2 мая. Возвращаюсь из Сальвадора — там вчера прошла грандиозная праздничная демонстрация. Наше детище — научно-производственный комплекс имени Престеса — процветает и развивается. Люди с невиданным энтузиазмом строят коммунизм…
…Наш автолет подбили… Теряем высоту… Двое из нас тяжело ранены… Ничего не видно в кромешной тьме… Очевидно, за нами следили… Будем драться до последнего… Маргарита, Эрнесто, я всегда буду с вами!.. Родина или смерть!..»
В конце файла была автоматически впечатана протокольная запись: «Время передачи последнего сообщения 02.05.2015 02:52:38».
— Народная милиция четко отреагировала на сигнал тревоги, — сказал Эрнесто. — Из ближайшего города вылетели машины и настигли террористов. Ими оказались бывший помещик Варгас и его подручные. Потом нашли место гибели отца и его четырех товарищей. Они дрались до последнего патрона и уложили шестерых гадов… А когда у них патроны закончились, фашисты сожгли их заживо… Врагов народа приговорили к смерти… А имя нашего отца, как и имена всех его павших соратников, высечено на большой мемориальной доске в Гаване, перед зданием министерства, где он работал… Вот запись торжественной церемонии открытия мемориала… Министр Игнасио Родригес снимает покров с памятника, школьники возлагают цветы. Солдаты салютуют бессмертным героям, победившим мировой империализм и подарившим свободу и счастье народам Земли…
— Папа так и не узнал, что у него будет дочь… — с грустью сказала Мария. — Я видела его только на записи, да и Эрнесто его не помнит — брату был тогда год…
— Так же и я, — ответил Денис. — Моя мама погибла в бою, когда мне было всего два года. Она тоже отстреливалась до последнего… — они обменялись долгим понимающим взглядом. — У нас, оказывается, очень много общего…
— Вскоре после моего рождения мама — а ей не было и тридцати — умерла от редкого и неизлечимого тогда заболевания нервной системы… И я с раннего детства хотела стать врачом — работать над тем, чтобы неизлечимых болезней больше не было… Правда, здоровье человека очень сильно зависит и от социальных факторов — врачи говорили тогда, что мама заболела и умерла от пережитого ею сильнейшего горя…
— Да, как много самых лучших людей убил капитализм. Но если бы они не боролись, то до сих пор все люди были бы друг другу волками, — сказал Эрнесто.
— Это точно, — согласился Денис…
— Вот, Денис, смотри, — Эрнесто вывел на монитор фотоальбом. — Это наши родители. Это отец в молодости — на церемонии выпуска студентов экономического факультета Гаванского университета, вместе со своими сокурсниками… А это мама — она агроном, закончила этот же университет семью годами позже… Вот фотография неосвоенной земли в штате Баия, а вот то, что было там построено всего год спустя… Вот снимки тружеников коммуны… Фотографии праздников и митингов в Канудосе… А вот памятные записи про мамину работу — до того, как быть направленной в Южную Америку, она работала в Азии. Мама специализировалась на борьбе с вредителями. Этот видеосюжет запечатлел первое испытание в реальных условиях новой советской лазерной установки по борьбе с саранчой — в СССР ведь дело до этого не доходило, ее уничтожали в зародыше… Испытание прошло в Индии, в штате Гуджарат, 10 августа 2012 года, и оно вызвало сенсацию мирового масштаба. Видишь гигантскую тучу, затмившую солнце? Это во все времена означало для миллионов людей голод, даже смерть. Но советские и кубинские специалисты тогда спасли их от трагедии. Вот они — в белых костюмах, с нашивками на груди — это их национальные флаги. Они включают установку, и луч начинает ходить по небу. Вспыхивают мириады падающих огней — это горит саранча… Через несколько минут небо полностью очищено. На лицах собравшихся на поле десятков тысяч крестьян… Впрочем, ты сам видишь выражение их лиц — этого не передать словами…
— …Ну ладно, уже одиннадцать часов, может быть, покажешь гостю наше любимое место отдыха — Варадеро? За час доберетесь… — обратился Эрнесто к Марии.
— А ты что, не полетишь?
— Я сегодня встречаюсь с профессором Гонзалесом — по поводу моей научной работы. Может быть, присоединюсь к вам попозже… А пока не буду мешать…
Лучший курорт планеты был густо застроен первоклассными отелями, где отдыхали трудящиеся со всего мира. Полуденное солнце стояло в зените, золотые песчаные пляжи были полны народа, а на десятки километров от берега в море повсеместно встречались личные автолеты — как находящиеся в воздухе, так и работающие в режиме катера. Все вокруг дышало счастьем, которое теперь принадлежало всем, а не только «избранным», как когда-то давно…
— Тебе нравится, Денис? — спросила Мария, когда они вдоволь наплавались и налетались над морем.
— Конечно, как же тут может не понравиться! Я здесь провел чуть ли не самые счастливые недели в своей жизни. Мне было тогда двенадцать. Мы ездили на экскурсии по местам революционной славы — Сантьяго, Санта-Клара, Сьерра-Маэстра, Плая-Хирон. Но в основном просто отдыхали здесь, в Варадеро. Целыми днями жарились на солнце, плавали, играли в футбол, устраивали гонки на автолетах и гидроциклах. Помнится, особенно всем нравилось летать на парашюте, привязанном буксирным тросом к автолету. На капиталистических курортах в свое время такое развлечение обходилось в десятки долларов за несколько минут, а мы катались бесплатно, пока не надоест… Да, замечательная у вас страна!..
— Мне тоже у вас очень понравилось, — сказала Мария. — Правда, было довольно грустно — наша поездка совпала со столетней годовщиной не рождения, а смерти безвременно ушедшего вождя. Помню, мы посетили тогда Горки Ленинские и Мавзолей… Вообще, у вас, конечно, было интересно — я тогда вообще впервые в жизни пощупала снег руками. Ведь для нас это вещь очень экзотическая… И мы с тобой тогда впервые увиделись. Мне было восемь, тебе — десять. Помнишь?
— Ну конечно, помню. Можем прямо сейчас видеозапись посмотреть… Хорошо мы провели время…
— Много друзей мы обрели тогда — дружба народов на уровне простых людей… Помню, как меня русские называли — Маша… А ты по-нашему Денисито, так?
— Да, это уменьшительное; по-русски — Дениска. Меня так все звали в детстве, да и теперь зовут одноклассники. И отец меня всегда так называет…
— «Называет»… Ты, конечно, не веришь в его гибель?
— Разумеется, нет. Я как сейчас помню его обещание, которое он дал мне. Вот оно: «Даю тебе честное слово, что бы ни случилось, я все преодолею, я вернусь! Мы обязательно встретимся! Советские люди непобедимы!» Да, я жду его, я верю, что он даст о себе знать, что он вернется. Он лучший пилот Союза, да и звездолет — чудо советской техники. Генеральный конструктор Игнатов сказал мне, что у него гигантский запас прочности. Он тоже не верит в гибель. Не верят в это ни мои сокурсники по Академии, ни офицеры-преподаватели… Никто из тех, кого я знаю, не верит… Но неизвестность так мучительна. Я очень люблю отца. Кроме него, у меня никого нет…
— Почему никого нет? А мы, твои друзья, на что? Друзья как раз и протягивают руку помощи в самые тяжелые минуты…
— Спасибо, от всего сердца спасибо, — произнес Денис…
Они посмотрели друг другу в глаза…
— А глаза у тебя все такие же, — сказала Мария. — Даже у северян они редкость, разве что у маленьких детей, но с возрастом они перестают быть синими. А у тебя они все такие же, как и тогда… Таких глаз я еще ни у кого не видела…
— Да уж, мне повезло в этом отношении, — усмехнулся Денис. — Все на это обращают внимание. Отец говорит, что у мамы были точно такие же…
Обо многом еще поговорили молодые люди, с каждой минутой испытывая друг к другу растущую привязанность — до самого вечера, пока солнце не повисло над горизонтом. Только тогда они сели в машину, и Денис, сидя за штурвалом, погнал ее обратно в Гавану…
Первого сентября Эрнесто и Мария пригласили Дениса в свой университет.
— Я тебя познакомлю со своим учителем — профессором Мигелем Гонзалесом. — Он крупнейший историк и философ Кубы, да и вообще очень интересный человек, — сказал Эрнесто. — Через полчаса он будет проводить семинар со своими учениками — студентами и молодыми учеными, у которых он является научным руководителем. Будет очень интересно…
Через пятнадцать минут трое друзей уже входили в небольшую аудиторию, где и должна была состояться встреча с профессором. В ней уже собрались восемнадцать человек — как его учеников, так и просто тех, кто этим интересовался. Наконец, вошел и сам профессор Гонзалес. Это был человек лет семидесяти пяти — он был живым свидетелем бурных событий конца двадцатого и начала двадцать первого века. Более того — он был не только свидетелем, но и исследователем.
Молодые люди, увидев профессора, встали и поприветствовали его.
