Коридор. Люди. Те самые, что были на балу. Они уже слышали о происшествии – а можно ли назвать убийство происшествием? – и теперь пришли снова посмотреть на Тиссу.
– Не обращай на них внимания. Ты храбрая девочка. И все правильно сделала.
Путь до подъемника долог, и Урфин ускоряет шаг.
В кабине тесно. И слышен натужный скрип ворота. А если не выдержит? Выдерживает.
Снова коридор. И снова подъемник. Остается половина стражи. Остальные исчезают в темных поворотах. Встречает лорд Хендерсон, и Тиссе надо поблагодарить его за заботу, но голос вдруг пропадает.
– Я взял на себя смелость вызвать доктора Макдаффина.
– Спасибо.
– Здесь спальня, гостиная и небольшая библиотека. Есть ванная комната. Камин недавно растопили, поэтому, возможно, пока будет прохладно…
Он не похож на палача, скорее уж гостеприимный хозяин. И камера камерой не выглядит.
– Девочка моя, – Урфин наконец отпускает Тиссу, но стоять ей сложно, и Тисса сама цепляется за его руки, – потерпи еще немного. Все почти закончилось.
Ну вот зачем он врет? Все только-только началось.
– Давай мы снимем это платье? Вот так… – Урфин помогает раздеваться. Правильно, Тисса не справилась бы. А на сорочке бурые пятна особенно заметны.
Доктор начинает осмотр с головы…
– Гавин жив? – Тиссе очень надо знать.
– Жив, леди. Синяки. Ушибы. Несколько дней полежит и будет в полном порядке.
Тогда все замечательно.
Столь же тщательно изучают руки и шею… потом приходится снимать сорочку, но стыда уже нет. Только холодно очень. Доктор оставляет на столике склянку из темного стекла.
А Урфин не позволяет одеться. Он несет Тиссу в ванную комнату. Вода горячая и пахнет медом. От запаха и пара кружится голова.
– Я сама могу помыться…
Урфин не возражает, он просто поступает по-своему. И Тиссе остается закрыть глаза. Мягкая губка скользит по телу. Льется вода на плечи. И волосы тяжелеют… с мокрыми возни много.
– Сейчас покушаем и спать. – У него такой же ласковый голос, какой бывал у мамы, когда Тиссе случалось болеть. Но сейчас она здорова!
Ее растирают шершавым полотенцем и заворачивают в другое, мягкое.
– Я не хочу есть!
При мысли о еде Тиссу тошнит. Она вспоминает почему-то Гийома, белый сюртук и красную кровь. Бурое месиво и омерзительный непередаваемый запах.
Кажется, ее вот-вот вырвет.
– Тише. – Тиссу поддерживают. – Дыши ртом. Давай-ка вдох и выдох. Как я говорю. Вдох и выдох… и снова вдох. А покушать надо. Давай хотя бы суп?
Откуда здесь взялся суп? Но Урфин держит миску и ложку.
– Открой рот. И глотай. Вот умница.
Суп очень горький и пахнет травами. Наверняка в нем то средство, которое доктор оставил.
– Невкусно? Надо, девочка моя. Правильно. Еще ложечку…
– Я не должна была его… я никогда и никого…
– Понимаю. Но у тебя не было выбора.
Был. Только Тисса не решилась его принять.
– Не было. – Урфин заставляет проглотить еще ложку супа. – И ты ни в чем не виновата. Виноват Гийом. И виноват я. Мне не следовало доверять тебя кому-либо. Не следовало оставлять его в живых… еще тогда, на турнире. Благор-р-родство проявлял.
А глаза совсем черные.
– Не следовало уходить…
Суп все-таки закончился. Тисса не знала, как должно было действовать лекарство, но она просто перестала что-либо чувствовать. Стало как-то все равно.
Настоящая кукла.
И куклу укладывают в кровать. Под пуховым одеялом – слегка пахнет плесенью – прохладно, но Урфин, разувшись, ложится рядом.
– Закрывай глаза.
– Я… убила… я преступница.
Он должен это понять и не пытаться спасти Тиссу. Это невозможно. Только Урфин понимать не желает.
– Ты – мой свет. Я без тебя заблужусь в темноте и снова стану чудовищем.
Он говорит это, губами касаясь губ. И это не поцелуй, но тоже хорошо.
Только засыпать Тисса не хочет. Она боится снов.
Напрасно.
Во сне ее много света и синее-синее море. Там жарко, но в Ашшаре всегда лето…
Глава 28
СУД
– Свидетель, что вы можете сказать по делу?
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем ничего.
– Очень важное свидетельство!{31}
Из протоколов судебных заседаний
Кривая башня – исконная вотчина лорда-палача. Каменные глыбы, которые держатся под собственным весом. Крохотные окна. Вечный сквозняк даже там, где окон нет.
Редкие камины и высокие ступеньки. Лестница липнет к стенам, поднимается петля за петлей. В пустоте центра натянуты тросы. Подъемник поставили не так давно, и пользуются им мало. Здешние обитатели считают его ненадежным. Лестница – другое дело. Она одна и освещена скупо. Узка.
Такую удобно охранять. И люди Кормака уже успели занять позиции.
Люди Хендерсона не мешают. Но и не позволяют подняться выше третьего уровня. Путь вниз отрезан. Подъемник тоже будет проверяться. Остается лишь наверх, к гостевым комнатам, выше которых расположены покои лорда-палача.
У Кайя есть к нему вопросы, и от ответов зависит многое.
Хендерсон не удивлен визитом. Он не кланяется, но как-то кособочится, прижимая обе руки к правому подреберью. От него несет болезнью и гнилой плотью, запах ощутим, и странно, что никто прежде не обратил на него внимания.
– Да, я болен, – признается он, указывая на кресло. – Осталось уже недолго. Но, полагаю, что поговорить вы пришли не об этом.
На столике у камина шеренга склянок. И Хендерсон привычно смешивает их содержимое в высоком алхимическом стакане.
– Я пришел выразить вам благодарность за помощь.
– Не стоит. Кайя, извините, но мое состояние позволяет мне говорить прямо. Я и так слишком долго откладывал разговор… неприятно, знаете ли, когда люди меняются. Дункан, Магнус и я некогда были довольно близки. Мы росли вместе. Учились вместе. Сами понимаете, насколько прочны такие связи.
Хендерсон опустился на сооружение из гнутых трубок, поверх которых была натянута парусина.
– Дункан был умен и старателен, что не осталось незамеченным. Его место… ждало его. Так бывает. Есть люди, рожденные драться. Есть те, кто умеет обращаться с властью или с теми, кто ею обладает. Ваш отец тоже был… одинок.
Не следовало вспоминать о нем сейчас.
– На него возлагали большие надежды. Возможно, непомерно большие. И он искренне пытался соответствовать. Дункан же стал для него и другом и советником. Пожалуй, если бы сумел, он стал бы и воздухом, которым ваш отец дышит.
