— Дабы не ввести в заблуждение излишне доверчивых?
— Совершенно верно. Мужчина, который ищет обычную женщину может нанять девадаси, храмовую шлюху. Однако на ardhanari, хотя те и не относятся ни к одному храму, все же гораздо больший спрос, поскольку они могут быть как мужчинами, так и женщинами. Мне говорили, что они могут быть и тем и другим одновременно.
— А тот человек, вон там? — поинтересовался я. — Он что, тоже торгует своими половыми органами?
Если так, то он, похоже, мог продавать их на вес. Только представьте, мужчина вез их перед собой в огромной корзине, которую держал обеими руками. Хотя эти органы и принадлежали его телу, но полотно дхоти не могло прикрыть их. Корзина мужчины была почти полностью заполнена его мошонкой с яичками, эта часть его тела выглядела кожистой, морщинистой, покрытой венами, как у слона, а каждое яичко было в два раза больше человеческой головы. При виде этого мои собственные органы заболели: я преисполнился сочувствия и ощутил спазм.
— Загляните ему под дхоти, — сказала Тофаа, — и увидите, что его ноги толстые, как у слона, и покрыты такой же кожей. Но не слишком сочувствуйте ему, Марко-валлах. Он всего лишь пария, который болен «позором Сантоме». Сантоме — это наш вариант имени того христианского святого, которого вы называете Томас.
Объяснение оказалось даже еще более удивительным, чем вид этого несчастного человека-слона. Я произнес недоверчиво:
— Но что могут в этой невежественной земле знать о святом Томасе?
— Он похоронен где-то неподалеку отсюда, по крайней мере так говорят. Сантоме был первым христианским миссионером, приехавшим в Индию. Однако его не слишком хорошо приняли, потому что этот человек пытался помогать подлым изгоям-париям, которые вызывают всеобщее отвращение и наносят оскорбление добрым людям, принадлежащим к джати. Так что в конце концов пастве Сантоме, состоящей из парий, заплатили, чтобы они убили его, и…
— Его собственной пастве? Неужели прихожане убили его?
— Пария сделает что угодно за медную монету. Ведь эти люди как раз и существуют для грязной работы. Однако Сантоме, наверное, действительно был святым человеком, хотя и язычником. Люди, которые его убили, и их потомки-парии прокляты с тех пор: на них наслали «позор Сантоме».
Мы поспешили в центр города, где стоял дворец раджи. Для того чтобы попасть туда, надо было пересечь обширную рыночную площадь, переполненную народом, как и все рыночные площади, однако в тот день там не торговали. Там отмечали какой-то праздник, поэтому мы с Тофаа шли не торопясь: мне хотелось рассмотреть, как индусы празднуют радостное событие. Похоже, что они делали это по обязанности, поскольку я нигде не смог найти хоть одного счастливого или оживленного лица. Сегодня на лбах индусов красовались большие по размеру, чем обычно, пятна краски, к тому же их лица были вымазаны чем-то похожим на грязь, но пахнущим гораздо хуже.
— Помет священных животных, — пояснила Тофаа. — Сначала коровьей мочой моют лица, а затем намазывают навозом глаза, щеки и грудь.
Я воздержался от каких-либо замечаний и лишь спросил:
— Зачем?
— Сегодня праздник в честь Кришны — Бога Любви. Видите ли, когда Кришна был всего лишь юношей, он был простым пастухом, пас коров и именно в коровнике соблазнял местных женщин. Так что это не просто праздник в честь пылкой любви, это еще и торжественное чествование священных коров Кришны. Слышите музыку, которую исполняют музыканты?
— Слышу. Но я и не подозревал, что это музыка.
Музыканты собрались у помоста в центре площади и терзали множество каких-то инструментов — флейты из тростника, ручные барабаны, деревянные трубки, струнные инструменты. Среди всей этой какофонии, состоявшей из визга струн, звона и треска, действительно приятные ноты издавал только один инструмент — похожий на лютню, с длинной шеей и телом, напоминающим тыкву; у него были три металлические струны, на которых музыкант играл указательным пальцем. Зрители-индусы возбужденно толкались рядом, но вид у них был отнюдь не радостный. Скорее они выглядели терпеливыми и опечаленными звуками музыки.
— То, что музыканты сейчас играют, — пояснила Тофаа, — называется kudakuttu — танец Кришны с горшком, в его основе лежит древняя песня пастухов коров, которую они поют во время дойки.
— Ну что же, если бы я сам хорошенько подумал, то, пожалуй, мог бы догадаться.
— И тут появляется красивая девушка nach. Давайте постоим и понаблюдаем, как она исполняет танец Кришны с горшком.
До черноты смуглая плотная женщина, возможно, и красивая по канонам индусской красоты, с которыми меня ознакомила Тофаа, по существу, сама недалеко ушла от млекопитающего, которому посвятила свой танец. Она тяжелой походкой взошла на помост, неся с собой большой глиняный горшок, символизирующий, насколько я понял, горшок с молоком Кришны, и начала принимать различные позы. Она ставила горшок то на один изгиб руки, то на другой, опускала его на голову, время от времени широко расставляя ноги, очевидно, очищая помост от муравьев.
Тофаа по секрету сообщила мне:
— Люди, которые поклоняются Кришне, — самая жизнерадостная и беззаботная из всех сект индусов. Многие осуждают их за то, что они предпочитают живое веселье целительному спокойствию медитации. Но, насколько вы можете видеть, они изображают беззаботного Кришну, заявляя, что радость жизни приводит к счастью, а счастье дарует безмятежность, которая, в свою очередь, дает мудрость, ну а всё вместе это образует единство души. Вот что выражает танец с горшком.
— Очень интересно. А когда она начнет?
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду танец. Когда она начнет танцевать?
— Но это и есть танец!
Мы продолжили идти по площади — Тофаа казалась раздосадованной, да и я был не слишком сдержан — через толпу почти до оцепенения угрюмых участников праздника к воротам дворца. Пайцза Хубилая из слоновой кости висела у меня на груди, Тофаа объяснила двум стражникам у ворот, что она собой представляет. Оба были одеты в не слишком-то воинственного вида дхоти и держали свои пики под каким-то непонятным углом. Стражники в ответ лишь неопределенно пожали плечами, словно не знали, пропустить нас или взять на себя труд выгнать прочь. Мы пересекли пыльный двор и вошли во дворец, который был, по крайней мере, роскошным сооружением из камня, а не убогим строением из глины и навоза, как почти все остальные здания в Кумбаконане.
Нас встретил управляющий — наверняка высокого ранга, поскольку на нем был чистый дхоти, — он был потрясен видом моей пайцзы, тем более что Тофаа объяснила ему, что это такое. Управляющий распростерся ниц, прижавшись к полу лицом, а затем принялся перемещаться, словно краб. Тофаа сказала, что мы должны следовать за ним. Вскоре мы оказались в тронном зале. Для того чтобы описать вам богатство и великолепие этого зала, я скажу лишь, что все четыре ножки трона стояли в супницах, полных масла, чтобы местные змеи kaja не смогли заползти на сиденье, а белые муравьи не сгрызли и не уничтожили его целиком. Управляющий сделал нам знак подождать и поспешил в другую дверь.
