Тредьяковский, Крашенинников, Нартов. Слава!
Ломоносов. Но академики из иноземцев безмолвны!
Иконников (в изумлении оглядывая академиков). Да-а, эта академическая крепость потверже Азова будет.
Разумовский. На них, господин министр, армии двигай, они и тогда внимания не обратят. Горды! А от меня требуют, чтоб я их один усмирил?..
Иконников. Есть здесь один огненный человек, Петер Алексеев!
Быстро выходит Петер Алексеев. За ним идет встревоженно Никифор Пиленко.
(Пиленко.) Запорожец, тебя спросим после. Я хочу, чтоб Петер Алексеев рассказал о своей особо трудной задаче под литерой «Т». Твердо. Исполнению той задачи сердце каждого русского должно порадоваться.
Пиленко. Федор Ростиславич! Петер говорит горячо, торопится. Позвольте мне за него объяснить.
Петер. Зачем тебе? Я выполнил, я и объясню.
Пиленко (Петеру, тихо). Погубишь себя, Петер, если здесь бар начнешь ругать.
Петер (так же тихо). Чать, удержусь. (Выходит.) Господа академики! Задача мне была такая: «Отлить орудие, чтоб где одна лошадь пройдет, там и оно могло быть провезено».
Иконников. Сиречь легкую, подвижную артиллерию, коей ни в одной стране досель не бывало! Продолжай!
Петер. Артиллерии сей нужна была такая хорошая бронза, коей тоже доселе в России не было. Пиленко, друг, ты выплавил ее?
Пиленко. Постарался.
Петер. Нужно было железо и сталь такой крепости, коей в России доселе не было! Шелех, Укладник, вы дали сей металл?
Укладник. Ты его получил!
Петер. Потребовались ученые пушкари-умельцы, их обучили и прислали. Хлопотали вы о пушкарях тех, Андрей Константинович, Михайло Васильевич?
Нартов. Еще бы.
Ломоносов. Пришлось.
Петер. Словом, орудия отлиты. Вес того орудия…
Иконников незаметно грозит ему пальцем.
…вес того орудия известен. Дал я ему разборный лафет, разрывной снаряд, и бьет оно…
Жест Иконникова. Петер опять поперхнулся.
…и как оно бить будет, это будет тоже известно.
Голоса из коридора: «Хвала пушкарям Ломоносова».
Иконников. Отлиты, государи мои, пушки, которые дают силу огня на пять верст. Впервые в истории войн, — не дай бог войны… впервые в истории войн российская пехота пойдет в бой вполне защищенная артиллерией. Вам это понятно, государи мои?
Крашенинников, Тредьяковский. Слава артиллерии русской!
Шумахер. Под огнем артиллерии мы смолкаем. Ежели Сенат признает научные сии задачи решенными, мне остается собрать мнения академиков под протоколом?
Иконников. Должно быть, так.
Шумахер. Господа академики! Кто подпишет протокол, что научные задачи под литерами решены и что награду решившим стоит выдать?
Тредьяковский. Я подпишу!
Крашенинников. И я!
Нартов. Дайте и мне перо, подпишу!
Голоса. Сподвижнику Петра хвала! Хвала академику Нартову!
Шумахер. Академик Люкке?
Люкке. Не подпишу.
Шумахер. Академик Миллер?
Миллер. Отказываюсь.
Шумахер. Академик де-Рюшампи?
Де-Рюшампи. Нет.
Шумахер. Академик Уитворт?
Уитворт. Не только знания учеников, но и знания самого их учителя Ломоносова под сомнением. Мы, например, не раз спрашивали мнение великого Эйлера о трудах его.
Шумахер. Великий Эйлер даже не ответил нам.
Иконников. Не ответил?.. Ну, а вот мы послали ученым людям Европы решение научных задач, образцы металлов и изделий, и нам подлинные иноземные ученые ответили. Адъютант!
Жестом велит раздать бумаги из портфеля. Адъютант разносит бумаги академикам. Они читают, оживленно обсуждая.
Люкке. Фурмей из Берлина! Кандамин из Лотарингии?
Де-Рюшампи. Фризи из Милана? Я знаю его! Хвалит!
Миллер. Виллагауэр? Считает превосходным?
Уитворт. Сам де-Марни признает? Удивительно!..
Шумахер. Однако великий Эйлер не ответил нам!
Иконников. Ни на одно ваше письмо? (Показывая письмо.) А это? (Молчание). Вы получали, сударь, ответы Эйлера, но прятали их. Читайте же вот этот последний ответ вслух!
Шумахер (читает). «Все труды господина Ломоносова в области физики и химии не только хороши, но и превосходны. Ломоносов обладает счастливым гением для редких открытий в области физики, химии, электричества…»
Иконников. Плохо слышно. Громче!
Шумахер. Тут по-латыни, а я плохо разбираюсь…
Иконников. Скажите, латынь забыл!.. Но вы забыли и про радость, с коей следует читать вам, советнику Российской академии наук, об успехах русской науки.
Шумахер (громко). «Желательно, чтобы все академии Европы были в состоянии производить великие открытия, которые совершил Ломоносов. Открытия его делают честь не только российской Академии наук, но и всей русской нации».
Аплодисменты.
Иконников. Ну, что ж вы теперь скажете, господа?
Тауберт. Да! Открытия Ломоносова! Мы согласны их обсуждать! Но перед нами «открытия» каких-то мальчишек! Может быть, они выплавили вместо одного пуда железа — полтора, а мы, академики, им рукоплещи? Академия не завод!
Ломоносов. «Вместо одного пуда полтора? Академия не завод!» молвил Тауберт. Прекрасно! Значит, вы забыли, что кое-кто из вас торгует? Вот, например, господин Уитворт приготовил к вывозу корабли с пенькой, лесом, зерном, железом…
Уитворт. Я скупаю преимущественно кожи! Миллионы кож, ха!
Ломоносов. Да, много вложено денег. Стало быть, вам интересно знать, сколько же благодаря трудам сих ученых юношей русские заготовили новых товаров? Вдруг много? Вдруг да старые товары упадут в цене? И тогда выйдет, что вы их напрасно заготовляли-с?
Тревожное молчание.
Де-Рюшампи (изменившимся голосом). Вряд ли русские могут заготовить товаров столько, чтоб это отразилось на ценах мирового рынка!
Ломоносов. Спросите у сих юношей, они ответят вам.
Де-Рюшампи (после молчания). Я, пожалуй, спрошу. У меня, видите ли, приготовлено несколько кораблей с железом. Господин министр, интерес понятный?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
