались нашим отсутствием и удрали. Они пошли обратно по нашим следам и исчезли в зарослях кустарника. Что стало с ними, я не знаю, поскольку мы никогда больше их не
