class="p1">— На этой картечнице отсутствуют механизмы наводки, — озабоченно заметил инженер. — Возможно, не вполне удачные результаты связаны именно с этим. Как вообще случилось, что их сняли?
— В качестве эксперимента, — пояснил капитан Мешетич.
— А этот, даже не знаю, как назвать, приклад, что ли?
— Весьма странный эксперимент, — поддержал инженера председатель комиссии, генерал Вановский. — Совершенно очевидно, что без механизма наводки прицельную стрельбу обеспечить не удастся! Вы что же, все так переделали?
— Никак нет, ваше превосходительство, — только два орудия из взвода подпоручика Самойловича!
— Странно, судя по донесениям, именно у них наилучшие результаты. Но как это возможно?
— Разрешите обратиться, ваше превосходительство? — неожиданно вмешался в разговор довольно рослый унтер, служивший наводчиком у модернизированной митральезы.
— Ты кто такой? — выпучил глаза генерал.
— Сто тридцать восьмого Болховского полка старший унтер-офицер Будищев!
Фамилия эта была генералу знакома, поэтому он хоть и нелюбезно, но все же снизошел до ответа.
— Ну, обратись, коли нужду имеешь.
— Механизмы эти, ваше превосходительство, нужны бывают только при стрельбе на дальние дистанции, а в обычном бою от них вреда больше, чем пользы.
— Как это?
— Да так! В настоящем бою нужно как можно быстрее переносить огонь с одной цели на другую, а с этими винтами одна морока. А мишени остались целыми оттого, что картечницы поставлены неправильно. Стояли бы по флангам, ни одна бы не уцелела.
— Черт знает что! — скрипнул зубами один из присутствующих офицеров. — Нижние чины совсем уже распустились!
— Глупости ты говоришь, братец! — решительно заявил генерал. — Без прицельных механизмов точная наводка невозможна, а потому стрельба приведет лишь к бесцельному расходу огнеприпасов!
Члены комиссии согласно закивали, выражая полное согласие со своим председателем, однако реакция унтера оказалась еще более удивительной. Недолго думая, он развернул свое орудие в сторону ближайшего сарая и начал вращать рукоять. Раздавшийся грохот заставил всех присутствующих закрыть уши, а Будищев, по всей вероятности сошедший с ума, все крутил и крутил, одновременно меняя направление блока стволов. Когда же шум прекратился, изумленные господа уставились на стену сарая, украшенную большой буквой «А» и двумя черточками поменьше.
— Вот сукин сын, — крутнул головой Мешетич. — Императорский вензель изобразил!
— С механизмами наводки так не получится, — коротко пояснил свои действия унтер-офицер и, вытянувшись по стойке смирно, принялся есть глазами начальство.
Крыть это было нечем, да и изрядно продрогшие господа генералы и офицеры не имели желания вести дискуссию с нижним чином, так что все быстро отправились восвояси, и только Барановский задержался возле удивительного унтера.
— А я-то понять не мог, зачем блок стволов так высоко подняли, — почти весело заявил он странному унтеру.
— Иначе патронные ящики и колеса углы обстрела ограничивают, — пожал плечами Будищев.
— Это ты сам придумал?
— Вроде того.
— А еще мысли какие есть?
— Эх, господин хороший, у меня этих мыслей — вагон и маленькая тележка!
— Вот даже как! И какие, если не секрет, вот что бы ты предложил еще улучшить на этой картечнице?
— Ее улучшать — только портить! Лучше сразу разобрать и сделать, но уже руками и головой перед тем подумать.
— То есть те, кто ее создавали, по-твоему, головой не думали?
— Ох, барин, вопросы вы задаете не по окладу… ну вот смотрите, зачем эта рукоять?
— Чтобы осуществлять перезарядку, — удивленно ответил Барановский, не понявший вопроса.
— Это как раз понятно, только зачем рукоятью? Тут от стрельбы такая отдача, если ее в работу запрячь, то можно черта в бараний рог скрутить.
— Как это?
— Ну не знаю, кто из нас инженер, вы или я? Можно пружину поставить на затвор, чтобы он от выстрела в одну сторону, а пружиной назад. Можно газы пороховые отвести, чтобы они в поршень упирались да затвор дергали. Хотя так не получится, уж больно золы много после выстрела. Думать, короче, надо. Главное, чтобы стрелять один человек мог, а для этого вес уменьшить!
— Это верно, — согласился инженер, — я на своей картечнице всего шесть стволов оставил.
— Зашибись! А один нельзя было?
— Тогда стрелять долго нельзя — перегреется!
— А вот чтобы этого не случилось, на нем можно оребрение сделать, как на радиаторе. Ну, или в кожух с водой поместить…
— Хм, любопытные у тебя, братец, мысли в голове бродят! Скажи, ты после службы чем заняться думаешь? Если что, приходи к нам на Обуховский завод, там такие светлые головы нужны!
— Эх, ваше благородие господин инженер, станьте сперва в очередь.
— И что, много куда зовут?
— Да просто на части рвут!
— И куда же?
— Ой, то на флот, то сразу в графы. Короче, умные направо, красивые налево, а мне хоть разорвись!
Через несколько минут донельзя изумленный инженер расспрашивал о странном унтере у капитана Мешетича, с которым был прежде шапочно знаком.
— Ах, да, вы же только прибыли и не знаете последних сплетен, — усмехнулся капитан. — Этот до крайности развязный для его положения молодой человек — незаконнорожденный сын графа Вадима Дмитриевича Блудова. Тот, правда, всячески открещивается от плода своего греха, но сие, как вы сами понимаете, после огласки мало кого волнует. Будучи простым солдатом, сумев проявить храбрость и изрядную находчивость, попался на глаза репортерам, но что еще более важно — цесаревичу! Молодца заметили, и теперь он местная знаменитость, нечто вроде ученого медведя, умеющего танцевать барыню.
— И какова вероятность, что граф признает своего байстрюка?
— Трудно сказать. Вадим Дмитриевич, насколько я знаю, решительно настроен против, а приказать ему, сами понимаете, никто не может.
— А что за история с флотом?
— Вы и об этом слышали? Ну, тут все просто, он, как выяснилось, еще и весьма недурно разбирается в гальванике и даже что-то им починил однажды. Спохватись они чуть ранее, Будищева просто перевели бы в морское ведомство, но теперь он старший унтер-офицер и георгиевский кавалер, да еще и история с происхождением…
— А сам-то он что хочет?
— Господи, да кто же его будет спрашивать! Хотя кое-кому такая блажь пришла, но ответ был столь удивителен, что я иногда даже сомневаюсь, не анекдот ли это.
— И что же он ответил?
— Он сказал, цитирую: «В гробу я видел обе эти перспективы», чем изрядно фраппировал окружающих!
— Не может быть! — засмеялся Барановский, но затем, отойдя в сторону, задумался. «Гальванер, изобретатель, просто человек с неординарным мышлением, нет, такого самородка упускать нельзя!»
Дмитрий с тоской смотрел на мичмана Нилова и ругал себя последними словами. Сколько раз говорил он себе: «Язык твой — враг твой», но все еще регулярно попадал в неловкие ситуации, ляпнув что-нибудь не подумав. Вот и теперь… впрочем, обо всем по порядку.
Нилов, как видно не оставивший мысли
