использование, которое так благочестиво. Чародеи и кудесники прибегают к клятвам, так поступает и Церковь с оглашенными; но те призывают бесов, а Церковь призывает Бога против бесов. Греки посвящают изображения бесам и называют их богами, но мы — Истинному Богу Воплощенному, служителям Божиим и друзьям, которые прогоняют войска бесовские» [18]. Кроме того, «Как святые Отцы ниспровергли храмы и алтари бесовские и воздвигли на их месте храмы с именами Святых, и мы почитаем их, также они ниспровергли изображения бесовские и на их место поставили изображения Христа, Матери Божией и Святых. И, согласно Ветхому Завету, Израиль не воздвигал храмов во имя людей, также не устраивались праздники в память о человеке, ибо в то время природа человека была под проклятием, и смерть была осуждением, и поэтому оплакивалась, и труп считался нечистым, как и тот, кто касался его; но сейчас, когда божественность объединилась с нашей природой, как некое живительное и спасающее лекарство, наша природа стала прославленной и является нетленной в своей неискаженности. Поэтому смерть Святых стала праздником, и ради них возводятся храмы и создаются изображения [иконы] … Ибо икона есть торжество и манифестация, и монумент в память о победе тех, кто поступил благородно и преуспел, и о позоре бесов, побежденных и низверженных». Кроме того: «Если по причине Закона вы запрещаете иконы, вам придется скоро совершать Шаббат и обрезание, ибо эти обряды Закон предписывает, как обязательные; также, чтобы соблюдать весь Закон, нужно перестать проводить Пасху, праздник Господа, вне Иерусалима; и знайте, если вы придерживаетесь Закона, Христос не принес вам никакой пользы… Но долой Закон, ибо любой из вас оправдывается по Закону, если склоняется перед благодатью» [19].
10
Вполне согласуется с содержанием этих замечаний наблюдение или допущение, что в некоторых частях христианского мира иногда возникали настоящие суеверия из-за общения с язычниками, или они допускались, или почти допускались, вследствие сходства, которое существует между языческими обрядами и определенной частью церковных обрядов, хотя обычно им усиленно сопротивлялись авторитеты Церкви. Как философия порой развращала церковных богословов, так и Язычество иногда развращало приверженцев Церкви; и как интеллектуальные люди могли быть вовлечены в ересь, так невежественные могли быть испорчены суеверием. Поэтому Святой Иоанн Златоуст резко выступает против суеверных обычаев, которые евреи и язычники вводили среди христиан в Антиохии и Константинополе. «Что должны мы сказать, — он спрашивает в одном месте, — об амулетах и колокольчиках, которые вешаются на руки детям, и алой ткани, и других вещах, полных подобной чрезвычайной глупости, когда они не должны для защиты облачать дитя ничем, кроме Креста? Но теперь презренно то, что преобразовало весь мир и нанесло болезненные раны дьяволу, и победило всю его власть, в то время как ниткам, тканям и другим амулетам такого рода доверена безопасность ребенка». После упоминания о других суевериях, он продолжает: «Если среди греков такие вещи совершаются, в этом нет ничего удивительного, но если такая непристойность преобладает среди поклонников Креста и участников невыразимых таинств, исповедующих такую высокую мораль, это должно особенно порицаться снова и снова» [20].
И подобным образом, Святой Августин пресек празднества под названием Агапы, которые допускались африканскими христианами при их первом обращении. «Настало время, — он говорит, — для людей, которые не смеют отрицать, что они — христиане, чтобы начать жить согласно воле Христа, и теперь, будучи христианами, отвергнуть то, что допускалось только для того, чтобы они могли стать христианами». Люди возразили ему, приведя в пример Ватиканскую Церковь в Риме, где такие празднества совершались каждый день; Святой Августин ответил: «Я слышал, что они часто запрещались, но их место далеко от местопребывания (Латеранского) Епископа, и в таком крупном городе есть множество плотских людей, особенно чужестранцев, которые ежедневно туда приезжают» [21]. И подобным образом, конечно, осознание освящающей власти в Христианстве, возможно, служило искушением к грехам обмана или насилия; как если бы обычай или статус благодати уничтожал греховность определенных действий, или как если бы цель оправдала средства.
11
Другими словами, это всего лишь констатация принципа, который мы отслеживаем, говоря, что Церкви было доверено распределение благодати. Ибо, если она может преобразовать языческие предуготовления в духовные обряды и обычаи, то что же это такое, как не обладание сокровищем и не осуществление предоставленной ей власти? Поэтому с самого начала было много разнообразия и изменений в священных актах и орудиях, которые Церковь использовала. В то время как Восточные и Африканские Церкви крестили еретиков при примирении с ними, Церковь Рима, как истинно Вселенская Церковь, утверждала, что достаточно возложения рук, если предшествующее крещение было формально правильным. Обряд возложения рук использовался в различных случаях с особым значением: в обряде оглашения, при принятии еретиков, при Конфирмации, при Рукоположении Священников, при Благословении. Крещение иногда производилось погружением, иногда обливанием. Детское крещение не было сначала предписанным, как впоследствии. Дети и даже младенцы были допущены к Евхаристии в Африканской Церкви и остальной части Запада, как сейчас у греков. Елей имел различные применения: для лечения больных или в Таинстве Соборования. Отпущение грехов за труды или за периоды епитимьи имело различное применение, согласно обстоятельствам. Подобным образом крестное знамение было одним из самых ранних средств благодати; затем священные периоды, священные места и паломничество к ним, святая вода, предписанные молитвы, другие обряды, специальные одежды, такие, как наплечник, священническое облачение, четки, распятие. И ради некоторой важной цели, несомненно, как например, для того, чтобы показать полномочия Церкви в распределении божественной благодати, также как и одухотворение в евхаристическом Реальном Присутствии, Чаша на Западе удерживается от всех, кроме священников, в Святой Евхаристии.
12
Чтобы не сложилось впечатление, что сила ассимиляции, о которой говорится в этой главе, в моем понимании есть не что иное, как обычный прирост доктрин или обрядов извне, я приведу также следующие отрывки для дальнейшей иллюстрации ее из моих «Эссе».
«Феномен, признаваемый всеми, состоит в следующем: большая часть того, что обычно воспринимается как христианская истина, в своих элементарных основаниях или отдельных частях встречается в языческих философиях и религиях. Например, доктрина Троицы имеется, как на Востоке, так и на Западе; таков же обряд омовения; таков же обряд жертвоприношения. Доктрина Божественного Слова — платоническая, доктрина Воплощения — индийская, Царства Небесного — иудейская, Ангелов и демонов — от магов, связи греха с телом — гностическая, безбрачие известно от бонз и буддийских монахов, монашеские ордена — из Египта, идея нового рождения — китайская и элевсинская; вера в священные добродетели — пифагорейская, почитание покойных — политеистическая. Такова общая природа рассматриваемого нами факта.
