Поводом к ссоре королевы с папой послужили меры, принятые Иннокентием XI по наведению порядка в дипломатическом корпусе Рима. Дипломатические миссии де-факто распространили свою экстерриториальность не только на резиденции, но и на окружавшие их участки города, где селились бродяги и спасавшиеся от правосудия преступные элементы. Кристина тоже частенько укрывала у себя во дворце людей сомнительного поведения и нрава[148].
Королева на первых порах была вынуждена согласиться с мерами по наведению порядка в дипломатических кварталах, которые в феврале 1687 года стал проводить комендант Рима кардинал Империале. Комендант рассчитывал, что Кристина покажет другим дипломатам, в первую очередь французам, пример. Но королева разрушила эти надежды. Однажды ко дворцу Риарио прибежал человек, за которым гналась городская милиция. Он ухватился за решётку ворот и стал громко просить защиты. Кристина приказала своей страже впустить беглеца на территорию дворца, но поскольку человека уже крепко держали городские стражники, королевским гвардейцам пришлось применить силу. Они буквально вырвали несчастного из рук милиции и под одобрительные возгласы толпы завели его на территорию Риарио.
Ватикан не мог пройти мимо такого грубого нарушения общественного порядка и потребовал от Кристины передать «подзащитного» городской страже, наказать своих слуг и извиниться. Но не тут-то было! И то и другое королева сделать категорически отказалась. Более того: она потребовала оправдания действиям своих слуг и удовлетворения со стороны папы! Естественно, понтифик не стал применять силовых мер, но постарался нарушить вокруг королевы «режим благоприятности». Однако корзину с фруктами в Риарио всё-таки послал.
А Кристина демонстративно вступила в альянс с французским послом Лаварденом, получившим от Людовика XIV приказ восстановить принцип экстерриториальности для своего посольства в Ватикане в полном объёме. Лаварден, сменивший умершего в начале года герцога д’Астре, прибыл в Рим в ноябре 1687 года в сопровождении целой воинской части численностью в тысячу человек(!), поселился во дворце Фарнезе, поднял французский флаг, расположил своих солдат лагерем вокруг дворца и распорядился патрулировать все соседние улицы. Практически он занял целый квартал Рима и стал полновластным его хозяином. Кристина тепло встретила посла и оказала ему всяческую моральную поддержку.
Официальный Ватикан признать посла Людовика отказался, на аудиенцию к папе не допустил, а потом и вообще подверг экскоммуникации, то есть отлучению от церкви. Но шевалье Лаварден на всё это плевал: он решил сидеть в Риме до тех пор, пока папа не отдаст Богу душу и не выберут нового понтифика. И вот в этом предприятии Людовик XIV надеялся найти союзников в лице Кристины и Аззолино.
Кристина ухватилась за протянутую руку французского короля, поскольку увидела в этом шанс продвинуть на папский престол своего друга. Как к этому отнёсся сам кардинал Аззолино, доподлинно неизвестно. Но если судить по тому, что он всё время был рядом со своей неугомонной подругой, то напрашивается вывод, что особых возражений к такому раскладу событий у него не было. Оставалось только ждать смерти Иннокентия XI. Но папа со своей кончиной не торопился.
Конфликт между самым сильным королём Европы и верховным понтификом разгорался всё сильнее. В сочельник 1688 года Париж поставил Рим перед ультиматумом: либо папа признает Лавардена, либо Франция вводит войска в Италию. Детронизация Якова II в Англии заставила Кристину вспомнить о том, к чему могут привести насильное обращение людей в иную веру и вмешательство иезуитов в мирские дела. Она уже договорилась до того, что Иннокентий XI якобы тайно помог Вильгельму Оранскому прогнать Якова II и утвердиться на английском троне. Это был явный абсурд, созданный галльским честолюбием Лавардена и его агентов, и ей вдруг становится ясно, что своими действиями она подрывает всякую основу для дальнейшего пребывания в Риме, и в то же время она осознаёт, что не может представить своё существование вне Рима.
Курфюрст Бранденбурга, словно угадав её мысли, направляет к ней своего эмиссара камергера Добржинского и делает через него предложение поселиться в курфюрстве. Ведь в конечном итоге королева Кристина — его племянница. Вряд ли королева догадалась, что курфюрстом руководили далеко не родственные чувства, а желание пополнить свои доходы за счёт богатенькой родственницы, у которой в Риме дворец битком набит всякими раритетами, драгоценностями и бесценными предметами искусства. Королева уже в годах, и хорошо было бы заблаговременно заманить её к себе в Берлин. Не оставлять же всё проклятым папистам!
Курфюрст обещал Кристине полную независимость и годовое содержание в размере 15 тысяч талеров. Трудно сказать, как бы кончила свои дни бывшая королева Швеции, если бы переговоры не упёрлись в одну мелкую деталь: Кристина в качестве условия потребовала для себя суверенитета, то есть предоставления ей таких же прав и почестей, как самому курфюрсту. Этого Георг Вильгельм допустить не мог — суверенным в его княжестве мог быть только один человек — он сам. И дело о переезде в Бранденбург, к счастью, заглохло.
В это же время Кристина снова стала тормошить папу вопросами о борьбе с Османской империей, за что, как пишут многие биографы королевы, якобы Его Святейшество лишил её пенсии Ватикана. Историки ссылаются на гордое заявление Кристины: «Я получила от Вас приятное известие… Одному Богу известно, что я говорю правду: эти 12 тысяч эскудо, подаренные папой, были единственным тёмным пятном в моей жизни. Я приняла их тогда, как из Божьих рук, от великодушного друга Климента IX, но они унизили мою гордость. Теперь Господь Бог освобождает меня от этого, и я рада, словно Он подарил мне целое царство. Я от этого не обеднею, обеднеют многие люди, которые в этом нуждаются и которым я раздавала подачки…»
На самом деле пенсии Кристина лишилась за четыре года до того, как поссорилась с папой. И папа через кардинала Аззолино честно объяснил ей причины такого шага — причины, которые ей должны были быть понятны и близки: нехватка средств на войну с турками. Но королеве было важнее защитить своё королевское достоинство, и она стала в позу, заявив, что пенсия была самым большим унижением в её жизни. Когда папа в знак примирения прислал ей корзину с фруктами[149], она демонстративно отказалась от неё и сказала, что осаждающий в осаждённую крепость продукты не доставляет. Утешительный дар Иннокентия XI она восприняла как попытку подкупить её!
…А королева всё старела и по меркам того времени достигла уже преклонного возраста. Возраст во многом сгладил её независимый и порывистый характер, но угли былой энергии ещё тлели в её душе и время от времени давали пламя. «За последнее время я вряд ли стала более красивой, — писала она Мадлен де Скюдери, французской писательнице, автору нашумевших в Европе „легкомысленных“ романов, — но все мои хорошие и дурные качества остались такими же живыми. И я по-прежнему очень недовольна собственной персоной… Моё здоровье, кстати, отличное, и я ещё буду пребывать в добром здравии, покуда Господь этого хочет. По своей природе я питаю отвращение к старости и не знаю, как стану к этому привыкать. Если бы я могла выбрать между старостью и смертью, полагаю, я бы без колебаний выбрала последнее».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
