алчность заразила не только Америку. Вся наша планета ею заражена. И Франция – не исключение. Помнится, велась столетняя война, изувечившая юношей, потому что они целыми днями отрабатывали навыки с луками и стрелами, готовясь к битве, для которой были слишком молоды. Сто шестнадцать лет шла эта война. Спустя еще пару сотен лет один чересчур амбициозный французский ублюдок объявил другую войну. Знаешь, как его звали?
– Наполеон, – отвечает Жюльен так, словно ему противно произносить это имя вслух.
– Еще один алчный человек. Думаю, ты понял мою точку зрения. В итоге все мы делаем то, что до́лжно, согласен? Потому что даже если я, черт возьми, захочу поделиться честно нажитым, этого будет мало. Алчность не понимает такое слово как «хватит». Но эти отвратительные поступки, что мы совершаем, необходимы, потому как, решив вступить в эту игру, мы в ту же минуту решили, на что готовы пойти. От показного благочестия толку мало, но если бы не лез своими делами в подноготную, то не смог бы добиться таких успехов. Это и есть бизнес.
Наклоняюсь, глядя ему в глаза.
– Но тебе приказали вмешаться в мою личную жизнь, и, выполнив поручение, ты только что потерял свое будущее. Уверяю тебя, в какой бы глуши ты ни спрятался, вернувшись во Францию, я, созданный Америкой, найду тебя. Так у тебя хотя бы будет веская причина ненавидеть Америку. Гарантирую: когда я тебя найду, ты умрешь от рук такого же француза, как ты.
Меня так и тянет прикончить его сейчас, но если сделаю это, то мое послание не дойдет до адресата.
Сейчас я готов сразиться со всей армией Антуана. Будь я проклят, если позволю этому гребаному душегубу лишить меня даже капли душевного спокойствия. Этот фарс тянется уже слишком долго. Если он хочет войны, я пойду на все, чтобы ее выиграть. Хоть и страшит эта мысль, отчасти я жажду вернуться в строй.
– Tu veux mourir? Et laisse-moi être clair, si tu hausses les épaules encore une fois, tu le seras[120].
– Je t’ai dit tout ce que je sais[121].
Знаю, что он говорит правду. Текст сообщений слишком расплывчатый – выходит, этот подонок не может быть доверенным лицом Антуана.
– Tu n’es rien de plus qu’un putain de chien de garde, et tu n’es même pas bon à ça[122].
В его глазах вспыхивает гнев, но он молчит, подавив злость. А поскольку я тоже тот еще ублюдок, на этом не останавливаюсь.
– Знаешь, ты напрасно так стараешься себя проявить. Предъявил бы к себе больше требований. – С отвращением окинув его фигуру взглядом, провоцирую Жюльена, подбивая выплеснуть гнев. – Tu n’es même pas digne d’être français[123].
Его презрительная ухмылка почти незаметна, но этого мне хватает. Схватив «глок», отшвыриваю стол и нависаю над Жюльеном, прижав к его лбу пистолет. Надо отдать ему должное, даже глазом не моргнул. Схватив его за горло, впиваюсь пальцами в его кадык и наклоняюсь так, что наши лица оказываются напротив.
– Dis-lui que le temps ici est parfait[124].
Наклоняюсь, пока он пытается перевести дух, и бросаю взгляд на дверь.
– Et que l’eau est prête[125].
Подавив желание размозжить ему череп «глоком», вылетаю из мотеля и киваю дожидающемуся на улице Озу.
– Посади его на рейс.
* * *
Двадцать четыре часа. Тайлер пришлет своих лучших сотрудников через двадцать четыре часа, и нас будут охранять мои Вороны и Секретная служба. Этого времени хватит. Я между тем должен посвятить Сесилию во все нюансы, начав со своего прошлого с Антуаном. У меня в запасе десять часов до возвращения Жюльена во Францию, после этого время и впрямь начнет обратный отсчет. Совершенно не сомневаюсь, что мы снова поссоримся с Сесилией, но это не разрушит наши отношения. Не знаю, что ждет нас в будущем, даже с учетом того, что подкрепление уже едет. Одна эта мысль побуждает торопиться к ней, оказаться рядом. Мое признание снова может вбить между нами клин, но не меньшим кошмаром для нее станет то, что с этой минуты я никогда не оставлю ее одну. Она хочет моего доверия, но если я не могу чего-то предугадать, то потворствовать ей в этом не стану и не пойду на компромисс.
Подъехав к кафе, не вижу ее «Ауди» и хмурюсь, отправляя сообщение.
«Где ты?»
Не получив ответ, стараюсь отнестись к этому с пониманием и успокоиться.
Остынь, Тобиас, она, наверное, поехала в банк.
Обычно Сесилия ездит туда после работы и, когда возвращается домой, в кармане ее фартука лежит кошелек с банковской квитанцией. Захожу в кафе и вижу, как Марисса хвастает декольте, сдувая пылинки с посетителя. Она поднимает голову и смотрит на меня сияющими глазами, а мужчина, сидящий за стойкой, повторяет ее движение и, встретившись со мной взглядом, рассеянно улыбается.
Хренов мистер Красавчик.
– Привет, Тобиас – боязливо вклинивается Марисса, отвлекая от него мое внимание. – Сесилия только что уехала в банк.
– Она вернется?
– Не говорила.
– Я подожду.
– Хочешь кофе?
– Спасибо, не нужно.
Бросив взгляд на телефон, не вижу от нее сообщения, но стараюсь не поддаваться панике. Стоя в дверях кафе, отправляю сообщение Воронам, а Грег тем временем встает и вытаскивает несколько купюр.
– Сейчас принесу сдачу, – тянет Марисса тоном, больше подходящим для спальни.
– Не нужно.
– Освобожусь через несколько часов, – говорит она, и Грег кивает. У них явно что-то намечается. Сесилия упоминала, что видела Грега в кафе несколько раз, и заверила меня, что он больше не ищет ее внимания. Его новая жертва снова наклоняется над стойкой, а я возвращаюсь к телефону и отправляю Сесилии еще одно сообщение.
Тобиас, она наверняка сейчас за рулем.
Краем глаза замечаю, что мистер Красавчик наклоняется и что-то невозмутимо шепчет Мариссе, но мне удается уловить только конец фразы: «…о том, с кем ты общаешься».
Нахмурившись, перевожу на него взгляд. Он перекидывает через руку пальто и, насвистывая себе под нос, идет к двери. Останавливается возле меня, подмигивает, словно говоря «я уже ее трахнул», и кивает.
– Тобиас.
Демонстративно его проигнорировав, снова смотрю на экран телефона.
– Наверное, она уже поехала домой, – предполагает Марисса. – Обычно после банка она сразу едет домой.
– Хорошо, тогда до встречи, – киваю я.
– До скорой встречи. – Она расплывается в улыбке и смотрит на Грега, который идет к своему «БМВ». Марисса начинает вытирать стойку и, как новый член его гребаного фан-клуба, насвистывает ту же мелодию.
Раздраженно касаюсь дверной ручки и замираю,
