Разумовский. Что, русские мы или не русские? (Пишет.) Всех в профессоры!
Ломоносов (Разумовскому, указывая на учеников). Молодые! И как их много! И какие они непобедимые! Ах, ваше сиятельство! Молодость есть величайшее чудо мира. А молодая наука, да еще наша, русская, разве это не чудо из чудес? (С чуть приметной насмешкой.) Как я рад, ваше сиятельство, что вы, самый молодой в мире президент Академии наук, находитесь теперь среди многочисленных молодых ученых!
Разумовский (сухо, понимая насмешку). Да. Я тоже рад, Ломоносов.
Академики. Виват! Виват! Виват Академии!
Входит Стефангаген.
Стефангаген. Ваше высокографское сиятельство!
Разумовский. Еще что там?
Стефангаген. Ваше сиятельство (кланяясь Нарышкиной), обращаюсь к их высокографскому сиятельству. Прибыл Нарцысушко, любимый арапчонок государыни!
Из коридора, подскакивая и размахивая письмом, бежит арапчонок, разодетый в шелка, ленты и кружева. Он подбегает к Нарышкиной и подает ей письмо. Она разрывает конверт, читает, гладя арапчонка по голове, затем целует письмо. Все заулыбались. Взоры всех академиков сосредоточились на Нарышкиной.
Миллер. Какой торжественный день!
Люкке. Какое удивительное заседание Академии наук!
Нарышкина. Спасибо, Нарцысушко! Скажи: кланяется земно, благодарит государыню и будет непременно и тотчас.
Арапчонок убегает.
Разумовский (слабым голосом). Нас пригласили на послеохотничий ужин?
Нарышкина. Нас? Меня! (Встает.) Господа! Государыня с трех выстрелов убили трех лосей.
Крики: «Виват! Виктория!», Ломоносову, окруженному учениками.
Михаил Васильевич! Сегодня я видела истинную любовь к отечеству. Я вижу истинную любовь к истинному человеку сынов отечества, и я… Я остаюсь в России, за границу не поплыву.
Иконников. За границу никто не поплывет, Катерина Ивановна. (К академикам.) И корабли ваши, господа академики, тоже не уплывут за границу. Порты приказано закрыть.
Разумовский. А что случилось?
Иконников. Подлец король Фредерик Прусский напал на Россию. Уже дана инструкция: нонче, в пять утра, русским войскам двинуться к границам Пруссии. Война!
Разумовский. Война? (Молча глядит на Иконникова, словно ожидая от него приказаний.)
Иконников. Спокойствие, господа. Угодно вам, господин презус, огласить сей указ Сената? (Передает бумагу Разумовскому.)
Разумовский (Теплову). Читай.
Теплов. «Сенат предписывает: ввиду дряхлости и старости господина советника Шумахера, все дела Академии, с сего числа, подписывать графу Разумовскому, купно с советником и профессором Ломоносовым. Сенат уповает, что он, истинный сын Отечества, оный департамент в цветущее состояние приведет».
Академики аплодируют. Разумовский тоже.
Крашенинников. Профессор Московского университета, пиит Николай Поповский стихи свои огласит.
Поповский.
Московский здесь Парнас приветствует витию,Что чистый слог стихов и прозы ввел в Россию,Что в Риме Цицерон и что Виргилий был,То он один в своем понятии вместил,Открыл натуры храм богатым словом россовПример их остроты в науках — Ломоносов!
Все аплодируют.
Нарышкина. Прекрасные стихи, профессор! Граф Кирилл! Вы идете меня провожать?..
Разумовский. Иду, иду, Катерина Ивановна, сейчас! (Поспешно, испуганно убежал за ней, забыв и попрощаться.)
Ломоносов. Господа академики и новые молодые профессора! Конференцию продолжаем, садитесь! Господа, садитесь, господа!
Все садятся.
Вы почему не садитесь, академик Миллер?
Миллер (ласково). Мой друг, российский Ньютон!
Ломоносов. Называйте меня просто Ломоносовым.
Миллер. Ломоносов! Я увидел сегодня, как вы были правы. И я увидел сегодня, как я был неправ. Простите меня. Я не хотел оскорбить диссертацией своей Россию.
Ломоносов. Россию не оскорбишь диссертацией, даже самой плохой. Вы оскорбили только себя и свое дарование. Забудем это. (Жмут друг другу руки.)
Откуда-то издалека слышны приглушенные звуки барабана, постепенно разрастающиеся. К ним присоединяется музыка военного марша, солдатская песня. В окнах растут отблески солнца с реки.
Иконников. Великое воинство русское выступило супротив мерзавца и грабителя Фредерика Прусского!
Ломоносов. Выступило, чтобы наступить сему Фредерику, сей его войне, на горло.
Ученики прилипли к окнам. Академики разговаривают у арки.
Шелех. Гренадеры идут, преображенцы, пушки…
Пиленко. Петер, гляди, твои пушки везут! Ура-а!
Фон-Винцгейм (тихо). В этой проклятой России все и всегда неожиданно. Откуда в ней столько войска и столько вооружения?
Уитворт (тихо). С помощью Англии ваш король Фредерик, полагаю, возьмет все это войско и все это вооружение себе!
Фон-Винцгейм. О, прошу об этом бога!
Солнце поднялось. В окнах горит игла Адмиралтейства. Все ближе барабаны, музыка и песни. Слышно раскатистое «ура»!
Иконников. Мне пора. Позволь солдату Российской армии обнять и поздравить тебя. Оставайся, создавай новую русскую Академию, коей ты всегда был и будешь главой.
Ломоносов. Я сам — простой солдат отечества. Но всем своим простым сердцем чую высоту и правду будущей российской истории. И чую еще, что высоту и правду эту увидит все человечество!..
Взор Ломоносова, пытливый, полный надежды, устремлен вдаль. Солнце яркими утренними лучами освещает его лицо.
Подбегает Стефангаген. Он — угодлив, но угодлив сдержанно.
Стефангаген. Соблаговолите, господин советник, подписать указ о вступлении своем на пост вице-президента?
Ломоносов. Стефангаген! А я ведь немцев-то уважаю.
Стефангаген. Невозможно, господин советник! Король Фредерик идет походом на Россию.
Ломоносов. То-то, что — король Фредерик!
Стефангаген. И с королем — большое войско!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
