– Да, Повелитель.
– Теперь ступай.
Трозузорт вышел на балкон и, глядя в сторону Дорлифа, задумался. «Значит, кроме Слезы, внук дорлифянина принёс с собой Слово, и они решили отправиться к тому, кто предсказал его приход. Слово не открылось им, и у них нет другого выхода. Они думают, что Фэдэф жив и сумеет разгадать тайну Слова. Но жив ли он?.. Они будут искать его. Где? – Трозузорт усмехнулся. – Откусок укажет мне на них. Слово и Слеза обретут нового хозяина. А он обретёт ещё большую власть… Кто сопровождает пришлого?.. Его друг? В нём – преданность и рвение хозяйского ферлинга, но он лишён убийственного клюва и когтей. Кто ещё? Сын Малама, их ловкий проводник? Третьего дня ему удалось-таки перехитрить моих воинов. Хм… Семимес… уродливое порождение случая… Этот во что бы то ни стало увяжется за двумя пришлыми: он одинок и жаждет признания. Малам научил его неплохо владеть палкой. Неплохо… Он мог убить меня… равно как и я его. Кто ещё? Малам? Нет, он обрёл покой. Он, скорее, пойдёт к Новосветному Дереву – ворошить воспоминания и предаваться мечтам… Наверняка, призовут одного-двух огненноволосых. С ними моим воинам придётся повозиться, если не застать их врасплох… Вышли спешно, не дождались наступления Нового Света. Значит, кинжалы-призраки утолили свою жажду, напившись крови брата и сестры… Пришло время войны. Пришло моё время».
Громкий стук в дверь оборвал мысли Трозузорта. Он вернулся в комнату и сказал:
– Входи, Гура.
Дверь открылась. Вместо неё проём заслонило мощное тело, облачённое в панцирь, над которым сидел огромный баринтовый орех с чертами, напоминавшими лицо. В глазах Гуры не было ни покорности, ни учтивости, но была сила и верность. Он шагнул вперёд – в пространстве за его спиной показалась Сафа. В тех редких случаях, когда Трозузорт вызывал к себе Гуру, она всегда сопровождала его наверх, иначе горхун не пропустил бы его. Дверь за Гурой закрылась, но Сафа осталась подле неё. Она насторожилась и напрягла свой нюх. Она нюхала воздух, ища в нём опасность для хозяина. Страсть заставляла её вынюхивать опасность всегда, даже тогда, когда взяться ей было неоткуда.
– Слушаю, Повелитель.
– Скажи мне, Гура, кому из командиров ты доверил бы самое важное задание.
– Какое, Повелитель?
– Такое, что от него зависит, большой или малой кровью Выпитого Озера одолеем мы людей в грядущей войне.
Гура пристально смотрел на Трозузорта. Тот продолжал:
– Выследить отряд людей в пять-десять человек, не больше. Они идут тайно. Вот что мне надо. Только что они вышли из Дорлифа. Среди них двое пришлых, тех самых, что наши воины упустили третьего дня в горах Харшида.
– Тебе нужны они, Повелитель, эти двое?
– Да, Гура. У них есть то, в чём, по предсказанию одного дорлифянина, заключена могучая сила. И сила эта должна послужить нам, но не людям.
– Повелитель, я сам выслежу отряд дорлифян.
– Нет, Гура. Ты пригодишься для другого. В день, когда я заполучу то, в чём люди видят своё спасение, и Сафа поможет мне открыть его тайну, мы выступим на Нэтлиф. Ты поведёшь десять тысяч воинов и овладеешь нэтлифской крепостью.
– Я мечтал об этом дне, Повелитель! – первый раз за время разговора Гуры с Трозузортом глаза ореховоголового сверкнули отблеском чувства – это была радость предвкушения большой крови.
– Пришло время превратить мечты в явь.
– Если не я, то Дара, отец Сафы, станет во главе отряда, который должен выследить дорлифян.
– Выследить и убить. Убить всех. Но тела двоих пришлых пусть не терзают. Пусть доставят их мне со всеми вещами, что найдут при них. Даре скажешь, чтобы взял с собой воинов, которые видели пришлых. Они возвращаются к Выпитому Озеру вдоль подножия Кадухара. Если не успеют вернуться, Дара перехватит их. Думаю, их пути пересекутся.
– Повелитель, когда Даре выступить?
– Две сотни воинов должны быть готовы выйти в любое время. Когда точно и в каком направлении, я скажу прямо перед выходом. Пусть каждый из них выберет себе четвероногого.
– Они отправятся на четвероногих?
– Да, Гура. Пора проверить их в настоящем деле, иначе зачем же я кормлю их?
– Да, Повелитель. Четвероногие быстрее настигнут людей.
– Всё, что я сказал тебе, передай Даре. И не забудь: тела двух пришлых не терзать – доставить мне вместе с вещами. Ступай.
Гура вышел. Трозузорт усмехнулся и сказал сам себе:
– Быстрее настигнут людей, говоришь?.. Настигнут и ошеломят дерзких путников, и дерзость их улетучится, как дым задутой свечи.
(Среди молодняка ореховоголовых попадались такие, которые, подрастая, так и не научались говорить и вставать с четверенек на две ноги и которым не дано было узнать подлинного назначения рук. Они отталкивались от земли передними и задними лапами, когда без устали носились по дну и ярусам Выпитого Озера. Они оставались на четвереньках, когда жрали, хватая пищу пастью из кормушек или с земли. В драке они избивали друг друга в кровь и ломали друг другу кости, но для этого им не нужны были руки, мечи и секиры – им нужен был яростный разбег, сокрушительный удар головой и острые зубы. Рождались они крупнее и сильнее большинства своих сородичей. С первых же дней жизни выявляли склонность к чрезмерной подвижности. И через много дней не могли усидеть на месте и сосредоточить внимание на приложении рук к занятию, как их двуногие братья и сёстры, потому что у них не было рук, потому что ноги их просили бега, все четыре ноги просили бега. А в глазах их, едва явленный, навсегда оставался взгляд, который искал одного – в кого с разбега врезаться головой.
Однажды, взирая на них, Зусуз решил:
– Эти, четвероногие, будут бегать под воинами, вместо лошадей. Их надо с малых лет приучать к всадникам. А тех из них, что не поддадутся власти слова и кнута и останутся необузданными зверями, – убивать!
Через годы Повелитель Трозузорт имел в своём многотысячном войске шесть сотен обученных четвероногих. Они не уступали в прыти лошадям, неплохо лазили по горам, таская на своих спинах убитых ореховоголовыми зверей, а главное – они готовы были (потому как были этому научены, и этого же требовала их натура) сокрушить своими головами строй лошадей идущей на всём скаку в бой конницы.
* * *
Хранители Слова шли молча. Они не зажигали факелов и держались на близком расстоянии друг от друга. Впереди шёл Савасард, за ним – Семимес, следом – Мэтью, Дэниел, Нэтэн и Гройорг. Никто из них не оборачивался назад: они приберегали этот прощальный взгляд до последнего холма, с которого можно будет обозреть Дорлиф. Перед путниками с каждым шагом, казалось, поднималась всё выше и выше мрачная стена, делавшая темноту ещё гуще, а неизвестность, ожидавшую их, ощутимее. Это был лес Садорн.
– Савасард, ты не хочешь свернуть с тропы влево? – вполголоса проскрипел Семимес, в душе не желая до конца уступать лесовику роль проводника.
Савасард убавил шаг и оглянулся назад.
– С холма, что от нас по левую руку, Дэн и Мэт впервые увидели Дорлиф, – пояснил Семимес.
Савасард повернул налево.
– Это же значит что-нибудь? – добавил Семимес.
– Точно, Семимес, значит. Ещё как значит, – поддержал его Мэтью, уставший от угрюмого молчания Дэниела, которое он чувствовал своей спиной.
Путники дружно забрались на холм… и в глазах их отразился Дорлиф, с его новосветной радостью и новосветной печалью.
– Такой красоты в жизни не видывал! – с чувством прохрипел Гройорг и к своему чувству прибавил то, что услышать от него никто не ожидал: – Вернусь из похода – останусь в Дорлифе. Рядом с домом Малама вырастет гриб… с оранжевой шляпкой. Потихоньку обживусь, Мал-Малец в помощь мне.
– Запомню твои слова, дружище, – сказал Нэтэн.
– Что ж, коль запомнишь, в гости ко мне придёшь.
– Про какой это ты гриб толкуешь, Гройорг-Квадрат? – спросил Мэтью, припомнив странное видение той самой ночи, когда в доме Малама появился Гройорг, и толкнул в плечо Дэниела.
– Гройорг! – одёрнул сам себя Гройорг по привычке быть одёрнутым своим другом (которого на этот раз не было рядом) в тех случаях, когда язык его сбалтывал лишнее, и прикрыл себе рот своей огромной пятернёй, которая, сделай он это раньше, не пропустила бы ни единого шального звука.
Прощание с Дорлифом нагнало на Дэниела ещё большее уныние. Каждый шаг от дома Малама до этого холма он терзался единственной мыслью: Суфуса и Сэфэси больше нет с ними… И когда Мэтью подтолкнул его, мысль эта, которой стало тесно от её повторения, нашла выход наружу, и Дэниел, по-прежнему не замечая никого рядом, произнёс голосом обречённого:
– Двоим не узреть наступающий свет.
Покроет их очи фиалковый плед.
